Восьмиклассница - Маргарита Тиль

не нажил бы проблем себе на голову. Хотя, с другой стороны, он его и не трогал бы, будь тот простым честным пацаном… Катя снова запуталась. Она понимала, что Чижов неправ, но опять он каким-то странным образом, творя беспредел, выходил героем из всей ситуации. Ведь в конце концов ради чести Кати и спокойствия матери он пожертвовал аттестатом. Опять, опять он жертвовал собой ради благополучия других. Но она никак не могла полностью принять его оправдания учитывая все остальные подробности…

Чижов вдруг перебил её размышления, добавив:

— Да, и мамке всё знать не обязательно. Ну, там, про то, что в школу не хожу, что аттестата не будет… Так что, не звони ей и домой не приходи к нам больше.

— Так, ты, выходит, в курсе, что я приходила?

— Я дома был. И мать тоже. Поэтому Жеку просить пришлось, чтоб тебя выпроводил… Извини.

Чижов смущённо потирал затылок, уперев взгляд в асфальт.

Катя удивлённо подняв брови, вздохнула, но не сказала ни слова.

"Да уж. С ним не соскучишься… Но по крайней мере, теперь всё прояснилось…"

И как ни странно, на душе у неё действительно вдруг стало как-то необычно легко. Она узнала правду, не совсем приятную, но правду. И Чижов сам решил ей с нею поделиться. Он ничего не скрывал от неё, даже самые неприятные подробности о себе и своих ошибках. Как тогда в классе он рассказал ей всю правду про свою условку. Так и сейчас. И именно это было причиной того безусловного доверия, которое начинало их связывать и с каждым признанием, как с его, так и с её стороны, становилось только крепче. Теперь её не тяготило то незнание и сомнения, которые мешали ей прямо и открыто его любить, и Катя, наконец, с чистой совестью могла себе это позволить.

Она стояла рядом с Чижовым, глядя вдаль на рдеющие в последних лучах закатного солнца облака над Петропавловкой и редких чаек пролетающих мимо. Ветер трепал её собранные в хвост волосы и надувал её легкое белое платье, то и дело оголяя бедра, и придерживая подол рукой Катя, наконец, ответила ему на его длинный рассказ, неожиданно коротко и как бы ставя точку во всей этой истории:

— Ну и фиг с ним, с аттестатом.

Чижов обернувшись посмотрел на неё вопросительно, словно не расслышав её слова, и удивлённо ухмыльнулся.

________________________

* "Лучшая ночь" МакSим

Глава 29

На Дворцовой набережной, как мотыльки на свет, собирались люди и занимали места вдоль гранитного парапета Невы в предвкушении развода мостов. Между ними находились островки с музыкантами и их аппаратурой, и Катя и Чижов пробирались сквозь толпу от одного островка к другому, как и прежде держась за руки, чтобы не потерять друг друга. Они поочереди останавливались у каждой группы и обменявшись взглядами решали, постоять там ещё или идти дальше. Попса и все эти — как он их называл — "Я тебя люблю, семечки куплю" Чижову не нравились, но в остальном, как ни странно, их вкусы во многом совпадали. А когда из сквера у здания Эрмитажа донёсся проигрыш "Кукушки", они не раздумывая направились туда. За спинами людей исполнителей было почти не видно, а толкаться, пробираясь вперёд, им не очень-то хотелось. Чижов потянул Катю за руку в тень дерева неподалёку.

— Всё равно ничё не видно. Ты отсюда послушай, ладно? А я сгоняю, чё-нибудь похавать возьму. С утра не жрамши, не могу больше.

Катя улыбаясь кивнула.

— Пить тебе чё взять?

— Давай пиво, теперь уж.

— Какое? Фруктовое? Нулёвку?

— Нет, обычное. Как себе.

— Неожиданно, — Чижов усмехнулся, — думал, девчонки всё больше сладкое любят… Жди здесь, ладно?

Катя кивнула. Чижов отпустил её руку и скрылся в толпе. Глядя ему вслед она оперлась о дерево и губами повторяя за солистом знакомые строки

"солнце моё, взгляни на меня, моя рука превратилась в кулак", доносившиеся из-за тёмных синхронно движущихся в такт музыке силуэтов любителей Цоя на фоне подсвеченного фасада Зимнего дворца, нежно сложила пальцы в кулак, и приложив его к груди закрыла глаза. По руке у неё разливалось приятное тепло от недавнего горячего прикосновения с рукой любимого человека. Ей было до глубины души приятно находиться здесь сейчас, вдыхать лёгкий аромат сирени доносившийся с дуновением тёплого майского ветра от кустов неподалёку, слышать живую музыку, голоса и смех, биение своего сердца как будто в такт музыке. Ей хотелось смеяться и плакать одновременно от всех тех эмоций, которые её переполняли. С ней не происходило такого с тех пор, как она познакомилась с Ромой. И с тех самых пор она не встречала никого, кто смог бы пробудить в ней те самые первые чувства заново. Никого, кроме Чижова. Приоткрыв глаза, Катя теперь разглядывала лица прохожих, сравнивая каждого проходящего мимо с ним. И никто не мог с ним сравниться, ни внешне, ни по голосу, походке или обаянию. Он был лучший. Лучше всех. Во всём.

Минут через двадцать Чижов вернулся, с двумя упаковками шавермы в одной руке и тремя бутылками пива в другой.

"Романтичное у нас свидание, ничего не скажешь…, - подумала Катя, пряча улыбку, — Хотя, чего ожидать от семнадцатилетнего парня? Не по ресторанам же ему меня водить…".

Она взяла у него из рук шаверму и одну из бутылок.

— …А как тебе продали?

— Обижаешь. Я и в пятнадцать уже на двадцать выглядел, — он посмотрел на Катю немного растерянно и добавил, — …Так-то мне восемнадцать почти, если чё.

Катя улыбнулась, с любопытством и как в первый раз разворачивая полупрозрачную бумажную обёртку. Шаверму она ещё никогда не пробовала, если не считать турецкий дюрюм, продающийся на каждом углу в Германии.

— Когда будет?

— В начале августа.

Она удивлённо посмотрела ему в глаза, про себя подметив: "Надо же, как у Ромы!", и решилась наконец затронуть тему их разницы в возрасте, которая уже неделями не давала ей покоя. Когда, как не сейчас? Ведь не может быть, чтобы Чижов совсем не