Человеческий рой. Естественная история общества - Марк Моффетт

нескольких других животных в определенный момент времени. Когда Джейн Гудолл создала на своей исследовательской станции достаточный запас бананов, чтобы постоянно обеспечивать пищей сообщество шимпанзе, обезьяны не то что не остались все на этом месте, а наоборот, это привело к краху, и сообщество полностью распалось (этот вопрос мы обсудим позже). У людей подобное не вызвало бы проблем. Даже люди, которые до недавнего времени жили в локальных группах охотников-собирателей, могут начать получать удовольствие от городской жизни (хотя, как и для всех людей, выросших в совершенно другом обществе, культурные изменения часто могут быть трудными). Между тем турист из толпы на Центральном вокзале может сесть на поезд до Голубых гор, чтобы в тот же день насладиться пешей прогулкой там, где редко увидишь и одного человека.

Разносторонность проявлений слияния-разделения у человека наблюдалась, когда локальные группы охотников-собирателей формировали объединения из нескольких сотен человек. Подобные редкие общественные встречи происходили в сезон, когда ресурсов было достаточно, чтобы прокормить каждого в течение нескольких недель. В это время люди собирались подобно обезьянам в стаде, за исключением размещения на одном месте. Для размещения могли выбрать участок около водоема или какое-нибудь другое выгодное местоположение. Каждый год некоторые общества андаманцев, в остальное время ведущие кочевой образ жизни, перестраивали жилища, которые они сохраняли около океана, и локальные группы отправлялись на несколько месяцев на рыбалку. Сооружения из столбов, крытых пальмовыми листьями, достигали больше 10 м в диаметре и нескольких метров в высоту и были значительно больше моей квартиры в Бруклине. Внутри у каждой семьи был настил для сна и очаг. Общие жилища сохраняли на протяжении жизни стольких поколений, что каждое из них было связано с грудами мусора (с длиной окружности более 150 м и высотой 10 м), возраст которых в некоторых местах составляет несколько тысяч лет[320]. Другим примером служат народы Северной Америки: каждую осень локальные группы определенных племен собирались, чтобы, запугивая, загонять стада бизонов к обрывам[321]. Ни в одном сообществе шимпанзе не проводят время вместе подобным образом, находясь в одном большом скоплении; человекообразные обезьяны, за исключением человека, делят свои социальные обязательства на меньшие части.

В основном во время собрания локальных групп жизнь мало отличалась от обычной, и каждая локальная группа часто сохраняла свой статус в качестве «соседства», став лагерем чуть подальше. Тем не менее встречи были событием дня, собирая толпы: люди обменивались сплетнями и подарками, вместе пели песни и танцевали, и, подобно тому что происходит, когда собираются слоны, мужчины стремились завоевать расположение противоположного пола[322]. Несмотря на то что наиболее распространенным способом общения между локальными группами были визиты одиноких путников или семей к тем, кого они знали лично, такие собрания поддерживались общей идентичностью людей. Конечно, это должно было придавать значение таким собраниям в укреплении обычаев группы и поведения, но только в зависимости от обстановки. Я не видел каких-либо доказательств того, что принимались решения, которые бы влияли на коллектив. И все-таки совместные занятия были проникнуты пониманием общей цели[323].

Собрания были шагом по направлению к постоянным поселениям. Но, хотя они, возможно, вновь подтверждали принадлежность людей, такой тип объединения, в котором странствующие охотники-собиратели просто прекращали перемещаться, был обречен по нескольким причинам. Расположенные поблизости источники пищи истощались, мусор и отходы накапливались (с этой проблемой кочевники справлялись плохо), а кусающиеся насекомые упивались успехом. Хуже всего было то, что при таком количестве людей буквально на головах друг у друга на первый план выступали зависть и обида. Кроме того, какой сбор обходится без новой встречи нескольких заклятых врагов?

Действительно, самая главная причина, по которой эгалитарная жизнь общин никогда не становилась стилем жизни в больших масштабах, заключается в том, что мы, как и большинство млекопитающих, много ссоримся. Точно так же, как рок-концерт может превратиться в социальный хаос, крупные собрания могли заканчиваться драками. В то время количество убийств достигало максимума[324]. Локальные группы возвращались к родным местам с некоторыми перетасовками, поскольку люди вступали в брак или присоединялись к своим друзьям, которые жили повсюду. Писатель Салман Рушди сказал: «Свободное общество – это общество в движении, а всякое движение сопровождается трением»[325]. Для скитающихся охотников-собирателей так на самом деле и было[326].

Менталитет «черного дня»

В некоторых случаях локальные группы разрабатывали методы, которые обеспечивали объемы продовольствия, добытого в дикой природе, сравнимые с урожаями, собираемыми земледельцами. Даже без посева семян и приручения животных определенные методы добывания пищи в окружающей среде делали более легким период пребывания на одном месте[327]. В 1835 г. главный топограф Австралии Томас Митчелл писал о видах «простирающихся на мили», очищенных огнем равнин вдоль реки Дарлинг, которые имели «приятное сходство со скошенным лугом». Народ вирадьюри косил просо с помощью каменных ножей и складывал в кучу для высыхания, что явно требовало времени. Вопреки нынешним утверждениям о том, из чего состояла палеодиета, зерно перемалывали и выпекали хлеб[328].

В некоторых случаях охотники-собиратели воздействовали на дикую природу, чтобы повысить ее продуктивность. В Южной Америке аче основывали плантации из личинок (guchu) жуков[329]. Личинки увеличиваются в размерах до 10 см в умирающих пальмах рода бутия, поэтому аче рубили и разделяли деревья на фрагменты, чтобы жуки могли их найти и отложить яйца. Перемещения локальных групп должны были быть скоординированными так, чтобы каждый вернулся вовремя и собрал «урожай» из толстых личинок. Это был настолько вкусный деликатес, что, если аче нашли способ безопасно выращивать достаточно личинок в одном месте, я полагаю, они, вероятно, селились там же, как фермеры, выращивающие жуков[330].

Для отказа от кочевого образа жизни требовалось, чтобы еды всегда было в достатке, включая избытки, которые можно было бы хранить, и таким образом прокормить людей во времена голода. Среди сообществ насекомых, действующих таким образом, есть муравьи-жнецы, которые все вместе строят хорошо защищенные подземные кладовые, в которых они месяцами хранят свежие семена. Однако большинству сообществ позвоночных не удается наслаждаться плодами групповых усилий по истечении времени. Например, каждая сосновая сойка создает собственный запас семян и нападает на любого члена своей стаи, который крадет оттуда еду.

Описывая практику собирательства у бушменов, антрополог Ричард Ли пояснял, что «!кунг не накапливают излишки, потому что они считают своим хранилищем саму природу»[331]. Вместе с тем культурные традиции производства долгохранящихся продуктов могли обеспечить поддержку долговременным домашним базам. И бушмены, и хадза сделали маленький шаг в этом направлении, засушивая мясо (хотя его было недостаточно, чтобы они могли