Кевларовые парни - Михайлов Александр Георгиевич

Попытки «гонять балду» пресекались им жесточайшим образом. Застав однажды Адмирала за тетрисом, Хай Ди Ди разволновался так, что стал похож на мурену в брачный период. Пергаментно-прозрачные уши приобрели малиновый оттенок, а волосы изобразили взрыв на макаронной фабрике. Озадаченный Адмирал не стал своим присутствием лишать Хай Ди Ди рассудка. Он ретировался бочком и без слов. Впоследствии игры, выявленные в компьютере, уничтожались как класс, а лица, их туда загрузившие, обходили Хай Ди Ди по большой дуге. Даже случайная встреча злоумышленника с хранителем компьютерной девственности была чревата серьезными моральными издержками.

Особой опасности подвергали свою психику товарищи, обратившиеся к нему за разъяснениями по вопросу работы компьютера. Хай Ди Ди преображался. Его глаза загорались, как два монитора, руки начинали страстно терзать клавиатуру. Он не просто объяснял, что и как, он исполнял ораторию на тему. «Шум дождя… Шаги за сценой…» Было красиво, умно и непонятно. Попытки перевести его в партер успеха не имели. Хай Ди Ди, словно намыленный, выскальзывал, и снова начиналась морока про всякие там «виндоусы» и «нортоны».

«Да нажимать куда и в каком порядке?» — бесновался Дед, терявший терпение, но его агрессия моментально гасла в пене рассуждений «бинома», вроде бы понятных, но почему-то страшно заумных.

Однажды В.И., купивший сыну на день рождения компьютер, пригласил Веселова домой настроить эту игрушку и объяснить малолетнему отпрыску, как с ней общаться. «Лучше бы я этого не делал!» — впоследствии сокрушался В.И. Хай Ди Ди не просто нашел общий язык с его сыном — он стал кумиром. Авторитет отца упал. Провоцируемый «биномом», сын стал компьютерным маньяком, «рэкетиром» и «налетчиком». Он, словно наркоман, требовал денег на приобретение различных примочек для своей машины. Злодей Хай Ди Ди провоцировал В.И. на совершение страшного суда. Но тот никак не мог решить, с кого начать — с Хай Ди Ди, сына или компьютера. Расправа откладывалась на неопределенное время, а семейный бюджет трещал по швам.

Примечательно, что если поначалу Хай Ди Ди воспринимали с иронией, затем с нескрываемой ненавистью (ему всегда не хватало в имеющихся материалах данных для ввода), то со временем чувства потеплели, и Дима Веселов стал неотъемлемой и весьма полезной частью «интерьера». К нему привыкали долго. Он был занудлив в мелочах, педантичен в деталях. Вводя информацию об объекте в машину, он напоминал шпика из фильма «Ленин в 1918 году»: «А уши, уши у него какие?»

Олег поддерживал Веселова, что вызывало плохо скрываемое раздражение окружающих: «Забодали, блин!» Соколов быстро понял, что в лице Хай Ди Ди имеет дело с памятником, который должен охраняться государством как уникальное явление природы, дарованное России.

Работая без выходных, не замечая времени года и суток, оперившийся «бином» создал то, что не удавалось многим. Если в информационном пространстве имелось хоть какое-то упоминание о личности, Хай Ди Ди мог разыскать ее с точностью до группы крови.

Есть он не просил и шуму не создавал. В течение дня, если ему не задавали вопросы про работу с компьютером, Хай Ди Ди издавал легкий шорох, прерываемый негромкими фразами вроде: «…Не нравится… попробуем так… так лучше…» Глоток кофе, укус бутерброда и снова: «…А вот так?.. Лучше… А здесь у нас что?..»

Вторую неделю Хай Ди Ди, одержимый желанием разыскать злополучного Ваху, терзал компьютер. Лично для себя в этом задании он увидел прежде всего возможность доказать, что нет таких крепостей, которые не могли бы взять большевики. То бишь, люди, за которыми компьютерное будущее.

Наблюдавшие за Веселовым со стороны были всерьез озабочены последствиями этого научного опыта. За чистотой эксперимента следили горластые уборщицы. Каждое утро они фиксировали наличие Хай Ди Ди перед экраном: «Сидит, соколик». Протокол рекорда не велся в целях конспирации.

Олег поймал себя на мысли, что по оттенку ушей Веселова можно определить степень его мозговой активности. Белые — холодно, розовые — теплее, красные — горячо, багровые — очень горячо!

