Охотник (СИ) - Матвей Курилкин

Аксель никогда в жизни не напивался. Ему, конечно, доводилось пить вино и пиво, и чувство опьянения было ему знакомо, но в по-настоящему серьезных попойках участвовать никогда не приходилось. Потому и настоящего похмелья ощутить не довелось. Проснувшись, он подумал, что прошлое пробуждение после удара по голове как-то слишком уж быстро уступило лидирующую позицию в рейтинге самых неприятных пробуждений в жизни. Во рту ощущался омерзительный вкус, голова болела еще сильнее, чем в прошлый раз, болел желудок, в ушах шумело, а свет резал глаза. Любые звуки отдавались в голове вспышками еще более сильной боли, и звуков этих вокруг было предостаточно. Скрип, глухие постукивания, какое-то фырканье… Совершив над собой усилие, юноша сообразил, что едет в телеге. Правый локоть уперся во что-то теплое, чуть повернув голову и заставив себя вновь приоткрыть заслезившиеся глаза, он обнаружил рядом бледное лицо Кары. Бок упирался во что-то твердое — Аксель догадался, что это борт телеги.

— Эй, лейтенант, — негромко раздалось рядом. — Один вроде пошевелился. Просыпается, должно быть. Может, свяжем их на всякий случай?

— Не городи ерунды, тупица, — так же тихо ответил другой голос. — С чего бы кому-то просыпаться, если их напоили степным молоком? Там такая доза мака пополам с водкой, что на полдекады сладкого сна хватит. Чем ты их собираешься связывать, своими носками, или сорочку на ленты порвешь? И массаж им будешь каждые три часа делать, чтобы ручки и ножки не отвалились? — говорящий подумал немного, и еще тише добавил: — Хотя это без разницы, нам в этот раз качество товара неважно. Главное, чтобы эти дети Пепелища расплатились по-честному.

— Все-таки я не пойму, гро лейтенант, почему вы в этом так сомневаетесь? До сих пор они вели дела честно, почему вдруг теперь они решат передумать? — проворчал первый голос.

— Я что, сказал, что они нас обязательно обманут, старый ты недоумок? Мне просто не нужны никакие случайности. С такими деньгами лучше не шутить. Если в этот раз что-то пойдет не по плану, мы должны быть готовы.

— А ну как их больше окажется? Да и вообще, лейтенант, зря вы это затеяли! Пусть бы все шло как раньше! Зачем вам понадобилось его убивать, посланника? Король всегда честно платил по сделкам.

— Ты меня учить еще будешь, отродье мертвых богов! — все так же тихо возмутился собеседник. — Делай, что тебе говорят, и не пытайся думать, у тебя не получается! Еще раз повторяю, если что-то пойдет не так, мы прикончим посланника и этого самозваного короля, и всех, кто там с ним окажется, а трупы выдадим полиции. Нас еще и наградят. Ты разве не видел, сколько мутного народа сейчас пытается шастать в стене и совать свой нос, куда ни попадя? Полиция, конечно, сейчас занята охотниками, но уж очень много нестыковок, могут что-нибудь заподозрить. Своими «героическими действиями» мы заткнем слишком любопытных. Еще и вот этих им предъявим, охотника и ученичка. Готовые посредники. Так что заткнись, и иди молча, Пепелище болтунов не любит.

Шедший рядом с телегой послушно замолчал, но лейтенанту явно не удалось убедить его до конца. Он пробормотал себе под нос: «Ага, заткнутся они, любопытные».

Аксель подумал, что лейтенант действительно чего-то не договаривает. Очевидно, что вопросов, осуществи он задуманное, только прибавится. «Все-таки гро Гуттормсен был прав», — размышлял юноша. — «Он собирается сбежать, только подельникам об этом не говорит». Чуть приоткрыв глаза, он попытался осмотреться, стараясь не двигаться. Особенно много увидеть из такого положения не удалось. Даже точное количество сопровождающих определить не получалось. Пролежав так неопределенное время, юноша уже отчаялся выяснить еще что-то полезное, и почти решился выскочить из телеги и попытаться убежать, когда один из стражников снова заговорил:

— Лейтенант, мы что, не будем на привал останавливаться? Вон же та поляна, где обычно встречаемся.

— Мы должны прийти на место встречи раньше, чтобы приготовиться. Сегодня идем без привала, и на ночлег остановимся как можно позже.

Задавший вопрос что-то недовольно проворчал, а Аксель, наоборот, облегченно вздохнул. Он боялся, что встреча состоится уже сегодня, но теперь решил дождаться остановки — в темноте будет проще убежать. Юноша сосредоточился на том, чтобы подготовиться к побегу. Он поочередно напрягал руки и ноги, чтобы они не затекли, стараясь делать это незаметно. Попытался нащупать метатель, но не преуспел в этом — бдительный стражник, как только он попытался пошевелить рукой, остановил телегу и несколько раз похлопал юношу по щекам, не испугавшись даже новой порции ругательств от лейтенанта. Акселю потребовалось все самообладание, чтобы не выдать себя, и больше он таких попыток не делал. Время тянулось очень медленно, к тому же, как назло, погода в этот день была солнечная, и в результате через несколько часов юноша почувствовал, что его лицо обгорело. Сумерки он воспринял с облегчением, но и тогда стражники не остановились на ночлег, шли, пока совсем не стемнело. Никто и не подумал снимать пленников с телеги, чтобы расположить поудобнее — Аксель, было, обрадовался, надеясь, когда стражники отвлекутся увести лошадь, а вместе с ней и телегу, в которой так и лежали Нильс и Кара, но лошадь как раз пожалели — распрягли, и отправили пастись, спутав, предварительно ноги.

Что бы дождаться, когда большая часть стражников заснет, потребовалось больше терпения, чем во время долгого дневного перехода. Наконец, стражники распределили время дежурства — стало ясно, что их четверо, кроме лейтенанта, который, кстати, исключил себя из списка часовых, и все улеглись спать. На часах, суда по голосу, остался тот самый бдительный сержант, который проверял Акселя утром. Юноша понимал, что лучше дождаться следующей смены, или даже предрассветных часов, когда часовые расслабятся и будут сонными, но терпения не хватало. К тому же он боялся, что и сам может заснуть от долгого бездействия и тишины, несмотря на жажду, которая мучала его с момента пробуждения. Он вытерпел еще час и начал осматриваться. Голова повернулась с отчетливым скрипом — так, по крайней мере, показалось юноше, хотя стражник, который сидел перед костром, кажется, ничего не услышал. Аксель порадовался, когда заметил, что часовой смотрит в огонь — значит, его глаза не привыкли к темноте, и он почти ничего не видит. Все остальные тоже расположились вокруг костра, и, по-видимому, спали — по крайней мере, никто не ворочался и не шевелился.

Несколько раз глубоко вздохнув, юноша перевалился через борт телеги, и побежал в сторону от костра, слыша за спиной удивленный крик: