Новенькая для мажора - Елена Чикина

―Что я должна сделать? ―наконец, сумела произнести.

―Ну, во-первых, ―сделал небольшую паузу, ―сообщи всем своим подданным ‒ новенькая неприкосновенна. И отныне, если с Арины Голубевой хотя бы волосок упадет, я спрошу с тебя. Лично с тебя, Фирсова. Может, для начала обойдусь еще одним предупреждением, а может, сразу перейду к действиям, посмотрим. А во-вторых…

Второе мое поручение касалось Кати Яровой. Что-то мне подсказывало (и Карина это подтвердила), в том, что произошло с Ариной, виновата именно эта подлая дрянь, недостаточно умная для того, чтобы хотя бы попытаться скрыть завистливую суть своей мелкой душонки.

Мне с большим трудом удалось удержаться от более жестких действий, но я и так придумал для нее очень неплохое наказание. Я знал, что она представляет из себя. Знал, к чему стремится и о чем мечтает.

Как аукнется, так и откликнется.

Она получит по заслугам.

***

Арина

Может быть, Руслан, и правда, сожалеет?

Почему-то именно так мне и показалось. Возможно, я обманываю саму себя, и вижу то, чего нет. Возможно, он просто пытается загладить свою вину… Но в таком случае, он действительно чувствует себя виноватым.

«Вчера ты сказала, что любишь меня».

Неужели я действительно… призналась ему в любви? Мне было очень сложно в это поверить. Я даже Диме никогда не говорила, что люблю его, просто потому что для меня эти слова очень много значат. Сказать их, все равно, что признать ‒ этот человек для тебя тот самый, единственный. Половинка сердца, частица души. Тот, с кем ты уже не сможешь расстаться. Тот, в ком ты уверен, как в самом себе.

И я не сказала бы этих слов Руслану Орлову. Я это точно знаю.

Но сожалеет он или нет, это не отменяет того, что он сделал. Я и так была об этом парне, мягко говоря, не очень хорошего мнения, о чем же говорить теперь?

И все же от его слов мне стало немного легче, я перестала чувствовать себя такой грязной, ничтожной. Перестала ощущать себя использованной. Отчасти потому, что на следующий день Руслан подошел ко мне и предложил сесть за его столик ‒ наверное, для него это была не просто интрижка на одну ночь. Может быть, он и правда хочет со мной встречаться? Как знать.

Больше за весь этот день он ко мне ни разу не подошел. Несколько раз я ловила на себе его взгляд, но так как сама старалась на него не смотреть, то и выражения на его лице я расшифровать не могла.

Зайдя в свою комнату после уроков, я сразу увидела букет белых пионов, стоящий на столике возле окна. Рядом с ним, спиной ко мне стояла Катя, сжимая в руке какой-то белый картонный прямоугольник и постукивая им по столу. Она говорила по телефону.

Мне хотелось подойти к букету, но при этом совсем не хотелось приближаться к соседке ‒ после всего, что случилось, один ее вид вызывал во мне сильнейшее отвращение. И потому я просто замерла в дверях.

―Какого хрена не отвечал на звонки? ―девица сделала паузу, ее собеседник ей что-то ответил. ―Потом опохмелишься, сначала дело! Пришли мне фотки на мыло ‒ надеюсь, ее лицо там хорошо видно. Она должна быть узнаваема, иначе никакого эффекта не получится.

Еще одна пауза.

―Вот как? С Орловым? Уверен? Мать твою, вам ничего нельзя поручить! ―раздраженно всплеснула руками. ―Значит, м*дак своего добился! И выходит, я сама ее ему подала на блюдечке с голубой каемочкой, ―смяла в кулаке тот белый прямоугольник и швырнула его в угол комнаты. ―Прости Кирюш, нет компромата ‒ нет оплаты, может, в следующий раз. Я тебе еще перезвоню. Спортсменам привет.

Обернувшись и увидев меня, в первый момент вздрогнула от неожиданности.

―О, ты тут, зубрила, ―широко улыбнулась, быстро придя в себя. ―А я вот букетик очередной обнаружила ‒ всего один, представляешь? Неужели наш плейбой, наконец, добился своего? В таком случае миллиона роз от него больше не жди, с тебя и одного веника хватит! Не очень-то и долго ты его мучила, а все повторяла, «У меня парень есть!».

―Это не твое дело. Вообще не твое дело!

Какая же она бесстыжая, просто слов нет!

Громко фыркнув, соседка прошла мимо меня в коридор, и наконец, я смогла подойти к букету.

Пионы… Очень красивые цветы. Не знаю, почему, но меня, наоборот, тронул этот «всего один букет». Он был как нежный шепот после крика. Как что-то деликатное после немыслимой грубости.

Рядом с ним была еще одна коробка, белая, сделанная из дорогого бархатистого на ощупь картона ‒ она была перевязана розовой лентой. И тот белый прямоугольник явно прилагался к ней. Подойдя к скомканной открытке, которую Катя отшвырнула в угол с такой силой, я развернула ее.

«Пожалуйста, прости. Твой Р.»