Охота на крутых - Александр Граков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Несчастный случай в связи с аварийным состоянием ограждения» – с этой версией чуть позже согласились все. А что было делать? Преступника‑то не было! А очередной заказчик «дяди Леши» через некоторое время «осчастливился» резким возрастанием цены заказа – в два с половиной раза...
Глава III
Концы в воду!
В одну из рождественских ночей 95‑го года отдыхавшему в семейной обстановке Ивану Федоровичу приснился сон: лежит он на пляже, загорает... И вдруг гаснет солнце, и наступившая темнота давит на него – на каждый миллиметр тела, как обвалившаяся неожиданно порода в лаве. Страшно давит – трещат кости, лопаются вены и сухожилия... Очнулся он на кровати в холодном поту.Фу ты, и приснится же гадость такая! Сны его никогда не сбывались, да и не верил он во всю эту ерундистику. Но в новом 1995 году Провидение уже готовило «презент» бывшему шахтеру.
До апреля он развлекался,. как мог – денег было валом, а работать в морозном и слякотном климате – лень. Поэтому смотался «в командировку» на Гавайи, погрел кости на солнечном пляже, да заодно спустил в казино несколько тысяч баксов, благо там не спрашивают, откуда они берутся. Но, прибыв домой ко дню рождения «всесоюзного деда» В. И. Ленина, вскоре заскучал и стал собираться в очередную поездку – манила острота ощущений. Позже в его бумагах был найден очередной заказ с выездом в Москву. 25 апреля Гребов, отправляя винтовку, упаковал затвор и оптику в фанерный ящик, даже не вспомнив, что такого никогда себе не позволял – раньше были только мягкие бандероли. Но то ли европейское солнце подплавило мозги, то ли права народная мудрость, что «и на старуху бывает проруха», – как бы там ни было – посылка ушла. А на следующий день и сам Иван Федорович преспокойно уехал в первопрестольную, на предварительную работу.
Первого мая на территории Лубянки отрабатывали свои оперативные задачи с помощью скрытой камеры и при выгрузке багажа в случайно разбитой фанерной посылке зафиксировали факт нахождения оптики и затвора от огнестрельного оружия. Этот груз сотрудниками КГБ был немедленно взят под контроль. А второго мая в дневное время эту уже отремонтированную посылку и еще две бандероли получил на глав почтамте один из солнцевских алкашей – Николай Пронин и отвез груз к себе домой. Когда же вечером был задержан за хранение огнестрельного оружия, возмущению его не было предела.
– Да откуда же я знал, что там? Подошел мужик, сунул «полтинник», попросил получить на мой паспорт, так как свой – утерял... Сегодня в десять вечера придет забирать свое барахло. Обещал еще столько же дать. Сто тысяч – за такие бабки я на пузе станцую, начальник!
В назначенное время в дверь позвонили... Это была первая и... последняя встреча Ивана Федоровича с сотрудниками КГБ. Следователю попался крепкий орешек. С Гребовым они были почти одногодки. Только вот старый гэбэшник оттачивал свое мастерство не методом изучения опыта боевиков и детективов, а на практике – в свое время небезрезультатно поработал над переправкой «тупых идиотов – диссидентов» из нормального состояния в психиатрические лечебницы. И еще одна характерная черта служебной деятельности следователя Трунова – беспредел в отношении подследственных. Но тут уж ничего не поделаешь – старая школа кадров. Да и с «талантливой» нынешней «зеленью» опытом нужно делиться – не уносить же с собой в могилу такой «бесценный» груз!
На изъятой винтовке – ни одного отпечатка пальцев, но «аппарат» наследил по девяти убийствам, причем в двух случаях убийца «перебежал дорожку» органам: в первом случае валютная проститутка, устраненная бутылкой с песком, работала на нашу доблестную контрразведку, а во втором – одним из заказчиков по Киеву прошел сыночек бывшего члена Политбюро ЦК КПСС, начальник одного из отделов в конторе на Лубянке...
Свою защиту Гребов выстроил четко, осмысленно, буквально издеваясь над следствием:
– Винтовка? Первый раз слышу! Какой‑то незнакомец попросил провернуть дело с посылками за триста штук «деревянных»! Его словесный портрет? Да хоть сто порций! (Описал Наполеона, еще и с веселыми прибаутками). Что делал в Москве? А что делают еще полтора миллиона приезжих? Обыск дома? Со всем нашим удовольствием! Убийства? Какие? Доказательства пожалуйте, господин следователь!