Сейчас пожар на оттопыренных лопухах переходил в высшую категорию, что, если перевести на язык брандмайоров, означало «тройку».

Отвлекать Хай Ди Ди в момент высшего кипения мысли было опасно для здоровья отвлекающего. Олег замер, как охотник в засаде. «Так, так, так… Проверим еще раз… Ого!.. А здесь? Похоже… Ну, а здесь?.. Стоять, Мурка!.. Переходим сюда… Похоже… Очень… Что по фотографиям? Есть!»

Обессиленное тело повисло пиджаком.

Адмирал ворвался в комнату на крейсерской скорости. Едва не сорванная с петель дверца сейфа вмазалась ручкой в стену, оставив на ней глубокую вмятину.

На пол полетели папки и бумаги, барабанной дробью ударили в паркет рассыпавшиеся патроны.

— Вот! — голос Адмирала звенел медью литавр. — Вот! Ты понял? — Он ткнул в нос удивленного Рыси мутную полароидную фотографию, сделанную на какой-то пьянке. За столом сквозь мутный муар (кассета явно была оставлена Наполеоном на Березине при отступлении) смотрели наглые бритоголовые физиономии.

— Вот! — Адмирал ткнул в одну из них пальцем. — Ты знаешь, кто это?

— По-моему, Ясир Арафат, — прищурился Рысь.

— Это Ваха!

— А-а-а, — разочарованно сник Рысь. — Я думал, Арафат.

Ирония не была услышана. Адмирал сбросил свитер и, оставшись в рубашке, сунул голову в петлю галстука. Пиджак, также брошенный Наполеоном на Березине, завершил формирование туалета. Судя по ритуальному облачению, Адмиралу предстоял путь на Олимп.

— Ну как? — чиркнув резиновой щеткой по волосам, Адмирал оглядел себя в зеркале.

— Во! — Рысь поднял два больших пальца.

— То-то! — выгнув грудь колесом, Адмирал выплыл из кабинета.

— Куда это он? — оторвался от бумаг Зеленый.

— Да так… На прием к королеве Елизавете.

Криминалисты сделали все, что могли. Расплывчатое изображение небритого субъекта приобрело человеческие очертания. Со снимка, больше напоминавшего фоторобот, глядели крупные печальные глаза. Расплющенный нос и ломаные уши не оставляли сомнений в спортивной квалификации фотонатуры. Неожиданно маленький, совершенно не волевой подбородок был покрыт черной щетиной. Раньше это могло свидетельствовать о трауре по случаю смерти родственника. Сегодня небритая рожа была маской для «крутых». Копии снимка ушли в территориальные органы.

Оснований для официального объявления розыска не было, оперативная же проработка была необходима. В ожидании положительного результата Дед стучал копытами. И хотя дел было по горло и без этого «облизьяна», как окрестил его с первого взгляда старый опер, под ложечкой сосало, интуиция подсказывала, что здесь пахнет жареным…

Трижды приходилось выезжать для негласного опознания, но среди таких же краснопиджачных «новых русских» кавказского происхождения Вахи не было.

Накануне Дня чекиста, как в конторе называют двадцатое число месяца (по-луч-ка!), совпадающее с днем образования органов госбезопасности в декабре, Дед пребывал в мрачном настроении. Уже месяц он шел по «зебре» вдоль черной полосы. Радостей не было никаких. Дважды на операциях пришлось применять оружие, и оба раза преступники получили по лишней дырке в теле. Прокуратура со свойственной ей педантичностью бодала бригаду на предмет правомочности применения стволов. В рамках 109 статьи УПК велась доследственная проверка, и спорность ситуации могла дать самый неожиданный результат. То, что оружие было применено правильно, ни у кого из участников операции сомнений не вызывало. Пышные похороны с кавалькадой «мерсов» и центровыми девочками в роли плакальщиц были тому подтверждением.

Хорошо оплаченный адвокат — бывший прокурорский следователь — умело давил на дознавателя. С чекистами у него были счеты морального свойства. В свое время по их материалам этому юристу намекнули на необходимость сменить место работы, и он покинул свой прокуренный кабинет, уйдя, на зависть врагам, на более оплачиваемую службу в коллегию адвокатов. Сытая жизнь, лишенная особых тревог, но требующая юридической изворотливости, не отшибла память. Кинуть чекиста в камеру или хотя бы омрачить ему жизнь, может, и не было особой целью адвоката, но уж делом принципа было точно.