Израиль, которого не было - Георгий Катюк

Отнюдь не с нашествия турок началось мусульманское владычество над Святой землей. Еще в 638 году Палестина тихо и бескровно перешла во владение арабов. То есть понадобилось почти полтысячелетия для того, чтобы Европа спохватилась, возопила от неслыханного святотатства и разразилась Крестовыми походами! Не странно ли?

Пишут, что владычество арабов не было слишком обременительным для христиан. Оттого и мирились с ним так долго. Дескать, только турки привнесли во взаимоотношения двух религий элемент насилия. Но позвольте! Ведь это арабский халиф аль-Хаким, страдая от душевного недуга, в 1009 году отдал приказ разрушить иерусалимские церкви Анастасис и Мартирий, снести фундаменты других христианских церквей и часовен. При арабах, как и при турках, христиане и евреи обязаны были платить джизью — подушный налог с немусульман, призванный подстегнуть последних к переходу в ислам. То есть и при арабах жизнь христиан была полна не всегда приятных неожиданностей.

В свою очередь о турках нельзя сказать, что из всех мусульман они были самыми рьяными гонителями христиан и евреев. О вполне цивилизованном отношении османских правителей к покоренным иноверцам в Византии уже говорилось. Такое же отношение к населению завоеванных областей Малой Азии и Палестины демонстрировали и сельджукские султаны. За некоторыми исключениями — я имею в виду ту же джизью и обязанность носить одежду особого цвета (голубую — христианам, желтую — евреям) — режим сельджуков можно назвать щадящим. «При сельджуках, — пишет Т. В. Носенко, — в Иерусалиме продолжали функционировать все христианские церкви и благотворительные заведения, в частности гостиницы и госпиталь, построенные и содержавшиеся на средства купцов из итальянского торгового города Амальфи. Сельджуки не предпринимали каких-либо особых репрессивных мер ни против греко-ортодоксального духовенства, ни против христиан других восточных исповеданий, в отличие, кстати, от крестоносцев, лишивших своих восточных единоверцев многих прав и владений. Что же касается жестокости и кровожадности сельджуков, то в Иерусалиме они были направлены прежде всего против сторонников Фатимидов, поднявших мятеж против властей в 1077 г. Беспощадно карались не только противники-мусульмане, но и евреи, проявлявшие лояльность к Фатимидам. Спасаясь от преследований, еврейская община перебралась в этот период из неспокойного Иерусалима в отдаленный тихий Тир.

В целом, в период сельджукского правления Иерусалим превратился в один из самых зажиточных городов Палестины и даже перехватил первенство у Рамлы, бывшей центральным городом при арабах, но так и не сумевшей оправиться после землетрясения 1033 г. Иерусалим же, обнесенный новыми стенами, с прекрасными восстановленными зданиями и интенсивной духовной жизнью становился международным центром. Сюда стекались путешественники, ученые и паломники из мусульманского мира, не прекращался поток христиан, желавших поклониться святым местам.

Западная Европа XI в. хорошо знала дорогу в Иерусалим: путешествие в Святую землю совершали и благочестивые монахи, и простые люди, и знатные сеньоры. Для одних паломничество являлось сугубо религиозным предприятием, осуществлявшимся в целях духовного очищения и покаяния. Другие руководствовались более меркантильными мотивами приобретения престижных святых реликвий или просто предметов роскоши на Востоке. В порубежном 1000 г. Иерусалим испытал настоящее нашествие паломников, приезжавших из Италии, Галлии, Венгрии, Германии, чтобы стать свидетелями апокалиптических событий конца тысячелетия, предрекаемых в Откровении от Иоанна Богослова»[132].

Повторюсь в очередной раз: владычество мусульман было для христиан и евреев, считающихся у арабов и турок «народами Книги», не особо обременительным. А потому само по себе никак не могло послужить поводом к восточной кампании латинян.

Никаких выгод не сулило «освобождение Гроба Господня» и в материальном плане. Поселок Эль-Кудс находился вдали от торговых путей, в каменистой местности, не пригодной для земледелия. Даже в качестве порта он не мог быть использован, т. к. находился в 60 км от моря. Глухая, провинциальная палестинская деревушка, не имеющая никакого стратегического значения. О его малопригодном для проживания расположении говорит уже тот факт, что современные израильтяне сделали своей столицей не Иерусалим, а Тель-Авив, выстроенный на более плодородных почвах средиземноморского побережья.

