Любовь на краю света - Ирмгард Крамер

Отец Ноя, должно быть, потратил целое состояние, чтобы получить этот огромный участок. Мы снова проехали через темные еловые леса, через мосты и ущелья, мимо водопадов. Для Ноя все это было необычным, он дико радовался каждому повороту и каждой кочке, тогда как сестра Фиделис, как всегда, была немногословна. Бледная как полотно, она держалась за ручку над окном и иногда вздыхала.

С разбитой сельской дороги мы выехали на асфальтированную трассу — однополосную, а затем двухполосную. Кондиционер работал на полную мощность: чем ближе мы подбирались к городу, тем выше становилась температура. Когда мы выехали из ущелья, было тридцать два градуса; когда ехали по пустой равнине — тридцать четыре. Первые автомобили встретились нам, и мне казалось, что, сидя впереди, я чувствую сердцебиение Ноя. Слева от нас остался санаторий, в котором чествовали моих родителей, и место, где я села в джип Виктора.

— Где мы? — постоянно спрашивал Ной. — Что видно?

Сестра Фиделис описывала ему все, точно так же, как это делали герои телевизионных фильмов, от которых я всегда прежде приходила в сильное волнение, потому что не знала, что бы говорила я в такой ситуации.

— Человек в шортах и тапочках делает опасный поворот около велосипедной площадки. В багажнике у него лежит целый ящик пива.

— Ящик пива? Как это? — спросил Ной. Что он представил сейчас?

— Ты не поверишь, но так бывает, — сказал Виктор.

— Еще больше велосипедистов, семьи с детьми. У всех при себе купальные принадлежности, — сказала сестра Фиделис. — На заднем плане виднеется озеро. Там сегодня вся жизнь. Поэтому город кажется мертвым.

Она открыла свой кошелек, достала вышитый платок и протерла лицо.

Трафик возрастал.

— Почему мы останавливаемся? — спросил Ной.

— Красный свет, — объяснил Виктор и постучал по рулю.

Ной начал нервно двигать коленями вверх и вниз.

— Совсем скоро мы приедем, — сказала сестра Фиделис. — Вы ведь знаете кратчайший маршрут, Виктор?

— Конечно.

Температура тем временем поднялась до тридцати восьми градусов, хотя солнце уже скрылось за множеством церковных шпилей и небоскребов. Мы двигались в плотном потоке автомобилей. Напряжение возрастало.

— Ты в порядке? — спросила сестра Фиделис. Ной нетерпеливо кивнул. Но я увидела, что он очень нервничал.

Мы подъехали к большому концертному залу. Он напоминал золотую волну и произвел на меня сильное впечатление. Виктор объехал вокруг всего комплекса зданий вместе с парком. Потом он нашел то, что искал, и остановился.

— А вот и он! — воскликнула сестра Фиделис, имея в виду доктора Адамса, который ожидал нас у бокового входа.

— Кто? — спросил Ной.

— Ты знаешь, — сказала она.

— Выходите. Я буду искать место для парковки, — сказал Виктор и остановился.

Адамс открыл дверь машины и протянул руку Ною:

— Выходи скорее.

— Ирина, ты с нами? — спросил Ной.

— Да. — Я вошла за ними через боковой вход.

Внутри стоял сотрудник и придерживал для нас дверь. В тот момент, когда Адамс о чем-то говорил ему, я сжала руку Ноя.

— Я люблю тебя! Удачи! — могла прочесть я по его губам.

Другого времени, чтобы попрощаться, у нас не было. За мной шла сестра Фиделис в окружении музыкантов со скрипками, также вошедшими через боковой вход.

Пока музыканты шли своими путями, помощник провел нас через лабиринт коридоров и лестниц и, наконец, подвел ко входу в роскошный зрительный зал.

— Невероятно! — сказал Ной с благоговением, чувствуя размеры зала. Здесь было прохладно и тихо.

— Вы можете занять средние места в переднем ряду, — сказал проводник.

— Дорогие, чуть дальше назад, пожалуйста, — сказал Адамс, и мы сели.

Я, не переставая, наблюдала за Ноем. Он радовался всему, что происходило. Он вел себя так, словно это было самое красивое место в мире, исследовал все, до чего мог дотянуться. Казалось, все его чувства были напряжены. Но никаких признаков болезни не было.

Крестный положил ему руку на плечо.

Сестра Фиделис снова села между нами, препятствуя любому контакту. Она не говорила ни слова о ночи, проведенной нами в комнате Ноя, или о моем увольнении, но делала все, чтобы разделить нас. К тому же она больше не обращалась ко мне напрямую. Мне это было безразлично, но я все равно не могла избавиться от ощущения, что она хочет что-то сделать со мной. Иначе зачем она позволила мне присутствовать на концерте?

Перед началом репетиции нам принесли поднос, на котором стояли бутылка шампанского, бутылка минеральной воды, стаканы и тарелки с закусками.

— Поздравляю с днем рождения, — сказал официант и разлил напитки. О том, что было еще слишком рано, никто не вспомнил.

Мы чокнулись. Ной сделал глоток шампанского и поморщился:

— И почему только все говорят, что оно приятное на вкус? — Он попросил у сестры Фиделис стакан воды.

Мы держали стаканы в наших руках или поставили их на пол рядом друг с другом. Музыканты один за другим вышли на сцену. Они шумели, ставили ноты на пюпитры, настраивали свои инструменты и разговаривали друг с другом.

Прежде чем все расселись, прошло некоторое время, и Ной уже сгорал от любопытства. Он выпрямился в своем кресле и прислушивался к каждому звуку. Я не могла быть такой сосредоточенной. Моя голова была занята другими вещами. Я должна уйти. Но перед этим мне хотелось хотя бы раз взглянуть на лицо Ноя в тот момент, когда зазвучит музыка. Наконец все собрались. Музыканты были в повседневной одежде. Сам дирижер был в джинсах. Он постучал палочкой по пульту, и стало тихо. Затем он поприветствовал пианистку, которая вышла на сцену и встала у рояля. Струнные постучали смычками о пюпитры, также приветствуя ее.

— Первую фразу, пожалуйста, — сказал дирижер и дал несколько коротких указаний. Одежда музыкантов зашуршала еще раз. Дирижер подождал, пока каждый удобно усядется на стуле, и приготовился начинать. Наступила тишина. Напряжение возросло. Пианистка подняла руки, некоторое время держала их над клавиатурой, а затем опустила голову и руки. Раздался пронзительный свист, и в мои уши словно воткнули иголки. Я вздрогнула, прижала обе руки к голове, как вдруг этот страшный шум исчез, словно слизень, на которого высыпали соль.

— Что это? — закричал Ной.

— Пожарная тревога! — воскликнула я. Я знала этот ужасный звук по учениям, которые наш директор проводил в школе два раза в год. Музыканты хватали свои инструменты и искали выход, сталкиваясь друг с другом. Мы все вскочили с кресел и поспешили к выходу. Я споткнулась и в конце ряда упала на пол, положив руки на голову, которая, как мне казалось, сейчас лопнет. Эта тревога повергла меня в такое возбуждение, что я не могла пошевелиться, поскольку все силы, казалось,