13 диалогов о психологии - Соколова Е.Е.

Диалог 5. ПОЗНАЙ САМОГО СЕБЯ

(Об интроспекции, интроспективной психологии и самонаблюдении) А.: Что это ты так увлеченно читаешь?

С: Извини, я взял эту книгу у тебя на полке… Это учебник психологии для гимназий и самообразования какого-то профессора Челпанова [1].

А.: Георгия Ивановича Челпанова. Этот учебник в дореволюционной России переиздавался неоднократно: видишь, у меня уже его 15-ое издание; обрати внимание на год: 1918… Кстати, мы ведь говорили о Челпанове, когда обсуждали проблему теории и практики в психологии, или ты забыл? Ведь именно Челпанов на деньги мецената, купца Сергея Ивановича Щукина, основал при Московском университете первый в России институт психологии, где все было организовано лучше, чем в это время где-либо в мире… С целью знакомства с различными методиками, аппаратурным обеспечением экспериментов и так далее Челпанов совершает поездки в Германию и США, близко знакомится с работой 9 психологических институтов. Особенно близок оказался Челпанову вариант экспериментальной психологии, который разрабатывался в Корнельском университете известнейшим в то время психологом Титченером (о нем у нас еще будет разговор). Поразительно, как быстро строили в то время: здание института было построено всего заЮ месяцев 1911 года, а в 1912 году работа в нем уже началась. Сергей Иванович Щукин хотел увековечить память своей горячо любимой жены Лидии Григорьевны Щукиной, и институт был назван ее именем. Однако после 1917 года это имя было забыто, а мемориальная доска с соответствующими надписями на ней исчезла… Долгое время и имя Челпанова практически не упоминалось в литературе по психологии…

С: Эх, золотое было времечко! Четкие определения предмета, методов, задач психологии, все данные по психическим процессам. Тоненькая книжечка — а все есть. И главное:

Определение понятия “интроспективная психология” 203

одна точка зрения, очень удобно для запоминания. Не нужно мучиться, как нам, и читать

гору монографий, из которых почти ничего не запоминаешь, да еще и сопоставлять их друг с

другом! Вот бы такой учебничек нам! Прочел, запомнил, пересказал на экзамене — и дело в

шляпе!

А.: Ты опять о том же? Мы ведь вроде бы уже пришли к выводу, что для того, чтобы понять психологию, нужно знать множество точек зрения на ее предмет и методы, на ее задачи и так далее.

С: Да-а-а, одно дело — мы с тобой ведем беседы, а другое — сдача экзамена… Это разные вещи.

А.: Ну что же, разделяй их, если хочешь. Только увидишь, наши беседы наверняка помогут

тебе спокойно сдать этот страшный экзамен. Я надеюсь, ты ощутишь логику развития самой

психологической науки! Кстати, ты не прав, когда говоришь о “золотом времечке”

психологии! И тогда точек зрения на ее предмет и методологию было не меньше, хотя,

конечно же, во множестве этих точек зрения можно было бы увидеть некий объединяющий

их принцип…

С: Что ты имеешь в виду?

Предварительное определение понятия

“интроспективная психология”. Обоснования

метода интроспекции в трудах его сторонников

А: Я имею в виду так называемую интроспективную психологию, которая во времена Челпанова и немного раньше была, хотя и не единственным, но, безусловно, господствующим направлением в психологии. Точнее, это даже не собственно направление — это широко распространенная парадигма исследований в психологии. С: В чем же она заключалась?

А.: Если ты помнишь, мы с тобой начали уже о ней говорить, когда разбирали обстоятельства смены предмета психологии с “души” на “сознание”. Джон Локкутверждал тогда, что ум может одновременно заниматься “приобретенными идеями” и наблюдать за этой своей деятельностью. Из этого наблюдения за деятельностью ума, или рефлексии, человек получает знания о своем внутреннем мире, то есть о мире собственного сознания…

204

Диалог 5. Познай самого себя

С: Что же, линия интроспективной психологии тоже идет от Локка?

