Роковой самообман - Габриэль Городецкий

Глава 7

На распутье: югославский переворот

Верный своей привычке действовать поэтапно, Гитлер, как только Болгария оказалась в его сетях, обратил свое внимание на Югославию. Весной 1941 г. контроль над этой страной стал жизненно важен для его оперативных планов. Ей отводилась роль щита против Советского Союза на левом фланге грядущей кампании в Греции и на правом фланге операции «Барбаросса». Это диктовалось и крайней необходимостью, возникшей при осуществлении операции «Марита» по оккупации Греции. Наращивание сил отставало от графика, и возможность переброски войск через Югославию становилась решающим фактором, если операция «Барбаросса» была запланирована на начало лета. Ожидалось, что контроль над Югославией сократит сроки кампании, позволив быстро оккупировать Салоники, и, таким образом, операция «Барбаросса» пойдет более или менее по плану{694}.

Милан Гаврилович, левый лидер Сербской аграрной партии, прибыл в Москву в июне 1940 г., вскоре после падения Франции, желая заручиться советской помощью, чтобы отдалить от Германии принца-регента Павла. Во время его первого визита в советский Наркомат иностранных дел он зашел так далеко, что настаивал на создании Балканского союза, руководствующегося славянофильскими идеями, в котором русский язык заменит различные славянские диалекты. Как заявляет в своих мемуарах генерал Судоплатов, он вместе с Федотовым, начальником контрразведки, «официально завербовал» Гавриловича{695}. Правда это или нет, Гаврилович в самом деле тесно сотрудничал с Кремлем, хотя его с самого начала подозревали в содействии Криппсу в попытках втянуть Советский Союз в войну с Германией.

Боясь провокации, русские вначале демонстративно сводили свои беседы с Гавриловичем к ряду «вопросов общего характера, в частности о славянской культуре, о значении славянского языка и т. п.»{696}. Находясь по существу в изгнании и в отрыве от своего министерства иностранных дел, Гаврилович постепенно внушил русским мысль искать поддержки у югославских военных, не одобрявших поворота правительства к Германии. Тайные переговоры в самом деле начались в Париже в конце сентября 1940 г,{697}; начальник югославского Генерального штаба, не теряя времени, представил список требуемых вооружений. Вновь назначенный югославский военный атташе был принят маршалом Тимошенко, наркомом обороны, и начальником Генерального штаба генералом Мерецковым — случай беспрецедентный{698}. После фиаско Молотова в Берлине предложения по поставке вооружений приняли более конкретные формы. Подполковник Божина Симич, сражавшийся вместе с Красной Армией в гражданскую войну, был выбран, чтобы возглавить военную миссию в Москве. Донесения советской миссии в Белграде свидетельствовали о настроениях «солдат и офицеров, открыто распевавших на марше и в казармах наши военные песни о Сталине»{699}. Пустили пробный шар и через югославское посольство в Анкаре. Германские гарантии Румынии несомненно сблизили две страны, преградив Советам путь на Балканы, полностью попавшие во власть Германии{700}.

Гитлер, однако, быстро принял меры, чтобы подавить в зародыше советское влияние в Югославии. Вскоре после визита Молотова в Берлин Цинкар-Маркович, югославский министр иностранных дел, отправился по дорожке, проторенной другими балканскими лидерами, в Берхтесгаден, где Гитлер предупредил его о панславистских амбициях русских, «заимствованных из завещаний Петра Великого и императрицы Екатерины»{701}. К тому времени, однако, подчиненность Югославии Германии уже была определена, как сообщал в Берлин германский министр в Белграде, «безоговорочным признанием военного превосходства Германии и растущим осознанием бессмысленности русофильских тенденций»{702}. На тот момент желание Гитлера пристегнуть Югославию к Тройственному союзу столкнулось с опасениями югославской армии, как бы Югославию не использовали в качестве плацдарма для вторжения в Грецию{703}. Расколу между военными и политиками суждено было сыграть главную роль в отношениях Югославии с Советским Союзом после драматического переворота в марте 1941 г.

Продолжающийся крен югославского правительства в сторону Германии в начале 1941 г. заставил русских застопорить сделку по поставке вооружений. Чтобы избежать провокации, которая могла повлечь за собой конфликт с Германией, Молотов предостерег советских дипломатов в Белграде против попыток англичан и немцев «втянуть советского полпреда в разговоры, которые дали бы им основание спекулировать затем имением Советского Союза в интересах своей группировки»{704}. Крутые меры, принятые в Белграде против коммунистической подрывной деятельности, и выдворение корреспондента ТАСС не способствовали разрядке обстановки{705}.

