Две жены для Святослава - Елизавета Дворецкая

Но едва войско вновь построилось для прохода через лес, прибежал один из людей Балли.

– Там на берегу – войско земгалов! – доложил он. – Два их хёвдинга просят поговорить с тобой. Ну, то есть с нашим главным.

– И это не венды?

– Нет, такие же, как раньше, – парень махнул рукой на запад. – Все синие, как наш Синий! И бронзовые.

– Много их?

– На вид с полтыщи. Может, другие спрятались.

Рагнвальд выслал Трюггвида с дружиной вперед: тот прошел рощу насквозь и расположил людей вдоль опушки, готовый отразить внезапный натиск, пока остальное войско идет через лес. Когда Рагнвальд и Эйрик вышли из чащи, их глазам предстало войско земгалов на том краю поля. Впереди стояли двое: уже немолодых, один очень толстый, другой обычного вида, но тоже богато одетый.

Трубач затрубил, давая знать: явился конунг.

Хьёрт, ободренный тем, что его услуги еще нужны, важно вышел вперед. С началом любой из таких бесед он справлялся и сам: как и другие до них, Корьята и Айдас хотели знать, откуда это войско, кто его предводители и чего хотят. На последний вопрос Хьёрн неизменно отвечал: «Они хотят убить вас всех, сожрать вашу скотину, поиметь ваших женщин, а детей обратить в своих рабов». Глядя на варяга, с ног до головы одетого в изделия земгальских женщин и мастеров, верили всему.

– Кривичи сказали нам, что их князь погиб, – продолжал Корьята. – Это правда или он у вас в плену?

– Кто сказал? – нахмурился Хьёрт, впервые слышавший это название.

– Кривичи. Полочане. Их город, Полоцк, стоит выше по Даугаве.

– Поло… тескья? Город Полотескья! – Хьёрт обернулся к Рагнвальду и Эйрику, которые, в окружении телохранителей, подошли ближе. – Мы убили князя!

Лучники с обеих сторон держали на прицеле вражеских вождей, на случай если те, из присущего всем врагам коварства, вздумают напасть под предлогом переговоров.

– Князя земгалов или… полотесков? – уточнил Рагнвальд.

– Полотесков. Только это вроде уже не земгалы, а восточные – латгалы. Впрочем, один тролль их маму…

– Чью маму тролль? Тех вендов, которые полотески?

– И их тоже. Полотеск – их главный город выше по реке.

– И чего хотят?

– Мы просим у вас тело Городислава, чтобы отправить его к родным для достойного погребения, – величаво заявил Корьята. – Его отец, князь Всесвят, будет очень огорчен. Из трех сыновей у него оставался один, и тот пал нынче утром.

– Мы убили последнего сына тамошнего конунга, – перевел Хьёрт. – Еще двух убил кто-то раньше нас. Хотят ему отправить тело.

– И далеко до того города… Полотескъя? – уточнил Рагнвальд. – Он ведь стоит уже на Пути Серебра?

– До него отсюда еще не очень близко. Дней десять добираться до границ земли кривичей, а там еще дней пять – до Полотеска.

– Хорошо, – кивнул Рагнвальд. – Мы готовы отдать им тело, если они сами его выберут… правда, я догадываюсь, который это. Сколько вам нужно времени для подготовки к битве? – надменно спросил он у Корьяты и Айдаса. – Не хочу долго ждать, поэтому поторопитесь. Я хочу побыстрее попасть в Полотескъя.

– Ты можешь попасть туда, не теряя людей, – ответил Айдас. – Зачем вам ссориться с нами? Мы мирные люди. Живем небогато. А вот в Полотеске серебра – как песка на берегу! – Он махнул толстой рукой в сторону Даугавы. – Князь Всесвят еще не знает, что его сын погиб, и он просто ждет. А когда узнает, начнет собирать войско и позовет других князей на помощь.

– Ты предлагаешь нам пройти через ваши земли в Полотескъя? Но тот погибший князь же… вроде как был вашим союзником?

– Он сам предложил нам помощь. Но… боги не дали ему удачи.

Рагнвальд пристально смотрел на двух латгалов: судя по виду, скорее довольных собой, чем удрученных. Гибель молодого союзника их не только не опечалила, но дала средство избыть беду, отправив ее дальше – в земли кривичей, в город Полотескъя, где старый князь остался один, без сыновей и войска, не готовый к защите.

– Это ловушка! – сказал рядом с ним Эйрик.

– Мы даже дадим вам людей, которые укажут, как лучше пройти пороги, – добавил Корьята. – А вы поклянетесь не трогать наших земель.

Рагнвальд молчал. Сквозь прорези стальной полумаски его серые глаза казались такими же холодными, а взгляд твердым, как сталь. Только ноздри чуть заметно подрагивали от скрытого возбуждения. Перед ним наконец открывался выход из этих бронзовых краев на Путь Серебра.

