Восьмиклассница - Маргарита Тиль

Петропавловке, а на противоположном берегу — на Зимнем дворце и Адмиралтействе. Вдоль по набережной тянулась яркая гирлянда фонарных огоньков, повторяющаяся рябыми пятнами на воде, и свежий тёплый ветер доносил отрывки мелодий от повсюду играющих уличных музыкантов.

На середине Дворцового моста Чижов вдруг потянул Катю за собой в сторону, к перилам. Остальные парни, не заметив сразу их с Катей исчезновения, уверенным шагом шли дальше, увлеченно разговаривая о своём и скоро затерялись между других прохожих. Убедившись, что они скрылись из виду, и всё также держа Катю за руку Чижов спросил:

— Давай потеряемся?

— Давай, — прошептала она в ответ немного неуверенно, посмотрев на него широко распахнутыми глазами и хитро улыбаясь, как ребёнок, намеривающийся совершить какую-то пакость. Они с Чижовым были вместе, так близко, держались как ни в чём ни бывало за руки и её сердце билось в предвкушении остаться с ним один на один в море незнакомых им людей. Здесь она никого не знала и не было никакого повода кого-либо стесняться. И если он вдруг осмелится вновь повторить попытку её поцеловать, на этот раз она не будет против. Так она решила. Окончательно.

Но лицо Чижова на её удивление вдруг променилось, и отпустив её руку и облокатившись на перила моста, он произнёс серьёзно, даже холодно:

— Надо поговорить. Думаю, тебе стоит знать.

Около минуты Чижов молчал, глядя на темнеющую снизу воду, а Катя затаив дыхание стояла рядом в ожидании узнать, в чём это он решил ей признаться. Неужели он снова будет говорить о чувствах? Но почему тогда так хмуро?.. И почему здесь, между толп прохожих и шумно сновавших туда-сюда автомобилей? Нельзя было выбрать более тихое место?..

— Я в курсе, что пацаны тебе о сделке с Червяком рассказали. И понимаю, что тебя грузит, что ты не узнала всё до конца. Я просто не хотел там на стадионе при парнях…, - начал он громко, как бы перекрикивая мимо проезжающие машины.

Катя выдохнула. Разговор был не о них. Но то, что он хотел ей сказать — ей тоже было важно, это было как раз тем, что она так хотела выяснить, и она принялась внимательно слушать.

— Мы с Червяком раньше вместе тусили…Ну как, не то, что б прям дружбанами были — с ним выгодно было дружить, у него всегда хавло и бабки водились, покупал себе, что хотел, ходил, куда хотел, мог всё себе позволить. Вот реально всё. Батя у него — барыга какой-то, до сих пор непонятно вообще чем промышляет… Просто, понимаешь, ладно, если б это честно заработаные деньги были, а то левое бабло. Или если б мамка его одна его ростила и где-нибудь вкалывала. Или пацан сам копил бы, копил, чтобы себе что-то купить — так что, ну нет у него больше, отберёшь — заревёт, тогда себя представляешь на его месте и жалко становится….

Катя слушала Чижова с широко раскрытыми глазами, пытаясь уловить мысль в эмоциональном и настолько дворовом словестном потоке его рассказа.

— Да и Червяк сам хорош — хитрожоп ещё тот! Сам форсил, что бывает батины вещи, ключи там, спрячет, и батю на бабки разводит, типа чё мне будет, если найду? Подонок… Грех такого не кинуть!

Сплюнув с моста и развернувшись, так что теперь он оперался о перила спиной, он продолжил, впервые за весь рассказ взглянув в глаза Кати стоявшей рядом.

— Ну, вобщем, мы его доили пару лет. Отжимали всё без разбора, от жратвы до шмоток, ну там, плеер, кроссы, мобилу, было дело… Приставку… Но эти вещи трудно с пацанами делить было и загонять тоже проблемно. Поэтому со временем на наличку перешли, он нам каждый месяц налог платил, пока не сдулся, крыса, и родакам нас не сдал. А родаки его дальше пошли — нет, чтобы с нами, пацанами, разобраться, ну, даже, просто чисто со мной. Вот он я!… Они мамку мою впрягли, мол, пусть за всё рассчитывается, а бабок не было, конечно, ну они и подставили её, так что её с работы турнули. А дома я да сестрёнка, и мать без работы. Понимаешь?

Он окинул Катю острым взглядом, и Катя немного испугавшись, но поняв суть сказанного, утвердительно кивнула.

— Ну, не мог я допустить, чтоб это повторилось опять!… - продолжил Чижов ещё более разгоряченно, прекрасно понимая, что Катя согласилась с ним только из вежливости, — Мы в тот день, когда я его чуть не пришил на уроке, потом с пацанами его за школой чуть не замочили, но его, подонка, бъёшь, а он лыбится в ответ! Ржёт! Ну, я тогда понял, что не выйдет так ничего, мы просто его прикончим, или он побои в ментовке снимать побежит — потом и от родаков его проблем не оберёшься, да и на срок реальный тянет. Эта долбаная условка ещё!..

Чижов сплюнул себе под ноги и засунул руки в карманы джинс. Рассказ он продолжил теперь немного спокойнее:

— Ну, и поэтому договариваться пришлось. Этот барыга за просто так фиг чё сделает. Сторговались при парнях, чтоб ни слова о разборке, ни родакам, ни ментам, ни Николаичу. Если базар не сдержит — он не жилец… А, ну да, и чтоб извинился за всю ту брехню, что на уроке нёс…

— А взамен твой аттестат… — задумчиво и чуть слышно произнесла Катя.

— Ну типа того. Он сказал, что взамен — рожи моей видеть не хочет больше никогда. По мне, хоть так. Я не бздю, нет, просто проблем не хочу. Мать не выдержит, если снова разборки будут. У нее сердце. И не дай Бог узнает о драке в школе… Она сильно переживает.

Чижов замолчал. Вокруг, в сгущающихся сумерках, размытыми силуэтами проходили мимо молодые парни и девушки с беззаботными лицами, смеющиеся и увлечённо о чём-то болтающие. На их фоне его угрюмое лицо казалось ещё более серьезным.

Катя тоже молчала. Она стояла рядом, положив кисти рук на массивную, выкрашенную в тёмно-зелёный цвет ограду моста. Вот, значит, что это за история с Харитоновым. Подробности о его семье и о разборках, в которые они втянули мать Чижова, она слышала впервые. Конечно, гнусная история. Но и Чижов тоже хорош! Сам виноват. Не трогал бы Харитонова,