Вряд ли даже самому завзятому краснобаю удалось бы придать этому поселению более респектабельный имидж. Сказки о «молочных реках с кисельными берегами» не могли произвести впечатление на верующих. Ведь сказано же: «Западная Европа XI в. хорошо знала дорогу в Иерусалим: путешествие в Святую землю совершали и благочестивые монахи, и простые люди, и знатные сеньоры».

Возникает вопрос: к чему тогда их было рассказывать, эти сказки? И еще: почему они, невзирая на свою очевидную нелепость, все-таки произвели нужное впечатление?

Что-то тут не так. Кажется, Урбан II в своей проповеди имел в виду какой-то совсем другой, по-настоящему богатый и благочестивый, Иерусалим. Нельзя же отталкиваться от абсолютной лживости папского послания. Сказка, как говорится, ложь, да в ней намек…

В связи с этим нельзя не упомянуть еще об одном обстоятельстве, часто упускаемом из виду в силу своей кажущейся второстепенности, но тем не менее безошибочно указывающем на подлинные мотивы и объект папского послания. Его часто нарекают «непосредственной причиной» крестовых походов или «поводом» к выступлению крестоносцев. (Оказывается, почти 500 лет ждали этого «повода». Просто ангельское терпение). На самом деле вовсе не бедственное положение Иерусалима и вопли Петра Пустынника побудили папу к выступлению. Была более осязаемая причина.

Я имею в виду письмо Алексея I Комнина с просьбой о помощи в отвоевании Никеи. Ф. И. Успенский упоминает о письме, адресованном непосредственно графу Роберту Фландрскому, с которым у императора сложились дружеские отношения. Вот текст письма в передаче Успенского: «Святейшая империя христиан греческих сильно утесняется печенегами и турками; они грабят ее ежедневно и отнимают ее области. Убийства и поругания христиан неисчислимы и так страшны для слуха, что способны возмутить самый воздух… Почти вся земля от Иерусалима до Греции — не исключая и Фракии — подверглась их нашествию. Остается один Константинополь, но они угрожают в самом скором времени и его отнять у нас, если не подоспеет быстрая помощь верных христиан латинских. Пропонтида уже покрыта двумястами кораблями, которые принуждены были выстроить для своих угнетателей греки. Таким образом, Константинополь подвергнется опасности не только с суши, но и с моря. Я сам, облеченный саном императора, не вижу никакого исхода, не нахожу спасения; и принужден бегать перед лицом турок и печенегов. Итак, именем Бога умоляем вас, спешите на помощь мне и греческим христианам. Мы отдаемся в ваши руки; мы предпочитаем быть под властью ваших латинян, чем под игом язычников. Пусть Константинополь достанется лучше вам, чем туркам и печенегам. (Выделено мной. — Г.К.) Для вас да будет так же дорога та святыня, которая украшает город Константина, как она дорога для нас… Священные предметы не должны достаться во власть язычников, ибо это будет великая потеря для христиан и их осуждение. Если, сверх ожидания, вас не одушевляет мысль об этих христианских сокровищах, то я напомню вам о бесчисленных богатствах и драгоценностях, которые накоплены в столице нашей. Сокровища одних церквей в Константинополе могут быть достаточны для украшения всех церквей мира. Нечего говорить о той неисчислимой казне, которая скрывается в кладовых прежних императоров и знатных вельмож греческих. Итак, спешите со всем вашим народом, напрягите все усилия, чтобы такие сокровища не достались в руки турок и печенегов. Ибо, кроме того бесконечного числа, которое находится в пределах империи, ожидается ежедневно прибытие новой 60-тысячной толпы. Мы не можем положиться и на те войска, которые у нас остаются, так как и они могут быть соблазнены надеждой общего расхищения. Итак, действуйте, пока есть время, дабы христианское царство и, что еще важнее, Гроб Господень не были для вас потеряны, дабы вы могли получить не осуждение, но вечную награду на небеси».

Нетрудно заметить, что по своему стилю письмо — чистая пропагандистская агитка, состряпанная, так же как и речь папы на Клермонском соборе, гораздо позже описанных событий. Таким напыщенным слогом друзьям не пишут. В подлинности письма, от которого сохранилось только несколько латинских копий, но не оригинальный греческий текст, сомневался и сам Успенский, признавая, что оно может быть «пропагандистской фальшивкой, направленной на то, чтобы, соблазнив рыцарей сокровищами Константинополя, побудить их отправиться в поход на Восток».