Ковчег-Питер - Вадим Шамшурин

– Вот так, блин, захочешь человеку приятное сделать, – рассердился я, но не по-настоящему, конечно, а так, в шутку. – Ведь сами себе не даем жить с удовольствием! Сами у себя радость отнимаем!

Светлана только вздохнула и перебрала еще раз в ладонях купюры выплаченной только что зарплаты.

– Ну не знаю, – сказал я. – Вы тогда с Верочкой хоть по тысяче возьмите себе еще. Типа за беспокойство. Раз уж тут все так вышло.

Светлана улыбнулась, пожала плечами, потом просто молча кивнула. А я зачем-то представил себе, что она в один прекрасный день выйдет замуж за Илларионова. Вон он как за нее переживает, и о ребенке уже узнал. А что? Какими петлями только жизнь иногда не заплетается. Может быть и такое дважды два. Я представил себе их вместе и почувствовал, что даже немного ревную.

На выезде из города я залил полный бак, выставил на навигаторе Дубки. За окном потянулись луга и леса, пышно-зеленые, такие яркие, сочные, такие настоящие, что их хотелось потрогать. Протянуть руку, провести по ним ладонью, сжать в кулаке. Облака тоже хотелось трогать или прыгать по ним, как умели делать зверюшки из детского мультика. Я даже немного снизил скорость, чтобы растянуть этот пролетающий за окном вид на подольше. Иногда проезжал через небольшие деревеньки или садоводства. К обочине были выставлены ведра с яблоками, яркие большие тыквы, на перевернутых ящиках лежали грибы, кочаны капусты, пучки зелени, банки соленых огурцов – все на продажу. Во всех направлениях целеустремленно катили машины. У меня вертелась глупая мысль: куда они все едут? Днем, в будний день. Ну вот ладно я, я-то по срочному и неожиданному делу, но эти все – куда? Правда, чем дальше от города, тем машин становилось меньше.

До Дубков я доехал чуть дольше, чем за час. Машину, съехав на обочину, припарковал, получается, с другой стороны дачного поселка – там, где проходила трасса. Да, здесь, и правда, за высокими металлическими заборами стояли добротные каменные коттеджи. Кто-то уже подсуетился, скупил два-три соседних участка и отстроил себе имение. Может, даже Леркино агентство поспособствовало. Интересно, как там у них, за этими заборами, жизнь протекает? Чинно и благородно, как в русской классике? Если гости приезжают, то их встречает дворецкий. Потом пьют чай из чашек коллекционного фарфора, жгут свечи. Танцуют под живую музыку. И вот еще интересно: если какую-нибудь Натаху с шести соток с туалетом во дворе переселить в усадьбу со всеми удобствами, каменными ступеньками на крыльце и красивым видом из высоких окон, превратится она в этакую трепетную Наташу Ростову или так Натахой из садоводства и останется?

Я свернул и пошел по улице в сторону железнодорожной станции. Дом Мидии с этого ракурса показался странно незнакомым, а свежевыкрашенные окна на выгоревших зеленых стенах летнего домика смотрелись чем-то чужим, нелепо и наспех приляпанным. Как чересчур яркий макияж на лице старой женщины. Я шел по дорожке и понимал, что дом – пустой. И от этого внутри у меня тоже становилось пусто.

Сосед Миша был дома: из открытой двери сарая летели щепки и матерные словечки. Он обрадовался, когда увидел меня, но я сказал, что тут проездом. Спросил про Мидию. Она не появлялась. Я оставил Мише номер своего мобильного, велел позвонить, если она приедет. Он тоже дал мне свой номер, потом предложил выпить, но, когда узнал, что я за рулем, только сокрушенно вздохнул. Побежал в дом, принес две банки каких-то солений и бутылку самогона, сказал, что хочет отблагодарить за помощь с починкой крыши. Я не стал отказываться на этот раз – какая разница, брошу в багажник. Уже попрощались, но тут я вспомнил и сказал:

– Слушай, Миш, а ты ведь свою эту дачу не собирался продавать?

– С чего бы вдруг? – удивился он.

– Вот и правильно. И вообще, тебе так, для справки: у вас в Дубках земля очень дорогая, так что, если кому будут предлагать, вы узнайте все сначала хорошенько.

Миша остался стоять с той стороны забора с озабоченным лицом, а я пошел назад к машине. Глупость, конечно, тратить время, бензин и нервы, ехать сюда, чтобы за три минуты все узнать и покатить обратно. Но не за грибами ведь идти.

Ехал домой в город и думал, что если с Лидией Палной что-то случилось, то в этом обвинят меня. Волков вызовет на допрос и будет равнодушным голосом спрашивать, за что я убил свою учительницу. А я буду сидеть в его кабинете и смотреть, как на подоконнике стоит пластиковая бутылка с водой, и ждать, когда он станет меня этой бутылкой избивать.

– С какой целью такого-то числа вы приехали на дачу к гражданке Скороходовой? – будет спрашивать капитан полиции. – Почему она уехала в город, а вы остались в ее доме? Кто может подтвердить, что вы никуда с участка не отлучались в тот день, когда было совершено преступление?

Тут я обрадуюсь и скажу:

– Сосед Миша! Мы с ним красили окна в домике Лидии Палны в тот день. Он может подтвердить мое алиби!

– Окна, говоришь, красили? Теперь это у нас так называется? – поднимет бровь капитан Волков. На этот раз он будет смотреть прямо на меня, не отводя ни на минуту проницательного полицейского взгляда. Это на посетителей он не смотрит: экономит наблюдательность, не хочет распыляться, попусту растрачивать интуицию сыщика. А на подозреваемых смотрит пристально. – Сосед Миша как раз между часом и четырьмя часами дня отлучался. Он, кстати, утверждает, что вы делали неприличные намеки в стиле пропаганды нездоровых отношений. Упоминали героев из какой-то американской книжки, правда, не припомнил, из какой конкретно. Интересная, значит, жизнь в тюрьме тебя ожидает, уж там-то быстро разберутся, кто ты такой есть на самом деле.

Волков покрутит в руках мой паспорт и скажет задумчиво, все так же пытливо глядя мне в лицо:

– А кто ты такой на самом деле? Уж не отправить ли мне запрос в Интерпол? Может, ты и не Антон никакой, а Антуан? Иностранный агент?

И тут я уже не выдержу и стану кричать:

– Да вы что, Волков! Какой на фиг Антуан? Вы, наверное, фильмов шпионских пересмотрели! Я же свой! Антон Скворцов! Ну, Антоха с предпоследней парты у окна. И к Лидии Павловне я поехал, чтобы картошку ей вскопать. Помните, песенка еще такая есть: «Антошка, Антошка, пойдем копать картошку!» А потом мне Лидия Павловна так и сказала: