Только (не) рабочие отношения - Ева Морис

Ярослав Львович

(по вашим просьбам)))

Я открывал один ящик за другим, но аптечки нигде не было. Сегодня неорганизованность Марины злила особенно сильно.

– Красная коробка в ванной может быть аптечкой? – тихо, как мышка, произнесла Анюта, словно боялась отвлечь меня.

– Вполне, – кивнул я и улыбнулся.

Видишь, какая ты молодец, воробушек? Убери с лица это затравленное выражение. Просто думай, какая ты молодец…

Коробка действительно оказалась аптечкой. И там, к моему тайному сожалению, действительно обнаружилась мазь от синяков.

Передо мной встала дилемма.

Если мазь здесь – смысла везти Анюту домой как будто бы нет.

Но я же не мудак. Чем позже обработать щеку, тем дольше она будет болеть.

«Не мудак», – повторил я себе и, прихватив всю коробку, пошел к дивану, на котором, трогательно обняв колени, сидел мой секретарь за короткое время ставший мне небезразличным.

Хотя стоит ли себе врать?

На диване сидела молодая, привлекательная девушка. И обычно это словосочетание вызывало разве что усмешку (мало ли таких сидит по диванам), но конкретно эту: с ее большими доверчивыми глазами, с курносым носиком, со способностью краснеть за считаные секунды… Ее мне хотелось защитить. Спрятать от всего мира.

Это было странно. Непривычно. Но интересно.

Это интриговало. Хотелось, чтобы и у нее я вызывал волнительные, но приятные чувства. Последнее сейчас было актуальнее.

Поэтому я мягко, чтобы не напугать, спросил.

– У тебя что-то еще болит, воробушек?

Она опустила глаза, а я напомнил себе, что показывать, насколько меня бесит ситуация – не стоит. Анюта закроется, как в самом начале, и ни слова вытянуть не получится. Сейчас главное другое.

Я поставил коробку с лекарствами на стол и мягко погладил Анюту по спине. Оттаивай. Видишь, я хочу тебе помочь.

Светлые влажные после ванной волосы лежали на плечах и я, чтобы не задеть, перекинул прядь волос со спины вперед. Что такого? Ситуация – ерунда. Но она вздрогнула.

Медленно, очень медленно я выдохнул, отодвигая мысли и предположения, что случилось с моим хрупким воробушком, на потом.

Посмотри, милая, я абсолютно спокоен и адекватен.

– Анюта, хорошая моя, что у тебя болит?

Она вскинула на меня свои большие серые глаза и практически сразу покраснела. Так привычно, так мило…

Было бы мило, если бы покрасневшая распухшая щека не выделялась так сильно.

– У меня… – она сглотнула и опустила глаза, и от этого крошечного, мимолетного движения меня прострелило.

Я почувствовал настоящий зуд, потребность…

Как люди не могут обходиться без воздуха, а я не едва сдерживал себя, чтобы не обнять своего секретаря…

Да какого, к черту, секретаря? Анюту.

Сейчас это казалось важнее всего. Даже собственного дыхания.

– Я затылком ударилась. Немного голова болит.

Слова подействовали, как ушат с холодной водой.

Внутри заклокотало, но я выдохнул, натягивая на лицо улыбку. Как маску.

– Иди сюда, воробушек, – произнес и, не дожидаясь ее ответа, сам подхватил ее и посадил к себе на колени.

Анюта то ли возмущенно, то ли от неожиданности пискнула и тут же попыталась сползти, но я удержал.

Да-да, обняв.

– Мне нужно посмотреть, что у тебя с затылком, – ровно произнес я, когда она повернулась ко мне. Испуганно, смущенно.

Теперь, когда потребность обнять ее была удовлетворена, организм, решив не останавливаться на достигнутом, сообщил: теперь поцеловать.

Взгляд сам собой скользнул на ее губы, и она вмиг покраснела.

Малышка-глупышка.

Я усмехнулся.

На поводу у эмоций и желаний я не пойду. Не сейчас.

Как бы ни хотелось.

Только от маленькой шалости, я не удержался. Когда она на миг отвернулась, я наклонился, ближе.

– Покажи, где ударилась.

Ее кожа тут же покрылась мурашками, а я удовлетворенно хмыкнул.

Думай обо мне, воробушек. Так гораздо приятнее.

Рука ее скользнула на затылок.

– Тут. И можно… можно я сяду рядом? – глаз она на меня не поднимала, рождая внутри горячие, собственнические мысли.

Учитывая их и стеснительность Анюты, не можно, а нужно.

Я сам пересадил ее рядом с собой, и тут же, чтобы отвлечься от потери теплого, мягкого и, готов поспорить, податливого девичьего тела, посмотрел на ее затылок.

– Говори, если будет больно.

Я осторожно раздвигал ее пшеничные волосы, а Анюта вздрагивала, когда я касался кожи.

– Крови и открытых ран нет, это уже неплохо, – сообщил я, опуская руку.

Мое компетенции не хватало, и это бы раздражало, но в голову пришла идея, как добиться того, чего хотел с самого первого момента, как оказался в этой квартире.

– В душе тоже крови не было, – дисциплинированно произнесла Анюта, оборачиваясь.

– Замечательно, – кивнул я, улыбнувшись.

Замечательно, что она сама рассказывает мне все. Сама делится.

Анюта почти машинально ответила на улыбку и тут же вздрогнула, а ее щека дернулась.

Я сжал зубы, но вновь охватившую меня злость, подавил, и отвлекая больше себя, чем ее, задал вопрос:

– У тебя есть шапка, воробушек?

– Что?

– Нужно показать тебя врачу. Проверить на сотрясение, – последние слова сказать спокойно мне удалось с огромным трудом.

Анюта вновь вздрогнула (надеюсь, это не я ее напугал) и коснулась своих волос. Да, маленькая. Они мокрые. И это небольшая, но проблема.

– Шапки нет. Может, я по-быстрому их высушу? Я видела фен в ванной.

– Не стоит. Не уверен, что это будет полезно, – даже не знаю, можно ли при возможном сотрясении греть голову. Лучше не рисковать. – Возьмем сухое полотенце. Обмотаешь им голову.

– Я буду выглядеть нелепо, – Анюта кинула на меня взгляд и вздохнула, но послушно поднялась.

А я улыбнулся.

– Ты будешь выглядеть очень мило.