После включения Болгарии в страны Оси времени у Гитлера было в обрез, и югославскому премьер-министру Цветковичу было приказано явиться в Берхтесгаден вместе с Цинкар-Марковичем. Цветкович, как и следовало ожидать, старался оттянуть решение о присоединении к Оси, выставляя в качестве довода советскую угрозу и используя растущую напряженность между Советским Союзом и Германией. Риббентроп не только отвергал подобные предположения, но и уверял своих гостей, что Сталин «разумный, здравомыслящий человек» и прекрасно понимает: конфликт с Германией «приведет к уничтожению его режима и его страны». Гитлер коварно постарался отбить у Цветковича охоту разыгрывать русскую карту, открыв ему предложение Молотова в Берлине о территориальных изменениях в Болгарии за счет Югославии. К концу визита была подготовлена сцена для встречи Гитлера с принцем-регентом Павлом, к которому тоже применили обычную гитлеровскую тактику кнута и пряника{706}.

Дипломатическая игра, в которой Сталин так преуспевал, стала пробуксовывать в начале 1941 г. После того как Румыния и Болгария вошли в орбиту Германии, одна Югославия стояла между Советским Союзом и Германией на Балканах. Сталин внимательно следил за стратегическими дебатами в Лондоне по поводу британской помощи Греции. От него не укрылось, что англичане не могли сами вновь поднять Балканы против «свежей германской армии». Иден, например, подстрекал Майского к действиям, предупреждая, что крен Югославии в сторону Германии и «потеря Салоник будут представлять угрозу Проливам, в будущем которых Россия исторически заинтересована». Сталин поэтому все больше утверждался в своей навязчивой идее о британских интригах с целью привести Советский Союз к преждевременной конфронтации с немцами на Балканах. Однако, сосредоточив свое внимание на англичанах и югославах, он проглядел реальную опасность, притаившуюся за ближайшим углом{707}.

Сталину сообщили о гарантиях, предложенных Гитлером Югославии в обмен на присоединение к Оси. Поскольку он ожидал, что югославские политики и двор уступят давлению, предстоящий визит в Москву военной делегации, возглавляемой Симичем, он отнес на счет английского заговора{708}. Кроме того, народные симпатии к России в Югославии, казалось, эффективно сдерживались проанглийскими склонностями принца Павла и прогерманскими настроениями Цинкар-Марковича. Поэтому предложения Гавриловича о сотрудничестве были отвергнуты как попытки «разведывательного характера»; кроме всего прочего, репутация его в югославском правительстве была неважной, а его дипломатическое искусство, как говорили, «сводилось к умению играть в шахматы»{709}. Внутри кабинета Тупанянин, второй после Гавриловича лидер Аграрной партии, сам бывший на содержании НКВД, поставил под сомнение искренность югославской инициативы, так как две страны «преуспели лишь в выражении одобрения на словах»{710}.

Тем временем Сталин получил сообщение от «Софокла», военного атташе в Белграде, о согласии принца Павла присоединиться к Оси, данном во время его встречи с Гитлером в начале марта. Заслуживающие доверия источники во дворце обнаружили, что, пытаясь отбить у югославов охоту разыгрывать русскую карту, Гитлер раскрыл принцу свое намерение отказаться от планов войны с Англией ради захвата Украины и Баку в апреле — мае. Однако столь же значительно было открытие «Софокла», что «фактически власть в Югославии принадлежит генштабу, без него министерский совет ничего не предпринимает»{711}. Явное неповиновение вооруженных сил правительству порождало новые надежды. Их укрепила позиция Симича на секретных переговорах в Наркомате обороны, где он с одобрением отнесся к идее сотрудничества, чтобы противостоять германской угрозе. Кроме того, подозрения в отношении Англии несколько ослабли, после того как югославы не разрешили Идену и генералу Диллу посетить Белград, демонстрируя намерение «держать чашки весов в равновесии»{712}. Даже германский посол предупреждал Вильгельмштрассе, что югославское правительство непрерывно заседает, «и не для того, чтобы попить кофе»{713}.