Полоцкое войско потеряло убитыми и ранеными немного – примерно десятую часть. Большинство кривичей даже не успели вступить в бой: на всех не хватило ширины луга, сотни три еще оставались в лесу, когда туда с криком «Князь убит!» ворвались те, кто вышел вслед за Городиславом за опушку. И теперь все они бежали. Каждый из воевод-старейшин был озабочен больше тем, чтобы собрать и в целости увести своих. Сражались дольше всех те, у кого свои остались на лугу – убитые или раненые. Чем только увеличили число павших. Богуслав пытался остановить людей и вновь построить: он понимал, что если их станут преследовать, то перебьют бегущими всех. Но в глазах полочан смерть княжича делала войну бессмысленной: идти вперед больше незачем, и ведь не своя же земля кругом, не своя же изба за спиной!

И вот теперь Богуслав остался при войске, с телом Городислава, обмазанным медом и зашитым в просмоленную бычью шкуру: везти до родного жальника предстояло долго, а нынче лето. Сын его Радим с тремя отроками поскакал назад, вверх вдоль реки, чтобы принести в Полоцк ужасную весть. Князь Всесвят осиротел, у него больше нет сыновей.

Не имея сменных лошадей, отроки старались не слишком гнать, но все же проходили в день почти вдвое больше, чем удалось бы по воде на веслах.

Вторую ночь хотели провести в Асоте, сообщив заодно свою новость Звениславе. К счастью или несчастью, она попалась гонцам у рощи, где гуляла с девушками. Услышав, что случилось, Звенислава побледнела, и Радим поддержал ее, боясь, что упадет.

– Пойдем в город! – потянул он ее за руку. – Или приляг на травку, дух переведи.

– Нет. Постой.

Звенислава поразмыслила немного: лицо ее отражало ужас и напряженную работу мысли.

– В город не пойдем, – невыразительным голосом сказала она потом. – Поедем… сейчас.

– Куда?

– Да в Полоцк, дубина! – закричала она вдруг на двоюродного брата. – Ты думаешь, меня отсюда пустят, если узнают, что у меня больше и защиты никакой нет? В рабыню обратят, Свойке в наложницы отдадут! А отец с матерью там одни! Их ни утешить, ни поддержать некому, Веляшка дитя еще! Поехали, ну, пока не сообразили!

Радим снова сел в седло, и Звенислава, опираясь о стремя, взобралась на круп и устроилась позади брата.

– Гони! – приказала она сзади.

И Радим погнал.

Мчались половину светлой ночи, пока не стемнело настолько, что двигаться вперед стало опаснее, чем задерживаться. Но их никто не преследовал: почти все мужчины Асоте ушли с войском и еще находились очень далеко от города, а хозяйка и прочие женщины не взялись устраивать погоню своими силами. Или не догадались. Может, обрадовались, что сбыли чужачку с рук.

На земле Латгали ночевали два раза в лесу, не желая рисковать, отдаваясь во власть местных. Напряжение скачки помогало Звениславе держать себя в руках, отвлекало от горя, но и на стоянках она старалась крепиться. Как будто со смертью последнего из братьев обязанности сына перешли к ней, хотя что она, девушка пятнадцати лет, могла бы сделать?

Поплачет она потом, когда вуй Богуша привезет тело и его надо будет хоронить. Вот тогда они с матушкой и Веляшей поплачут! А заодно бабы и дочери всех тех мужиков, что сгинули в этом злосчастном походе!

– Ох, братец, не в добрый час ты вздумал к той смолянке свататься! – тихонько причитала Звенислава по вечерам у костра. – Кабы не обворожила она тебя, был бы теперь дома, при родителях, живой и здоровый!

– Ну, не так… – неуверенно возражал Радим. – Зачем сватовство-то затеяли – чтобы от варягов отбиваться. Они-то сами пришли.

Он помнил, как об этом говорил отец, как обсуждал с князем и старцами людскими. Это сватовство имело какой-то смысл… оборона… торги… Но сказать об этом Звениславе он не смел. Вот они, торги: Городислав убит, земля без защиты, а пользы ни на полвеверицы!

– Пусть вот теперь эта смолянка, ведунья-вещунья, Кощеева невеста, сама приходит нашу землю оборонять! – бормотала Звенислава, нарочно стараясь разозлить себя, чтобы не реветь в голос.

Если хотя бы кажется, что виноватый найден, становится чуть-чуть легче. Гнев хоть немного отнимает силу у скорби.

Пока же все случившееся так оглушило Радима, что потрясение не давало даже горевать по брату. Зато он понимал: кроме них с отцом, у Всесвята и нет больше мужчин в близкой родне.

Когда Ведома была девушкой, именно на Купалиях, во время русалочьей пляски, она впервые увидела Равдана, а он – ее. И оба они при этом обознались: он думал, что она – настоящая русалка, а она думала, что он – ловацкий князь Зорян, за которого ее хотел выдать отец. Ее заблуждение рассеялось до исхода ночи, Равдан же узнал, кто на самом деле его жена, без малого через полгода. Но в главном – в выборе пары – не ошибся и не раскаялся ни один из них.