КВАZИ - Сергей Лукьяненко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы ей предложите амнистию, – сказал Найд. – Что всё ей простят, если она отдаст вирус.
– Если бы хотела – уже выторговала бы амнистию, – признался я. – Всё, что угодно, выторговала бы.
– Значит, у вас нет того, что ей нужно, – рассудительно сказал Найд. – Тогда нужно не предлагать то, чего у вас всё равно нет, а пригрозить отнять у неё то, что ей дорого.
Я даже вздрогнул, так по-взрослому цинично это прозвучало.
– Ну ты даёшь, сын… Сурово.
– Она хочет убить миллиард человек, – спокойно ответил Найд.
– Знать бы, что ей дорого.
Найд пожал плечами. Мол, «моё дело предложить».
– Тебе нравится в этой школе? – спросил я.
– Ничего так. Непривычно только, все старше меня. Я в Питере в пятом классе учился, у нас другая программа.
– Потому что кваzи умнее?
– Дети-кваzи если учатся, то всерьёз, – пояснил Найд. – А если не учатся, то им без толку вообще в школу ходить. Это всё иначе, отец. Трудно сравнивать.
– Но тебе нравится? – спросил я с надеждой. Руслан, с жаром рассказывающий о прекрасном Питере, о чудесном городе мёртвых, стоял у меня перед глазами.
Найд уклончиво пожал плечами.
– Сегодня разговаривал с одним молодым человеком, – осторожно начал я. – Семнадцать лет, а мечтает поскорее стать кваzи. Сложный такой случай…
– Я тоже мечтал, – сказал Найд.
– Да?
Найд искоса посмотрел на меня.
– Я же сказал – «мечтал». Не беспокойся, Денис. Я не спешу.
Меня чуть отпустило, и я улыбнулся сыну. Мы уже подходили к их дому, и я растерянно подумал, а что делать дальше?
Попрощаться, сказать «делай уроки» и поехать домой? Или сказать «иди гуляй» и поехать на работу? Или напроситься в гости и попробовать изобразить заботливого папу? «Давай проверю математику…» Тьфу, только не математику! Историю давай проверю.
– Зайдёшь? – спросил Найд. – Уроки я сам делаю, но мы можем во что-нибудь поиграть.
– В шахматы? – предположил я.
Найд поморщился.
– Я плохо играю в шахматы. Можно в сетке во что-нибудь. Или своди меня в кино. Отцу положено водить ребёнка в кино!
Вот это предложение меня порадовало.
– Давай! Новые «Пираты Карибского моря» как раз начались…
И в этот момент у меня зазвонил телефон.
– Я так и знал! – сказал Найд с грустью, словно ослик Иа-Иа.
Я посмотрел на экран.
«Мертвяк».
– Хочешь, сброшу? – предложил я. – Скажу, что сел телефон.
– Это ведь Михаил?
Я вздохнул и поднёс трубку к уху.
– Да.
– Ты где, Денис?
– У твоего дома. Прямо у подъезда.
– Я сейчас подъеду, – пообещал Михаил. – Сложилась такая ситуация…
Я поглядел на Найда и скорчил грустную физиономию. Найд развёл руками.
– Если ты очень занят… – Михаил помолчал. – Нет, ты нужен. Найду скажи, что в морозилке есть упаковка котлет, пусть пожарит и съест не меньше двух. Живому растущему организму нужен белок. И пусть не сидит в Сети больше часа.
– Уи, мон женераль. Яволь, май фюрер. Слушаюсь и повинуюсь, о господин. – Я спрятал телефон.
– Всё понятно, – сказал Найд с лёгким огорчением. – Но ты же сводишь меня в кино?
– Конечно, – кивнул я. – А тебя Михаил просил…
– Пожарить себе котлеты и не сидеть долго в Сети. – Найд улыбнулся. – Я его хорошо знаю. Он ведь ничего так, правда?
Я кивнул. Найд протянул мне руку, я попытался пожать её – Найд рассмеялся, хлопнул меня ладошкой по ладони и побежал к подъезду. Я смотрел вслед.
Странно, мне было куда проще с ним общаться, когда я не знал, что он мой сын.
Жизнь очень нелогична!
Но порой, только утратив всякую логику, жизнь обретает смысл.
Глава десятая
Старичьё и заложники
Сев в машину, я первым делом спросил:
– Дай догадаюсь! Проблема с ребёнком на Юго-Западе?
Михаил нахмурился, глядя на меня.
– Мы что-то последнее время часто там бываем, – пояснил я. – И постоянно разбираемся с влюблёнными девочками и умными мальчиками. Подумываю сменить работу – пойти в инспекцию по делам несовершеннолетних.
– А, шутка, – понимающе кивнул Михаил. И резко дал по газам.
– Не хочешь спросить, как дела у Найда? – спросил я, пристёгиваясь.
