13 диалогов о психологии - Соколова Е.Е.

Э. Титченер: Систематическое наблюдение всегда открывает сложность восприятия. Мы можем направлять внимание на каждую из отдельных составляющих частей; и если мы займем такое положение по отношению к восприятию, то это последнее распадается на некоторое число действительно простых сенсорных качеств. Таким образом, наблюдатель, который никогда не пробовал вкуса лимонада, если он опытен в самонаблюдении, различит холод, особенный аромат и сладкий, кислый и горький вкус напитка, в то время как его гостеприимный хозяин, не имеющий навыка в психологическом анализе, хотя он и составлял этот напиток, будет воспринимать данный “вкус” как простое и единичное переживание [10, с. 43-44].

А.: Обрати внимание: психолог не должен поддаваться установке “наивного наблюдателя” и описывать свое созна-

Структурализм как вариант интроспективной психологии 215

ниє в терминах внешних объектов; он должен делать это описание только в терминах своих ощущений. Титченер называет эту установку “наивного наблюдателя” “ошибкой возбудителя” или, более современно, “ошибкой стимула”.

Э. Титченер: Мы так привыкли жить в мире объектов, мы так привыкли облекать мысль в популярные выражения, что нам трудно усвоить чисто психологическую точку зрения на интенсивность ощущения и рассматривать сознание так, как оно есть, независимо от его отношения к объективному миру. Эта книга, говорим мы, тяжелее, чем та; эта лампа дает больше света, чем те две; этот рояль имеет более громкий звук, чем другой. Собственно говоря, эти выражения могут обозначать одно из двух. Их можно понимать физически; под книгами понимать тяжести, различные по весу; лампы измерять разницей в количестве свечей; под звуками рояля понимать воздушные волны различной амплитуды; или их можно понимать психологически, имея в виду вместо книг впечатление тяжелого или легкого, вместо лампы впечатление светлого и темного, вместо звука рояля — более или менее громкие слуховые впечатления… Очень серьезный источник ошибок в экспериментах … заключается в том, что наблюдатель стремится определить не ощущения, а возбудители. Он думает не об ощущениях света, а о серых бумажках, не о слышимых звуках, а о высотах, с которых должны упасть шарики, чтобы вызвать ощущения этих звуков [11, с. 169; 183-184]. А.: Такая изощренная интроспекция получила название “аналитической интроспекции”, поскольку ее результатом должно было быть получение “сенсорной мозаики” того или иного образа, а направление, которое опиралось на подобную методологию исследования, стало называться структурализмом (хотя подлинный смысл слова “структура” при этом выхолащивалось: ведь речь шла, скорее, не о структуре образа, а о простой сумме входящих в него элементов — ощущений).

С: Послушай, но это все так далеко от жизни, сплошные абстракции; ведь это психология какого-то искусственного, запертого в лаборатории человека!

А.: Ужели слово найдено? Ты абсолютно прав: именно такие возражения всегда выдвигались против метода аналитической интроспекции и, соответственно, структурализма. С: Но, может быть, потом, когда психолог выйдет в практику, в жизнь, к этим найденным закономерностям добавят-

216

Диалог 5. Познай самого себя

ся другие, то есть это некий фундамент, на котором будет далее возведено здание более конкретной психологии?

А.: А фундамент ли это? Действительно ли восприятие, например, складывается из ощущений как из кирпичиков? Когда ты будешь изучать раздел “Восприятие”, вам будут рассказывать об интересных экспериментах, которые начисто опровергают все то, о чем говорил Титченер. Ну вот, допустим, один из них. Представь себе, что ты смотришь на кусок мела. Какого он цвета? С: Белого.

А.: Даже в самую темную ночь? С: Да.

А.: Почему же ты и в первом, и во втором случае воспринимаешь его белым, хотя во втором он практически не отражает света?

С: Ну, я привык, что мел белого цвета и поэтому вижу его белым.

А.: Значит, то самое предметное значение, которое Титченер игнорировал, вмешивается в твое восприятие и определяет его?

С: Не определяет, может быть, а просто присоединяется как еще один элемент к тому, о чем говорил Титченер.

А.: Хорошо, пусть так. А уголь — какого цвета?

С: Конечно, уголь — черный.

А.: Даже в самый солнечный день?

С: Да.

А.: Представь себе теперь, что ты смотришь на кусок мела, очень плохо освещенный, и ярко освещенный уголь через два отверстия в ширме, которая загораживает оба предмета, и при этом видишь только свет, который они отражают. В первом случае ты увидишь довольно темное пятно, во втором — очень светлое. Теперь быстро сдвинем ширму. Все испытуемые, которые принимали участие в этом эксперименте, поражались мгновенному изменению своих ощущений: в первом случае ощущение “побелело”, во втором — “почернело”, то есть у них возникали ощущения не в соответствии с абсолютной интенсивностью света, а в соответствии с восприятием предмета как такового. Так что не ощущения “строят” восприятие, хотя, вообще говоря, без ощущений оно не бывает; просто законы восприятия не сводимы к закону сум-мации ощущений. Так что элементаристская стратегия познания обнаруживает здесь свою несостоятельность.

