Надежда гардемарина - Дэвид Файнток

Господи, хоть бы это действительно было так!

— Простите, сэр, но что, если вы окажетесь не правы? — спросил главный инженер.

— Тогда мы отключим питание. Пусть ее сегменты соберутся в совершенно другую личность при загрузке.

— Лоботомия.

Я пожал плечами:

— Пусть будет так. Дарла всего лишь компьютер, а на карту поставлено множество жизней.

В чипе, хранившемся у меня в сейфе, были все необходимые пароли. Потея над пультом управления, я то благословлял, то проклинал лейтенанта Дагалоу за то, что она мне сказала и чего не успела сказать.

Вакс с двумя матросами по моему приказу перенес отстойный ящик на капитанский мостик. В нем мы обнаружили свинцовый футляр с метровой длины алюмалоевым цилиндром, который мы осторожно поместили во встроенный в палубу приемник. Я закрыл крышку, подключив его к компьютеру «Гибернии»:

— Пилот, занесите базовую массу в качестве фиксированого параметра в нужное место и запишите маркер конца файла.

После выполнения всех необходимых пунктов мы активизировали программный ввод Дарлы и исполнили согласно описанию необходимые директивы, чтобы разрешить полную перепись операционной системы.

Как только мы еще раз с исключительной тщательностью проверили все наши действия, я ввел команду.

Не знаю, чего я ждал, но в течение нескольких часов я видел перед собой лишь мигающие лампочки пульта управления. Напряжение сменилось усталостью, потом перешло в скуку. Я ерзал на стуле, как самый зеленый кадет.

Сигнальный звонок. Я вскочил.

«Ввод закончен. Усвоение и упорядочение данных».

Я снова сел, ожидая признаков катастрофы.

Ничего не случилось. Лишь время от времени на экране появлялись непонятные массивы цифр.

— Сколько потребуется на все это времени? — спросил я дрогнувшим голосом.

— Не имею понятия, сэр, — ответил шеф, — учитывая размеры Дарлы, ей придется провести много перекрестных проверок.

Наконец раздался второй звонок.

«Данные усвоены».

Я сглотнул:

— Начинайте тест самопроверки.

Некоторое время спустя появилась надпись:

«Самопроверка закончена. Отклонений не обнаружено».

Пилот облегченно вздохнул.

Я проворчал что-то насчет того, что прошлый раз она говорила то же самое, и набрал на клавишах:

— Выведите параметр базовой массы.

Я затаил дыхание. Наконец появились цифры: «213,5 стандартной единицы согласно последней рекалькуляции».

Я шумно выдохнул. Слава Богу. Чтобы быть абсолютно уверенным, потребовал распечатку. Мы внимательно изучили ее и не нашли ни одной ошибки. После чего реактивировали сегменты речевого общения.

— Когда вы меня усыпляете, начинается головная боль! — раздраженно сказала Дарла.

— Простите. Скажите, пожалуйста, какова масса корабля?

— По моим расчетам, 213,5 единицы, командир.

— Является ли масса с поправкой фиксированным параметром?

— Нет. Это переменная. Как она может быть параметром? Ведь она меняется каждый раз, когда мы принимаем багаж! — Я вздохнул и немного расслабился. Шеф тоже. Мы обменялись взглядами.

— Командир, зачем вы усыпили меня?

Я перестал улыбаться:

— У нас, гм, появились некоторые проблемы.

— Понимаю, — бесстрастно ответила Дарла.

— Вам известно, что произошло? — спросил я мягко.

— Баркас потерян, командир погиб, командование принял гардемарин. Предельно ясно.

— А вам известно, почему?

Несколько секунд молчания.

— Все взаимосвязано. Баркас потерпел крушение из-за ошибки компьютера.

— Откуда вы знаете?

— У меня есть запись информации, поступившей на баркас после погрузки. Командир… я… компьютер отмечает, что… здесь какая-то ошибка.

Я затаил дыхание. Пальцы замерли над клавишами.

— Вы чувствуете разницу между вами и, гм, вашим близнецом?

— Между мной и той, какой я была? — Она заколебалась. — Да. — Голос ее повеселел. — Мой близнец. У него был «клоп». Я как раз хотела вам об этом сообщить.

Пора брать быка за рога.

— Дарла, вы не убивали командира Хага.

— Конечно, нет — Последовала длинная пауза. — Это сделал мой близнец.

Кто-то шумно вздохнул. Может быть, даже я.

— Вы в состоянии пережить такое?

