(Не) настоящий ангел - Амалия Март
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как хочется обмануться.
Я вдыхаю ее запах — на всю глубину легких — и чувствую себя сорвавшимся наркоманом. Эйфория, самобичевание и чувство безысходности смешиваются в диких пропорциях, заставляя мучиться угрызениями совести. Как же мы всё запутали.
В очередной раз.
— Думаешь, как незаметно сбежать? — не открывая глаз, интересуется Ангелина.
Не спит.
— Нет.
— А о чем? — голубые глаза распахиваются и заглядывают в самую душу.
— Темной ночью под луной принцесса стала Сатаной, — озвучиваю шутливый стишок.
— Что ты несешь, Арсеньев? — выдыхает, снова зажмуриваясь.
— Вспомнилось.
— Это потому, что я — Сатана?
— Во плоти, — выдыхаю, не удерживаясь от того, чтобы эту плоть снова ощутить под ладонями.
— Да я настоящий ангел! — уголки красивых губ приподнимаются в улыбке.
— Ненастоящий, — целую один из этих притягательных уголков.
Ее тихий стон мгновенно простреливает тело. Ладонь движется по изгибу ее талии, переходит на руку и очерчивает линию плеча. Пальцы добираются до изящной шеи с пульсирующей венкой и, наконец, зарываются в слегка влажные волосы. Губы, какого-то черта, уже терзают пухлый рот: глубоко, влажно, со вкусом. Не целовать ее кажется невозможным. Сколько бы сил во мне не было.
Еще один стон — её, мой — и обнаженное тело прижимается ко мне каждым сантиметром, словно впаиваясь в мое.
Вернулись все симптомы давней болезни: лихорадка, жажда, туман в голове. Аритмия — безумная, зашкаливающая за границы нормы. Мне плохо. И очень хорошо. И между этими двумя состояниями граница настолько размыта, что остается только одно: без остатка в этом тонуть. Потому что вакцины не существует, теперь я знаю. Никакое время и расстояние не уберет ее из моей крови.
Рецидив спустя столько лет…
— Признайся, штудируешь по вечерам книжонку «секс для чайников»? — урчит зараза мне в ухо, поглаживая ручкой торс. — Научился кое-чему…
— Заклеить бы тебе рот, язва, — впиваюсь зубами в заботливо подставленную мне шею. — И можно было бы жить.
— А так со мной жить нельзя? Ах, — ежится от укуса и впивается ногтями мне в кожу.
— Так — с тобой невыносимо.
— Какой же ты козел, — горячо выдыхает мне в рот.
— Сатана.
Наши рты снова вгрызаются друг в друга, словно в борьбе за власть. Ангелина не уступает мне ни на миллиметр, отвоевывая свое право быть сверху. Залезает на меня и прижимает на удивление сильными руками к полу. Ее вид снизу мне нравится даже больше: эти горящие глаза и рассыпанные по плечам волосы, свет от лампы на потолке обрамляет их золотом и мне мерещится, что я уже в раю. Всего на секунду.
— У меня на заднице узор от ковра. Твоя очередь страдать, — смеется она.
А, нет, все же это ад, а она призвана мучить меня до скончания веков.
И мучает, мучает в удовольствие.
— Телефон звонил, — сообщает мне, едва я возвращаюсь к реальности.
Искусственный свет, что бьет в глаза, кажется слишком ярким, уши заложило. Я ничего не слышал. Был не здесь.
Ангелина вскакивает на ноги и оборачивается в плед, стянутый с кровати. Он только подчеркивает, как она совершенна. Сердце, которое подверглось утомительной нагрузке, снова отбивает ребра. Я уже по горло в болоте и какого-то лешего рад.
— Не мой, — хмурится «ангелочек».
— Мой в джинсах, — киваю на сваленную в углу одежду.
Зараза цокает, но поднимает с пола мои брюки и залезает в карман. В ее руке телефон снова оживает. Лицо Ангелины застывает в хорошо знакомом мне выражении. Я вовремя группируюсь, потому что в меня летит тяжелый мобильник.
— Жена звонит, — выплевывает мелкая.
— Гражданская, — объясняю, прежде чем взглянуть на экран.
— Какое облегчение! — взвизгивает она.
Сметает свои вещи и вылетает из комнаты. Я отклоняю звонок, как и предыдущий десяток раз. Зря вывел ее из черного списка, думал, готов к диалогу. Но не готов.
В эту минуту, как никогда.
Поднимаюсь с пола, натягиваю одежду и иду на поиски сумасшедшей девицы, что без разбору готова швыряться в тебя вещами. Ангелина находится в ванной. Уже безукоризненно одета и причесана, пытается пальцами размазать на губах остатки помады из тюбика.
— Мы разъехались.
— Рада за вас, — равнодушно бросает она, мизинцем распределяя помаду по нижней губе.
В стадии роковой женщины, понятно. Разговаривать с ней «в образе» невыносимо. Не слушает же. А нужно очень многое ей сказать.
— Я послезавтра уезжаю…
— Кто бы сомневался, — хмыкает она, так и не удостаивая меня взглядом.
— Давай не будет опять так…
— Как? — стреляет в меня злым взглядом в отражении зеркала. — Как будто у нас был секс? Не льсти себе, Арсеньев, я на тебя не претендую. Можешь катиться к чертям к своей прежней жизни. К своей работе, своей жене. Гражданской, — кривляется она. — Бывшей, естественно, — ехидничает. — Мне пора домой. Завтра важная встреча.
Кидает использованный тюбик помады в сумку, цепляет ее на плечо и проскальзывает мимо меня в коридор.
— Давай поговорим, — иду следом за ней.
Она гасит в квартире свет, открывает входную дверь.
— Наговорились уже, аж задница болит.
— Успокоишься — напиши, — складываю руки в карманы джинс, наблюдая, как она зло прокручивает ключ в замке.
— Обязательно, — наигранно бросает через плечо и буквально слетает по ступенькам вниз.
Ночь на дворе, куда рванула?
Подхожу к окнам между
