Милый друг Натаниэл П. - Адель Уолдман

Может, ты и впрямь так же расстроен всем этим, как и я. Если да, то, может быть, нам стоит поговорить прямо сейчас, подумать, что случилось. Может, еще не поздно разобраться во всем честно и открыто. Наверно, не стоило мне посылать это – я уже перегорела. Но не хочу бояться быть честной…

/Ханна/».

Прочитав письмо, Нейту захотелось тут же что-то сделать. Хлопнуть крышкой и швырнуть чертов лэптоп в стену. Или пробежать миль десять в гору. Или почитать что-нибудь бодрящее, суровое и ясное, в духе настоящей, мужской философии. К примеру, Шопенгауэра. А вот чего ему точно не захотелось, так это возвращаться к Ханне.

Письмо Нейт прочитал не слишком внимательно – не смог. Читать было настолько неприятно, что некоторые предложения он просто пропустил. В какой-то момент появилось чувство, что, открыв письмо, он оказывает Ханне любезность, как если бы, застав ее в неловкой позе, вежливо отводит глаза. (Взять хотя бы ту часть, где она упоминает других. Ему даже стало стыдно за нее – такая безнадежность, такое отчаяние…) И все же он прочитал достаточно. Более чем. И все понял. Письмо, его заключительная часть – поговорить, разобраться во всем честно и открыто – показались ему умышленно обманчивыми. Понятно же, что они старались сохранить отношения, делали для этого что-то, и разговор в парке только подвел итог. Письмо выдавало ее растерянность и смятение. Она металась между злостью и необузданным, почти отчаянным желанием дернуть – еще раз – ручку игрового автомата в надежде на другой результат. Но на каком основании? Только потому, что он сказал, что не способен сохранять отношения? Да, так оно и было, он говорил совершенно искренне, но, говоря так, имел в виду моменты, когда ему действительно становилось страшно, но потом ведь этот страх улетучивался. Теперь это совершенно его не беспокоило. И уж конечно, ничто не могло заставить его держаться за отношения, которые явно умерли.

Кроме того, было в письме и еще одно, отнюдь не обязательное, болезненное напоминание о причинах, почему он не хотел больше быть с ней. Оно вернуло все чувства – вины, страха, дискомфорта, – которые с некоторых пор ассоциировались с ней.

И все же письмо накладывало некоторые обязательства. Ханна явно расстроилась. И он просто обязан сделать для нее что-то. Следующие несколько дней прошли в раздумьях. Сначала Нейт собирался написать письмо, но почти сразу же понял, что на текст примерно равного объема его не хватит, а несколько строчек, прилепленных к ее внушительному массиву, будут выглядеть жалким, скудным и даже оскорбительным добавком. Сочинять же достойный по размеру ответ ему, наверно, не хватило бы терпения, но самое главное – и это даже пугало его немного, – он совершенно не представлял, что сказать. Не говоря об этом напрямую, Ханна как бы предлагала ему сесть за компьютер и произвести на свет нечто равнозначное. Как будто это так просто, как будто каждый способен вот так взять и выразить свои чувства! Ничего подобного Нейт, как бы ни старался, выдать бы не смог. Даже проходив весь следующий день по квартире, он так и не разобрался до конца в своих мыслях и чувствах, а то, в чем разобрался, выглядело путано и вызывало не совсем приятные мысли. В последующие дни Нейт пришел к выводу, что с несчастьем вполне можно справиться, если подойти к делу правильно. И это означало, что нужно не останавливаться, не топтаться на месте, а двигаться дальше.

Невозможно написать – нужно позвонить. Несколько раз он был близок к этому, но в последний момент откладывал. Никак не мог определить, что лучше: поговорить по телефону или за чашечкой кофе? Последнее представлялось вариантом более предпочтительным, но такая ли уж это хорошая идея? Кофе займет больше времени, чем звонок. Она будет ждать, что он скажет много такого, чего ему совсем не хочется. И дело не только в нем самом. Ему не хотелось оказаться в ситуации, когда придется говорить то, что заденет ее чувства. А вот то единственное, что он действительно хотел ей сказать, наверняка было последним, что она пожелала бы услышать. Он хотел сказать, что сожалеет о том, что не расстался с ней раньше, что не рассмотрел раньше очевидного: у них ничего не получается и никогда не получится. Не стоило ему кивать в парке. Тут Ханна права. Ему вообще не стоило встречаться с ней тогда. Теперь-то Нейт понимал, что там, в ее квартире, просто не проявил выдержки – им следовало расстаться в тот момент. Но понравится ли Ханне слышать такое? Вряд ли. А больше ему, в общем-то, и сказать нечего. К тому же растянувшиеся в бесконечную цепь выяснения отношений с Элайзой наглядно показывали, чем это все может отозваться. Он не хотел еще одного затянутого и – что уж скрывать – болезненного диалога. И Ханна ведь – не Элайза. Она – женщина более зрелая, к ней и требования другие.