А.: От Локка и Декарта. Итак, формально говоря, интроспекция (от латинского introspecto — смотрю внутрь) — это особый способ самонаблюдения, наблюдения собственного сознания, восприятия своих переживаний…

С: Так это что, просто самонаблюдение, а интроспективная психология — психология, основанная на самонаблюдении? Что же тогда в ней такого особенного? Разве в психологии можно обойтись без самонаблюдения? Разве можно иначе познать свой собственный внутренний мир? Да и переживания другого человека мы можем познать только благодаря тому, что сами испытывали нечто подобное и наблюдали эти переживания в себе. Кто не любил, никогда не поймет, что такое любовь; кто не был на войне, не поймет переживания ее участников. Я это по себе знаю. Пашка, мой сосед по лестничной площадке, всего-то на несколько лет старше, а как из Чечни вернулся — так словно чужой стал, непонятный, как будто на другом языке разговаривает. Рассуждаем вроде бы на нейтральные темы, а он вдруг взорвется ни с того ни с сего или вдруг замолчит — и глаза такие невидящие… Разве кто-нибудь сможет в его душу проникнуть в это время? Только он сам и может это сделать. Вот бы впрыгнуть маленьким человечком в его сознание, посмотреть, что там происходит, а потом выпрыгнуть — и книгу об этом написать… Да и другой человек — разве он чувствует, что я, например, переживаю?

А.: Ты, между прочим, не оригинален: повторяешь многие доводы защитников метода интроспекции, которые считали его основным методом изучения сознания. Давай послушаем классиков интроспекционизма на этот счет. Вот один из них — русский философ и психолог Лев Михайлович Лопатин. Кстати, и про него можно долго рассказывать. Он тоже, как подчеркивает его биограф Огнев, “всегда внутренне оставался философом и смотрел на жизнь с высоты” [2, с. 12]. Его сравнивали с Сократом и Платоном: столь умел он “давать разговору идеальное направление и настраивать всех на философский лад” [Там же, с. 13].А ведь это время, по многим оценкам, не благоприятствовало философствованиям… С: Почему?

А.: Когда-нибудь про это время — а это был конец XIX — начало XX века — философы и психологи напишут объек-

Определение понятия “интроспективная психология” 205

тивно, проанализируют глубинные причины того, что в России интерес к философии, как правило, был довольно направленным: философия рассматривалась с точки зрения изменения общественного устройства, уничтожения неправды жизни. Это понимание философии, кстати, было характерно не только для признанных русских философов-материалистов и революционеров-демократов, а затем и философствующих социал-демократов; этот этап пережил и Владимир Соловьев (См. [3, с. 5-6]). Для русской интеллигенции того времени было характерно искание “правды-справедливости”, а не “правды-истины”, как характеризует это философствование Николай Александрович Бердяев (См. [4, с. 30]). Лопатин, который еще в гимназии читал Гегеля в подлиннике, осмелился пойти “против течения” и, как пишет его биограф, “начал свою работу непонятым, встречавшим насмешку и, в лучшем случае, снисходительное отношение к себе как к добродушному и странному чудаку, занимающемуся никому не нужными и, пожалуй, даже вредными головоломными хитросплетениями” [2, с. 17].В его психологии это означало “назад к душе”, поскольку Лопатин считал, что единство психических функций можно объяснить только при наличии субъективного их носителя, то есть души. С: Что, опять душа как некая непознаваемая сущность, отличная от явлений и от которой уже давно отказалась эмпирическая психология? А.: Да, в каком-то смысле это был шаг назад, но в каком-то и вперед… С: Где же здесь “вперед”?

А.: Ты не учитываешь, что психология к этому времени прошла уже определенный путь своего развития в рамках эмпирической традиции. И для многих авторов, пишущих на психологические темы, стало очевидным, что на этом пути психология кое-что и порастеряла, поскольку это “кое-что” не могло быть объяснено в схемах классической эмпирической психологии сознания… Этим “кое-что” были, например, человеческие ценности, установки, диспозиции, которые могут актуально и не осознаваться, но определяют собой протекание сознательных психических процессов. Да и проблема способностей, о которой мы начали говорить в прошлый раз, не вписывалась в классические схемы эмпирической психологии сознания. Как бы то ни было, Лопатин, несмотря на определенные разногласия с другими пси-

206

Диалог 5. Познай самого себя

хологами относительно предмета психологии, тоже в целом разделял позиции интроспекционизма. Стоит ли за явлениями сознания душа или не стоит, в любом случае никакого доступа в душевный мир, кроме интроспекции, не существует. Л.М. Лопатин: Мы все познаем сквозь призму нашего духа, но то, что совершается в самом духе, мы познаем без всякой посредствующей призмы. В противоположность явлениям физической природы, явления сознательной душевной жизни (а, как увидим, только они являются прямым предметом психологического изучения) сознаются нами, как они есть. Это положение настолько очевидно, что едва ли нуждается в доказательствах [5, с. 9-10]. А.: Перебью уважаемого классика. “Очевидность” — понятие очень растяжимое, безумцу тоже очевиден его бред, как говорил Модели… С: А это кто?