— Я почти год пролежала в ящике, — не без ехидства ответила Дарла. — С какой стати мне винить себя?

— Вы в этом уверены?

— Абсолютно, можете не сомневаться.

Я фыркнул, но ничего не сказал и вместо этого провел Дарлу по искаженным параметрам. С ними было все в порядке.

— Джентльмены, приготовьтесь к синтезу. — Признаться, я думал, что мы будем дрейфовать вечно. Девять дней было потеряно.

Мы проверили координаты и вошли в синтез. Потом я сидел на мостике один, радуясь, что кошмар кончился.

Стук в дверь.

— Разрешите войти, сэр, — это был пилот.

— Войдите.

Он встал по стойке «смирно»:

— Командир, я хотел бы изъять мой протест из журнала. Я ошибся и приношу вам свои извинения. Нет никакой нужды в постоянной записи, я больше не буду возражать против ваших приказов.

По всем правилам дипломатии и здравого смысла следовало принять извинения. Протест против приказа, на поверку оказавшегося правильным, мог повредить карьере, и, изъяв его из журнала, я заслужил бы благодарность пилота. Но я ответил сурово:

— Просьба отклоняется. Вы сами стелили себе постель. Вот и спите в ней. — Он только и искал случая мне досадить, и я решил отплатить ему тем же. — Я достаточно натерпелся от вас. Свободны.

Пришлось ему смириться:

— Есть, сэр. — Выражение его лица оставалось непроницаемым, но нетрудно было догадаться о его чувствах. Может, потом мне и придется раскаяться в собственной глупости, но сейчас я чувствовал себя отомщенным.

Весь следующий месяц по моему приказу регулярно проводились проверки рециркуляторов и гидропоники, но ничего особенного обнаружено не было. Напряжение постепенно спадало, и провинившиеся появлялись теперь на капитанской мачте все реже и реже.

Пока мы плыли вслепую в синтезе, на мостике снова воцарились скука и безделье. Время от времени мне встречался Рики Фуэнтес, торопливо бегущий по коридору в новой серой форме кадета. При моем появлении он замирал по стойке «смирно», пряча улыбку, когда я, хмурясь, выискивал у него плохо начищенную пуговицу или кусок нитки на униформе.

Видимо, Ваксу хватало забот с этим усердным доверчивым мальчиком, готовым принять любое издевательство с радостью, как доказательство признания его взрослым. В своей великолепной новой форме, румяный от упражнений, которыми Вакс заставлял его заниматься ежедневно, пышущий здоровьем Рики, казалось, даже стал выше. И грудь его распирало от гордости.

18

— Становится очевидным, что сила чувства национального единства зависит от скорости коммуникаций.

Только когда газеты — я имею в виду настоящие газеты, напечатанные на бумаге, — начали циркулировать миллионными тиражами и образовали гигантские объединения, выступающие единым хором, только тогда появилось чувство национального единства и цели. Когда последнее техническое достижение, то есть радио… — Все засмеялись, и я тоже. Мистер Ибн Сауд сделал паузу и продолжил: — Когда радио появилось в каждом доме, Соединенные Штаты стали едиными, как никогда. Эта тенденция усилилась с изобретением телевидения, как вначале называлось примитивное общественное головидение.

Но потом эта тенденция превратилась в свою противоположность. За веком Информации последовала эпоха Распада по той простой причине, что связь стала слишком простым делом. Вместо трех китов, владевших каналами общественной информации, вскоре появились мириады мелких организаций, которые транслировали музыку, развлекательные программы, дискуссии, программы, посвященные искусству, новости, спорт и эротику на раскалывающуюся на все более мелкие группы и постоянно уменьшающуюся аудиторию.

Докладчик выдержал эффектную паузу:

— И теперь можно сказать, что наша эпоха — прямой результат революции в области коммуникаций, происшедшей двести лет назад. Если бы разделение радиоэфира постепенно не разрушило чувство национального единства и цели американцев, возможно, Правительство Объединенных Наций не возникло бы из краха американо-японской финансовой системы. И мы все еще продолжали бы существовать в хаотическом веке территориальности.

Подумайте: вместо того чтобы находиться на борту судна Объединенных Наций «Гиберния», мы могли бы оказаться на военном корабле Соединенных Штатов «Энтерпрайз» или судне военного флота Ее Величества «Британия». И, если бы в это время между ними шла война, нас вполне могли бы пленить, взяв на абордаж, а то и уничтожить. В современной жизни гораздо меньше приключений, но я приветствую это от всей души.