– Зачем? Ты бы сообщил, будь какие-то проблемы.
Я понял, что переиграть кваzи в показном равнодушии не получится. У него всё по-настоящему.
– Ладно, сдаюсь. Что случилось, куда едем?
– Бунт в пансионате для престарелых.
– В каком пансионате?
– Для престарелых. На Рязанском проспекте. Точнее, там два пансионата, мужской и женский, объединённые. «Старушки-веселушки» и «Старики-разбойники».
– Ты ведь шутишь? – спросил я с надеждой.
– Я не умею. При жизни-то чувством юмора не отличался.
– Того, кто придумал название пансионатам, надо пинками гнать от Москвы до Владивостока, – кровожадно сказал я. – Что за бунт? Чего хотят?
– Эвтаназии. И превращения в кваzи.
– Точно не умеешь шутить? – спросил я. А сам лихорадочно думал.
В России никогда не были распространены пансионаты для престарелых. В нашей традиции – в старости жить с выросшими детьми, помогать растить внуков, а то и правнуков. Или отдельно, но всё равно в готовности в любой момент приехать к взрослым детям, напечь пирогов, понянчить внуков, что-нибудь починить, в саду повозиться…
Потом, конечно, принято помереть, желательно быстро, чтобы никого сильно не напрягать. Даже деньги на похороны заранее скопить, из самой нищенской пенсии, чтобы проблем у родных не было. Некоторые ухитрялись даже спиртное на поминки по себе заранее приготовить.
Единственное, что никогда не было принято, – это места на кладбищах выбирать или гроб заказывать. Это всё европейская традиция – кладбище себе выбрать, памятник купить по скидке, оставив место для одной даты свободным. А в России это – плохая примета и не принято.
Были, конечно, пансионаты и дома престарелых, были. Некоторые ужасные, некоторые приличные. Однако попадали туда в основном одинокие, тяжелобольные, алкоголики, бомжи. На людей, которые отца или мать отправили в дом престарелых, смотрели как на конченых подлецов.
Но после катастрофы всё изменилось.
Одно дело – жить со старыми родителями, которые могут в любой момент умереть от старческих хворей. Совсем другое – жить со старыми родителями, которые могут среди ночи тебя загрызть.
Да и у соседей отношение к одиноким старикам-старушкам резко поменялось. Старичок, который сварливо ругается, если ты куришь на балконе и дым несёт в его окно – это неприятно. Старичок, который может наброситься на тебя в подъезде и начать жевать, – совсем другое.
Стали выпускать и внедрять браслеты с датчиками пульса и сим-картой, посылающие сигнал в полицию. Но браслеты сбоили, особенно у старых людей, которым они и были нужнее всего. Старики забывали их заряжать. Или, сняв на зарядку, забывали надеть обратно. Или подсовывали под браслет тряпочку, чтобы «руку не натирал», прикрывая датчик. Кто-то отказывался по религиозным соображениям – да-да, нашлись толкователи, заявившие, что в мире идёт апокалипсис, а браслеты – те самые «метки зверя», которые носить ни в коем случае нельзя. Техника тоже оказалась небезупречной. Массово шли ложные срабатывания, а в случаях по-настоящему важных – сигнал в полицию не приходил или приходил слишком поздно.
Я не сомневался, что рано или поздно ситуацию с браслетами дожмут. Причём не только для стариков, для всех. Отработают надёжную технологию. Воспитают сознательное поколение. Быть без браслета – будет более постыдно, чем прийти в театр без штанов.
Впрочем, если в двадцатом веке нудисты упорно отстаивали своё право ходить голыми, так и в двадцать первом были и будут те, кто откажется носить браслет-сигнализатор.
Но пока ситуация отличалась полным сумбуром.
Ношение браслетов рекомендовалось всем, настойчиво рекомендовалось женщинам после пятидесяти, мужчинам после сорока пяти и людям опасных профессий. С семидесяти лет оно считалось обязательным (но по факту большинство снимало браслет, едва войдя домой).
Стариков, живущих в семьях, по большей части запирали в их комнатах на ночь. (Это даже обыгрывалось в комедиях и телешоу – вроде закрытой бабульки, которой ночью приспичило в туалет, она начинает ломиться в дверь, а перепуганные родные вызывают полицию.)
За стариками, живущими отдельно, стали внимательнее следить соседи. В чём-то это даже было к лучшему, в процессе проверки и в магазин могли сходить, и поговорить.
Ну и пансионаты для престарелых.
Может, мы и не догнали по их числу Америку, где доживать свой век в доме престарелых – давняя практика. Но пансионатов стало ощутимо больше. И качество жизни в них улучшилось. Все теперь понимали, что это вполне реальная перспектива для каждого, да и контингент стариков стал не прежний – одинокий и заброшенный, – их навещали бодрые молодые дети и внуки, всегда готовые устроить скандал или обратиться в надзорные органы.