Охота на крутых - Александр Граков

– Женщина, я вам сто раз уже повторял, будут новости – вызовем, сообщим! – сразу сорвался на крик усталый старлей, по лицу которого трудно было определить, от чего он больше устал – от работы или борьбы с «зеленым змием». – Вы только жалобы писать умеете, а мне работать надо! В день иногда до десятка заявлений по «без вести»...

Расстроенная женщина вновь не принесла домой обнадеживающей вести.

... В наше время один поэт сказал: «Переделать можно рожу, а вот душу – никогда!» Компетентным диаспорам с их устарелыми методами работы изменения во время перестройки давались не так‑то просто. Ни через год, ни через столетие правду об исчезновении Ивана Федоровича семья, быть может, так и не узнала бы. Так же, как и о местонахождении могилы – ее попросту нет! То, что произошло с этим человеком, в прошлом – передовиком труда, воспитанном на моральном кодексе строителя коммунизма, и кто виноват в «крутом» переломе его судьбы... – об этом разговор особый...

Часть вторая

Охота на "крутых"

Глава I

Обида ценою в жизнь...

... Гребов родился на Кубани в 1939 году, после коллективизации, которая, благодаря «волшебной палочке» большевиков, смешала в Кучу богатых и бедных, получив гибрид – нищие колхозы, которые и до сей поры остались козлами отпущения у нашей, столь богатой на дураков‑министров, страны. А что, скажете – не так? Попробуем заглянуть в историю, но не ту, из «совковых» учебников, где вовсю расхваливалась привольная, сытая и веселая жизнь колхозника, а в жизненную, отмеченную до 1953 года палочками вместо трудодней, когда последняя копейка выгребалась на оплату внутренних займов страны – коричневых, зеленых и розовых бумажек с водяными разводами, которыми до 1975 года можно было смело подтирать, извините, задницу. А за каждую горсть найденной в кармане пшеницы давалось соответственно год «курорта» в местах столь отдаленных, что иная семья так и не могла дождаться возвращения оттуда кормильца по прошествии отмеренного законом срока. Великого Отца Всех Народов сменил через некоторое время Великий Экспериментатор, до самозабвения возлюбивший кукурузу, который чуть было не въехал на початке в коммунизм... И колхозники вновь стали жертвами эксперимента, вынужденные сеять вместо первосортной элитной пшеницы «американку» трехметрового роста с двумя початками на стебле. И давиться кукурузным хлебом пополам с горохом... Кто знает, до какого коммунизма доехала бы страна, не произойди однажды мини‑переворот в правительстве – тихий, почти незаметный, если не считать небольшой статейки в тогдашней «Правде». И пришел к власти Великий Коллекционер автомобилей, загрантурне, золотых звездочек и поцелуев «взасос». Увеличивший со временем внешний долг государства Российского на несколько десятков миллиардов долларов, человек, о котором народ сложил загадку: «На «б» называется, по свету мотается», и еще едва ли не самое рекордное количество анекдотов. Но добил колхозы все же не он. Эта честь выпала на долю Великого Перестройщика, который, начав перекраивать существующий строй с вырубки виноградных плантаций и введения «сухого закона», решил заодно перекроить и страну, оставив от нее одну пятнадцатую часть. А заканчивает эту эстафету Великий Экономист, приведший и колхозы, и страну к великой... пропасти, с черной повязкой на глазах. Резко разделивший современное общество на «новых русских» и «новых нищих». К последней категории в первую очередь относятся бывшие колхозники – нынешние члены АО, суть жизни которых не изменилась с вывеской на здании правления: и народной, и рабочей формой одежды одновременно колхозникам тридцатых годов служили телогрейка, резиновые сапоги и штаны х/б. Изменилась ли эта форма в девяностые?

...Отец Ивана трудился на кузне – махал полупудовым «ударником» до самой пенсии. А вот сам Иван в начале своей рабочей карьеры изменил колхозным традициям – «сорвался» на шахты Донбасса, отпахал там срок, положенный для солидной пенсии шахтера, и вернулся вновь на Кубань уже с деньгами для приобретения кирпичного дома и... женитьбы. С последующей, конечно, работой в колхозе, где он неожиданно для себя вскоре увлекся селекцией... картофеля на своем приусадебном участке. Благо, для этого были подходящие условия – полгектара плодороднейшего кубанского чернозема. Селекция, однако, не помешала еще одному жизненному «хобби»: воспроизводству детей – через год после свадьбы жена подарила ему дочь.