Все эти выходки пенсионера в конце концов «достали» Трунова. Оперативник, разозленный «следак» и арестованный вылетели сперва в Краснодар, затем в Донецк – на место прежней работы пенсионера... А пятого мая к детскому садику станицы Российской, в который родители водили внучку Инночку, подкатила «Волга» и два молодых человека интеллигентного вида отправились на беседу с заведующей учреждением. Через шесть часов донецкие «опера» доставили ребенка в СИЗО...
В кабинете находились трое: Трунов, Гребов и еще один оперативник.
– Колись, Ваня, хорош тюльку травить! Пиши, предупреждаю, а то будешь после на нас обижаться и... на том свете! – урезонивал подследственного Трунов.
– Да о чем вы?! – изумился Гребов. – И, кстати – не пора ли нам душевно распрощаться – время нашего общения истекает! – улыбаясь, продолжил он.
– Ну что ж! – Трунов тяжело вздохнул. – Ты сам на это напросился ! Я передаю тебя моему донецкому коллеге! – указал он на напарника.
Второй опер без разговоров снял трубку с телефонного аппарата и набрал номер. Послушал ответ и коротко приказал:
– Веди! И «психа» не забудь!
Улыбка сразу сползла с лица Гребова, когда в кабинете появилась его внучка, которая с криком «Де‑да!» бросилась к нему. Лицо пожилого человека посерело. Зато веселым голосом заговорил тот, второй:
– Целуйся с Внучкой, ты, козел! От души целуй ее, а то, может, в последний раз видишь нормальной! Сейчас наш медик введет в вену препарат, и через полчаса она навсегда станет законченной шизофреничкой. Потом ребята отвезут ее домой, а воспитатель и заведующая ничего не видели и не знают. Бывает такое в детстве, ха‑ха... Ходит, ходит ребенок, а потом – бац, и дура на всю оставшуюся жизнь! На раздумье тебе, старик, – две минуты!
«Следак» шел на беспредел, но его почти собачье чутье на преступника не подвело и в этот раз. Не прошло и минуты, как раздался хриплый, вмиг постаревший голос Гребова:
– Убери отсюда ребенка, гад!
Затем он попросил сигарету и впервые в жизни закурил. Рассказывал свои истории он почти двенадцать часов. Менялись печатающие на машинке сотрудники, а Иван Федорович все говорил...
Обалдевший Трунов взял несколько отпечатанных листов еще не законченного повествования и вышел позвонить по прямому проводу в Москву. В разговоре с Лубянкой процитировал некоторые абзацы признания и вернулся в свой кабинет с категоричным приказом: задержанного устранить без суда и следствия, а само «дело» запрятать в такое место, где его вряд ли найдут любопытные... Слишком много наговорил кубанский гений криминалистики Иван Федорович Гребов... Восемнадцать человек за три года...
Многие из нас увлекаются рыбалкой. Природа Северского Донца способствует этому увлечению – речка не очень широкая, с многочисленными заводями и заросшими берегами. И поэтому посидеть на утренней зорьке с удочкой в руках – класс! Да здесь миллион долларов за один воздух отдать не жалко!
В предрассветных сумерках из рыбацкой плоскодонки на середине реки булькнув, ушел в воду огромный целлофановый мешок с привязанными к нему стальной проволокой железобетонными столбиками. Груз был тяжелый, но, покоряясь течению, ушел не вертикально вниз, а чуть наискось. На двух «рыбаков», опустивших груз в реку, никто не обратил внимания. В наше время лучше ничего не видеть и не слышать.
Бели бы Иван Федорович Гребов не был мертв уже до того, как его упаковали, он бы наверняка успел удивиться схожести их с кумом судеб. За исключением того, что он прожил больше его на несколько лет шикарной и страшной жизни... Но о ней, как и о конце «дяди Леши», мало кто знал. Пропал человек без вести. А на деле – в прямом смысле – в воду канул...
Глава IV
Последствия «ломки»
– Налей винца, а то в горле пересохло от твоих повествований ! – Гек протянул руку к графину и чуть было не опрокинул его, услышав за спиной голос:
– Енто што ж, едрит твой ангидрид, получается – я из своего Ваньки самолично убивца сотворил?
– Дед Федя! – рванулся из‑за стола Славка к вышедшему из темноты старику в белоснежном костюме и в пробковом головном шлеме. – Ты откуда?
– Со Швеции, эсэсвенно,– ответствовал дед, обнимаясь с ребятами, затем с достоинством пожал руку Игорю. – Не знаю пока, шо ты за птица, но упреждаю на всякий‑який: ежели свяжешься с ентими орлами, тебе быстренько перья обскубут! Раз они собрались до кучи – значит, затевают какую‑нито ахверу! Так шо там с Ванькой? – обернулся он вновь к Борису. – Ежели я правильно тебя понял – он кучу народу перестрелял – за шо его утопили. Все верно?
