Когда под ногами бездна - Джордж Эффинджер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пятница в Будайине — все равно что суббота у евреев: день полного отдыха для всех, кроме плохих мусульман, возвращающихся на работу после захода солнца.
Мы соблюдаем священный месяц рамадан, но городские фараоны и фанатики, окопавшиеся в мечетях, в пятницу относятся к нам немного снисходительней. Они рады любому проявлению доброй воли у заблудших.
Ясмин отправилась на работу, а я остался в постели, читая Сименона. Первую книгу его я взял в руки примерно в пятнадцать лет; вторую, кажется, в двадцать.
С тех пор. он попадался мне еще несколько раз. Когда речь идет о Сименоне, трудно сказать точно. Он пишет не меньше дюжины вариаций одной и той же книги, но у старины Жоржа столько сочинений, которые он переписал по несколько раз, что проще прочесть их все, а затем рассортировать и расположить в более или менее рациональном порядке по темам, что всегда было мне не под силу. Я просто начинаю читать его с последней страницы (если они на арабском языке), или с первой (если они по-французски), либо, если спешу или слишком нагрузился своими друзьями-пилюльками, с середины.
Сименон. Почему я сейчас подумал о Сименоне? Эта мысль должна привести к чему-то важному, к какому-то озарению… Сименон — Ян Флеминг; оба писатели, оба извлекали из глубин творческого сознания триллер за триллером, каждый в своем роде; оба уже умерли, и никто из них так и не узнал, как приготовить приличный мартини («взбитый и не размешанный», — пишет Флеминг, — как же, черта с два!). А от мистера Флеминга мы прямиком попадаем в объятия его создания, Джеймса Бонда. Человек с модиком Бонда не оставил больше никаких следов пребывания агента 007 в городе: ни окурков с золотыми кольцами вокруг фильтра, ни высосанного ломтика лимона, ни дырки от пули, выпущенной из «беретты». Да, в случаях с Богатыревым и Деви он использовал именно «беретту» — излюбленное оружие Бонда в ранних романах Флеминга, пока какой-то дотошный читатель не указал ему, что это «дамское оружие», не обладающее большой убойной силой.
Поэтому Флеминг заставил Бонда перейти на «Вальтер-ППК», небольшой, но надежный автоматический револьвер. Если бы наш Джеймс Бонд применил «вальтер», то здорово разворотил бы лицо Деви; «беретта» проделала чистенькую дырочку, как в пивной банке. Взбучка, которую он мне задал, была последним подвигом 007 больше его не видели и не слышали. Думаю, парню очень быстро надоедает одно и то же место, — должно быть, не терпит скуки…
Да, скука… Но сейчас главное — найти противоядие от той дряни, которую я проглотил. Какая там скука, когда пульс выдает четыреста с лишним ударов в минуту! Клянусь жизнью своей бороды и могучими чреслами Посланца Божьего (мир им и благословение Аллаха), чего мне хотелось по-настоящему, так это заснуть!
Но каждый раз, как я прикрывал веки, перед глазами плясали черно-белые вспышки и проплывали гигантские пурпурные и зеленые существа. Я даже за плакал с досады, но они никак не хотели оставить меня в покое. Непостижимо, как Билл умудряется водить машину, когда с ним творится подобное.
Вот, вкратце, как прошла пятница. Ясмин принесла бутылку «Джека Дэниелса», я покончил с остатками пилюлек, полностью отключился где-то около полудня, а когда проснулся, моя девушка уже ушла. Суббота, воскресенье… У меня есть еще полтора дня, в течение которых мои мозги остаются девственно-нетронутыми.
К вечеру я заметил, что деньги куда-то испарились. Должно было остаться еще несколько сотен киамов; конечно, кое-что я истратил, наверное, даже больше, чем мог себе позволить. Но по крайней мере у меня в сумке должно лежать куда больше хрустиков, чем девяносто киамов, которые я там нашел. Что можно сделать на девяносто киамов? Пара новых джинсов будет мне стоить сорок, или даже больше.
Ох, боюсь, Ясмин запускает руку в мой карман. Ненавижу эту черту в женщинах, даже в тех, которые раньше были мужчинами. Как постоянно повторяет Джо-Мама: «Если кошка держит своих котят в духовке, они от этого не становятся пирожками». Возьми хорошенького мальчишку, убери все, что топорщится у него между ногами, купи пару силиконовых сисек такой величины, чтобы под ними мог укрыться целый взвод, и не успеешь опомниться, как новоиспеченная дамочка уже роется в твоем бумажнике! Она горстями жрет твои пилюли и капсулы, тратит твои деньги, устраивает скандалы из-за того, что ты случайно во сне стянул с нее простыню или одеяло, целый день с неослабевающим интересом крутится перед зеркалом в ванной, созерцая с умным видом свое отражение; когда идешь с ней по улице, отпускает комплименты по адресу разных молодых пижонов, требует, чтобы ее сжимали в объятиях, когда ты уже выбился из сил, едва не расплющив ее о кровать, и после всех этих подвигов устраивает дикую истерику, если осмелишься высунуться из окна, увидев смазливую девчонку. Как быть с безупречно прекрасной юной богиней любви, которая вертится в комнате, украшая пол своим грязным нижним бельем? Захочешь немного поднять Настроение, а эта дрянь уже успела сожрать все пилюли.
Ладно… Мариду Одрану отпущено Аллахом еще целых полтора дня на то, чтобы побыть самим собой. Ясмин со мной не разговаривала: считала, что я трус и поганый эгоист, потому что не желаю считаться с планами Папы. То вдруг заявляла, что говорить не о чем: в понедельник утром я непременно встречусь с хирургами Фридландер-Бея, и они проведут «электрификацию» моих мозгов, то, буквально через минуту, начинала орать, что я проклятый сукин сын, которому наплевать, что будет с его друзьями. Бедная девочка никак не могла запомнить, какой версии придерживаться: согласился я на операцию или нет; мысли ее сосредоточивались на настоящем, а через мгновение все вылетало из памяти, даже спор, из-за которого началась ссора (тогда я заявил: «Не позволю вставлять проводки мне в башку, и говорить не о чем»).
Всю пятницу (или это была суббота?) я провалялся в постели; смотрел, как тени удлинялись, укорачивались и снова становились длиннее; муэдзин звал правоверных на молитву; потом, хотя, казалось, прошло всего несколько минут, он повторил свой призыв. В субботу вечером, когда Ясмин стала собираться на работу, я уже перестал обращать внимание на смену ее настроений.
Она металась по комнате, как бешеная, осыпая меня разнообразными ругательствами, многие из которых я услышал впервые, несмотря на долгие годы жизни в самых злачных уголках нашего города. Это заставило меня преисполниться еще большей любовью к моей маленькой шлюхе. Я с огромным трудом выбрался из постели, когда Ясмин уже отправилась к Френчи. Тело сотрясал нестерпимый озноб, сменяющийся приступами изнурительного жара; я решил немного охладиться, приняв душ, но снова упал в постель, то дрожа, то обливаясь потом. От пота промокли и простыни, и одеяло, за которое я судорожно цеплялся, так что у меня побелели костяшки пальцев. Теперь призрачные ящерицы ползали уже по лицу и рукам, но зато боковым зрением я их не видел. Наконец я собрался с духом и осуществил то, о чем давно мечтал, — дошел до ванной. Есть не хотелось, но мучила жажда. Я выпил два стакана воды и на подгибающихся ногах вернулся в постель. Господи, как мне хотелось, чтобы Ясмин сейчас была дома!
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});