Но основным увлечением с малых лет для Ивана были книги. Приключения, интриги, аферы, детективы тянули его к себе мощным магнитом почище водки и наркотика – страстей, унесших безвременно немало шахтерской братии в мир иной. Сладостно‑призрачная книжная жизнь манила к себе вновь и вновь, требуя дополнительной «подкормки», и к 1990 году домашняя библиотека Ивана Федоровича насчитывала несколько тысяч экземпляров – от захудалых уличных брошюр до первоклассных изданий в тисненых переплетах. И почти все они предлагали шикарную жизнь, так несовместимую с настоящей: уборка дерьма из‑под свиней и птицы, посадка, окучивание, сбор картофеля с последующей его реализацией за тридевять земель (кубанские рынки осенью переполнены этой культурой) да скучное, опостылевшее за два с лишним десятка лет супружеской жизни траханье с замученной колхозной жизнью женой. Нет, в книжной жизни Иван Федорович выполнял совершенно противоположные функции: жил в шикарных отелях, развлекался с чернокожими мулатками и просаживал в казино за ночь целые состояния. Но существовать грезами, невыносимо страдая затем от похмелья реальностью, – разве это нормальная жизнь? Так бы, наверное, и прожил до скончания века пенсионер в пятьдесят лет, листая книжные страницы, если бы... Ограбили его еще в 1983 году, в одной из коммерческих поездок – подчистую выгребли деньги за проданную на таганрогском рынке картошку. Вернее, не только у него...

«Гамбалил» на нее в том году Иван Федорович яростно, до самозабвения. Посадил «рябуху» ранней весной – лишь только сошел снег. А затем полол, окучивал, снова полол... Не отставал от него и кум, крестивший Славку. Как будто знали, что Бог вознаградит за все. И он вознаградил... В конце июня сняли урожай сами‑десять – по полведра крупных, с яблоко, клубней с каждого куста. Радовались огромному урожаю, как дети, в мечтах уже распределив дни недели – кому в будущем водить «Москвич», купленный в складчину на деньги, вырученные от продажи картофеля. ЗИЛ бортовой наняли в колхозе. Загрузили полным мешком, «под завязку», и рванули в Таганрог – на рынок, еще затемно.

То ли день был удачным, то ли Бог продолжал им покровительствовать, но покупатели атаковали единственную машину со свежим ранним картофелем, словно батальон смертников вставший на их пути дот. Видимо, изголодались люди по свежим витаминам, поэтому, не торгуясь, совали измятые деньги и рвали, рвали из рук кумовьев наполненные отборными клубнями ведра. Кубанский картофель ценился на любом рынке, но такого ажиотажа они не видели давненько.

В полдень, забросив в кузов грузовика последний пустой мешок, Иван Федорович взглянул на кума, водителя и... заразительно расхохотался – до того чумазыми и потными были приятели. Впрочем, как и он сам. Зато деньгами была набита кирзовая хозяйственная сумка. Уже по первому прикиду было ясно, что хватит на «Москвич», еще и кое на что из мебели останется...

Ехали назад весело, в дороге обсуждали все достоинства будущей четырехколесной мечты. И приехали... На шестьдесят третьем километре, в распадке, по узкой, в выбоинах, трассе их обшарпанный ЗИЛ обошла новенькая белая «семерка» с голубыми полосами по бокам и магнитной «мигалкой» на крыше, из бокового окошка которой полосатая палочка недвусмысленно указала на обочину. Притормозили. Остановилась впереди «семерка» и сразу же сдала назад, под правую дверцу грузовика. Сердце Ивана Федоровича тревожно екнуло, когда в салоне он не увидел милицейской формы. Рука его помимо воли нырнула в открытую кирзовую сумку, захватила денег, сколько влезло в пятерню, и сунула их... под задницу. Затем еще раз... Кум, сидевший с краю, изумленно вскинул брови, хотел спросить и не успел – резко рванули снаружи дверцу, в открывшийся проем влетел свежий предвечерний ветерок и заглянул... ствол «калаша». А над ним смеющаяся, заросшая рыжей щетиной рожа.

– Эй, папаши, за превышение скорости знаете, что бывает?

А сзади рыжего подпирали еще трое – с пистолетами в лапах.

Их старенький ЗИЛок еле выжимал восемьдесят, но водила заполошно ухватился за документы, путевку, все еще надеясь, что это – родное, сто раз проклятое им ГАИ.

– Да мы ничего такого... сейчас... штраф!

– Сумку! – потребовал рыжий, тьма стволом в живот кума. – Ту, в которую на базаре бабки скирдовали!