Структурализм как вариант интроспективной психологии 217

С: Теперь я с тобой согласен.

А.: Для эмоциональной разрядки приведу тебе еще несколько интересных случаев из наблюдений известнейшего американского психолога Вильяма Джемса, которые доказывают то же самое.

В. Джемс: Однажды, когда один мой друг сидел у меня в комнате, начали бить часы, бой которых имел очень низкий тон. “Слушай, — воскликнул мой приятель, — в саду играет шарманка”, и был очень изумлен, узнав настоящий источник звуков. У меня самого была поразительная иллюзия в том же роде. Как-то поздно ночью я сидел и читал, как вдруг услышал чрезвычайно сильный шум, распространявшийся из верхней части дома, которая, казалось, была вся наполнена этим ужасным шумом. Вот он прекратился, но через мгновение начался снова. Я вышел в зал, чтобы послушать, в чем дело, но шум больше не повторялся. Однако, едва я снова сел на свое прежнее место, шум опять возобновился — низкий, могучий, ужасающий, подобный шуму, предшествующему буре или наводнению. Он шел теперь со всех сторон. Чрезвычайно испуганный, я снова пришел в зал, но шум уже смолк опять. Вернувшись через секунду в мою комнату, я открыл, что этот шум был, ни больше ни меньше, как храпенье маленького шотландского терьера, спавшего на полу. Замечательно, что как только я понял это, я уже был не в состоянии преобразить храп собачки в те ужасные звуки, которые мне пригрезились, хотя употреблял для этого большие усилия: звуки являлись мне теперь такими, какими были в действительности [12, с. 257]. А.: Так равно ли восприятие сумме ощущений, если оно меняет даже качество ощущений, входящих в него как составные части?

С: Я отказываюсь от аналитической интроспекции как метода исследования сознания. А.: Нет уж, пойдем вместе со сторонниками этого подхода до конца, чтобы понять его лучше. Ты верно сказал, что человек интроспекционистов — это “лабораторный” человек. А как быть с животными, маленькими детьми, душевнобольными, которые вообще не способны к интроспекции? С: Не знаю.

А.: Послушаем же защитников интроспекции, например Челпанова, который был горячим сторонником именно тит-ченеровского варианта экспериментальной психологии.

218

Диалог 5. Познай самого себя

Метод интроспекции и другие методы психологии

Г.И. Челпанов: Выражаясь таким образом, что самонаблюдение есть единственный источник познания психических явлений, я могу, пожалуй, кого-нибудь ввести в заблуждение. Пожалуй, могут подумать, что психолог, желающий построить систему психологии, должен запереться в свой кабинет и начать наблюдать самого себя и из того, что он получил, создавать законы психологии. Но я должен на это заметить, что утверждать что-либо подобное может лишь тот, кому неясен истинный смысл термина “самонаблюдение”. Философы, которые признают за самонаблюдением единственный источник познания психических явлений, никогда не думали, что только из наблюдений над самим собою можно строить законы психической жизни; напротив, они признают, что психология — одна из самых энциклопедических наук; она содержит в себе ряд вспомогательных наук, которые необходимы для построения психологической системы [6, с. 91]. С: Какие же это науки?

А.: Психология народов (сведения о душевной жизни “диких” племен и представителей других культур); сравнительная психология (психология животных, детей); изучение аномальных явлений (психология душевнобольных) и тому подобное. Там, безусловно, используются и внешнее наблюдение, и анализ продуктов деятельности этих индивидов, но посмотри, как интерпретируется полученный материал.

Э. Титченер: Психолог заключает по аналогии, что все, применимое к нему, применимо в принципе и к животному, к обществу и к душевнобольному. Он делает вывод, что движения животных, в громадном большинстве, суть выразительные движения, что они выражают душевные процессы животного или дают знать о них. Поэтому он старается, насколько это только возможно, поставить себя на место животного, найти условия, при которых его собственные выразительные движения были бы в общем того же рода; и затем он старается воссоздать сознание животного по свойствам своего человеческого сознания, постоянно имея в виду степень развития нервной системы у животного. Он обращается к помощи эксперимента и ставит животное в условия, которые допускают повторение, изолирование и видоизменение известных типических движений и поведения вообще. Животное, таким образом, принуждают, так сказать, к на­блюдению, к самонаблюдению; оно внимательно следит за известными раздражителями и регистрирует свой опыт посредством выразительных движений. Естественно, это не будет научным наблюдением; наука предполагает … определенное отношение к миру опыта и состоит в описании этого мира, как он представляется ей, с определенной точки зрения. Тем не менее, это все же наблюдение и, как таковое, оно дает науке сырой материал. Психолог перерабатывает этот сырой материал; он наблюдает выразительные движения и регистрирует душевные процессы животного в свете собственного самонаблюдения [11, с. 26-27]. А.: То же Титченер относит и к обществу. Он считает, что нужно исследовать обычаи и мифы первобытного человека и подвергать их рассмотрению с современной точки зрения. С: Но это же абсурд какой-то — изучать мир животного и душевнобольного по аналогии с собой, весь мир “кроить по своей мерке”!