Может быть, разговор по телефону, короткий и доброжелательный, все-таки наилучший вариант?

Каждый раз, решившись на первое или второе, звонок или кофе, он никак не мог заставить себя сделать последний шаг, говоря, что примет окончательное решение позже; что обязательно это сделает – то или другое – потом…

Через неделю после того письма, чудесным солнечным утром, Нейт возвращался домой от Грир. Возвращался в прекрасном настроении – ночь удалась, очень удалась. Дома он обнаружил еще одно письмо от Ханны. И сразу же понял, что облажался. Надо было сделать хоть что-то. Строка с темой осталась пустой. Нейт щелкнул по сообщению.

«Боже, поверить не могу, что была такой идиоткой. Поверить не могу, что написала тебе то письмо в черт знает каком настроении. Хочу сказать, я забираю его. Ты еще больший кретин, чем я себе представляла. Даже не потрудился ответить – невероятно. В любом случае я хочу сказать еще только одно. Ты действительно слаб в постели».

Глава 17

– Так ты теперь встречаешься с Грир?

Щурясь от бьющего в глаза полуденного солнца, Нейт и Аурит шли по Пятой авеню в Парк-Слоупе. Ветер трепал шарфы. Аурит лишь недавно вернулась из поездки, проведя две недели в Германии и одну в Израиле.

В ее голосе Нейт различил не только нотку неодобрения. Он знал, как Аурит относится к Грир: считает ее болтливой пустышкой. Раньше он и сам придерживался того же мнения. Сейчас его задел тон, которым Аурит задала вопрос, сделав ударение на «ты».

– Грир действительно умна, – сказал он, когда они уже почти достигли места назначения. Сказал – и почти сразу же пожалел о сказанном.

– Нисколько в этом не сомневаюсь, – отозвалась Аурит, открывая стеклянную дверь ресторана. – В том смысле, что карьеру она выстроила весьма успешно. Напомни-ка, сколько ей заплатили за последнюю секс-книжку?

На них пахнуло теплом с сильным запахом кленового сиропа. Хостесса с австралийским акцентом провела гостей по узкому проходу к столику в глубине зала.

К тому времени, когда они расположились за ним, нить разговора потерялась. Аурит отсутствовала довольно долго, так что тем для обсуждения хватало. Ведь Ганс наконец-то собрался переехать в Нью-Йорк!..

– Фантастика, – сказал Нейт.

Аурит рассказала, как они дошли до этого, какие разговоры вели и какие планы строили.

Потом спросила, поговорил ли он с Ханной.

– А ты с ней уже говорила?

– Я первая спросила.

Нейт насыпал сахару в кофе.

– Не будь такой.

– Ладно. Мы с ней обменялись емейлами. Короткими. Ханна не много чего сказала.

– Ну… По-моему, она чуточку свихнулась.

Аурит поставила чашку, и столик заметно качнулся.

– Не надо так, Нейт. Это ужасно. Тем более что Ханна повела себя очень достойно. Ничего плохого о тебе не сказала, – она выпятила подбородок и посмотрела ему в глаза. – Что все-таки случилось?

– Если коротко, она сказала, что я самый большой из живших когда-либо придурков, – Нейт провел ладонью по волосам и попытался легкомысленно улыбнуться: мол, что тут поделаешь? Вообще-то, сам факт того, как быстро все разрешилось, оставил его в некотором смятении.

Аурит склонила голову набок:

– Что ты сделал, Нейт?

– Ничего.

– Рассказывай все, как есть. Чем ты ее достал?

– Повторяю, я ничего такого не сделал. В том-то и проблема.

– Угу…

– Я даже не ответил на ее емейл.

– Ты извинился?

– Ты не видела, что она написала в ответ на мое молчание. После такого извиняться уже поздно.

Аурит покачала головой:

– Чудненько.

Нейт хотел пошутить – мол, на улицах Нью-Йорка его уже дожидается целая армия враждебно настроенных женщин во главе с Джулиет. Даже притворявшаяся другом Элайза оказалась наполовину во вражеском лагере. И вот теперь их ряды пополнила Ханна. Между тем противную сторону представлял один Нейт. От шутки он все-таки воздержался. Да и шутить, собственно, не хотелось. Каждый раз, когда он думал о Ханне, ему становилось не по себе. Поэтому Нейт предпочитал не думать.