Восстание - Радмила Александровна Ёлкина

делаю. Не так уж важно то, что ты Дежурный, а я обычная рабочая. Ты ведь имел это в виду. Просто… что такого в том, что ты меня просто поцелуешь? Я не знаю, но, может, ты сам еще не осознал, хочешь ли ты этого? Я уже давно как бы с этим разобралась, но ты… может, тебе нужно время… в общем, ладно, я пошла спать.

Заходя в палатку, я разбудила Варю. Мы начали тут же болтать, я рассказывала ей про бункер, а потом она снова уснула. Я же не могла закрыть глаза, пока не пришел Максим. Я даже не знаю, что сейчас творилось в его душе, ведь он не стал ко мне даже прикасаться, он лег набок, отвернувшись от меня. Да и хотела ли я этого сейчас? Может, там, у реки и хотела, нет, я действительно хотела. А сейчас он казался мне немного отстраненным. Мне не хотелось бы навязываться ему, но я все равно пристроилась к его спине и обхватила руками его талию, чувствуя его тепло. Видимо, я растопила какую–то льдинку внутри него, так как он перевернулся на другой бок и поцеловал меня нежно в лоб, а я стала засыпать в его объятьях.

19

Все было просто замечательно. Мы все уже перебрались в бункер. Игорь рассердился на нас, когда мы сказали ему, что открыли его, и что там можно жить. Да и сейчас он не одобрял все это дело. С тех пор, как мы с Максом отыскали убежище, прошло около недели. Пока было непривычно жить под землей, а не на земле. Хотя наш, так сказать, поисковый отряд не собирался отвыкать от этого. Мы продолжали искать людей, и нашли еще двоих с тех пор, как поселились в бункере. Даже не проходило и трех дней, а они уже были членами нашего необычного сборища людей. Мы начинали готовиться к восстанию, мы стали повстанцами. Ребята с оружейного завода стали обучать всех нас, как пользоваться оружием, Максим, Игорь и Дима обсуждали все время какой–то свой план действий. Надо отметить, что Игорь, будучи вожаком, не старался посвящать и себя и ребят, у него стали напряженные отношения со всеми, особенно с Максом, Игорь стал просто невыносимым. Он мог вспылить без причины, мог ударить кого–то просто так, его душила какая–то озлобленность. Я все время ловила его этот страшный, полный ненависти взгляд. Я знала, он ненавидел меня, ненавидел Максима, ненавидел тех, с кем были мы дружны. Вся эта история с бункером испортила отношения между ним и всеми нами. Вика раньше, к примеру, старалась реже выражать свое недовольство вожаку, а теперь… Но что самое главное и интересное, все без исключения все равно боялись его и уважали. Ну, лично я испытывала к нему только отвращение и ненависть, но старалась не показывать ему это. Любой упрек, неправильный взгляд в его сторону: все это могло окончательно вывести его из себя. Да, все–таки я тоже его боялась.

Варя была самой младшей среди нас, но на это уже никто не обращал внимания. Она вместе со всеми готовилась к восстанию, научилась стрелять из пистолета. Я стала замечать, что она изменилась. Эта робкая, трусливая девчонка стала храброй и уверенной. Уверена, родители гордились бы ей сейчас. Но она перестала о них говорить, стала привыкать к тому, что больше не увидит близких и родных людей, она начала взрослеть. Ее страхи начинали растворяться, она перестала бояться. Она перестала быть ребенком, а этого боялась я. Кто бы мог подумать! Варя спокойно берет в руки оружие, а ей всего двенадцать. Еще месяц назад я даже не могла себе это представить. А сейчас я смотрела, как она пыталась попасть в мишень, которую ей приготовили. Она почти попадала в цель, из–за этого она пробовала снова и снова стрелять.

– Ты знаешь, что младшие сестры всегда берут пример со старших? – это был Максим, который подошел ко мне сзади. Он положил мне руки на плечи, тогда как я скрестила свои на груди. – Таня, она перестала быть маленькой девочкой.

– Ей всего двенадцать! – в этот момент Варя кинула на меня взгляд. Я улыбнулась ей. Что мне еще оставалось делать? Отобрать у нее пистолет и поставить ее в угол, говоря, что оружие – это не игрушки? – И почему она только так поступила?

– Может, она берет пример с тебя? О, и не делай вид, будто ты не понимаешь, о чем я тебе говорю! Ты для Вари какой–то идеал, к которому она стремится. Ты можешь этого не видеть, но это видят другие. Ты посмотри! Она так же, как и ты, быстро нашла общий язык со всеми нами, она такая же храбрая как ты, и она теперь знает, для чего она здесь. По–моему, все хорошо. Что тебя так тревожит?

– Ей двенадцать, – повторила я и в этот момент услышала ее радостный возглас. Наконец–то, она стала попадать в цель. Она подбежала ко мне в надежде, что я ее поздравлю с этим. Ее голубые, ясные глазки так и просили меня об этом. – Отлично, теперь у нас на одного стрелка больше! – я потрепала ее черные волосы, и она довольная побежала делиться этой счастливой для нее новостью с кем–то еще.– Пойду выпущу пар, – обратилась я больше к себе, чем к Максу. Он осторожно убрал руки с моих плеч. – Слав, где лежат ножи?

Через минуту я уже кидала ножи в мишень. Сначала они просто бились о стену и падали на пол. Во мне нарастало какое–то раздражение, и я стала кидать их с такой силой, что где–то в глубине сознания я понимала, что выгляжу устрашающе. Хоть жизнь и налаживалась, а мне становилось от чего–то хреново. Меньше всего мне сейчас хотелось говорить с кем–то, но возле меня было человек пять, которые знакомились с оружием. Паша пытался заговорить со мной, когда я вытаскивала свои ножи из мишени, я лишь отдала ему их в руки. Я начала бродить по коридорам бункера. Здесь было тихо, как раз то, что было нужно. Но и это стало приводить меня в бешенство. Я прислонилась к стене и села на пол. Ну что было не так? Что, действительно, меня так тревожило? Варя. Я хотела для нее не такой жизни. Ей нужен мир свободы, а не мир войны. Да, она и все тут готовились к войне, к восстанию, и от этого мне было не по себе. Большинство не понимали,