Все волки Канорры - Виктория Угрюмова

Кальфон сосредоточенно и, надо заметить, бестрепетно изучил предъявленную малую архитектурную форму.

— Да, — признал он после недолгого раздумья. — Я понимаю вас. Она просто ужасна.

Король с облегчением закивал головой. Он был рад, что они сошлись во мнениях.

— Всего лишь ужасна, — повторил Кальфон с сочувствием. — То есть в первый момент она может вызвать содрогание у простого смертного, но после, когда он присмотрится, этот эффект исчезает. Ее, несомненно, делал безумец, но, скорее, идиот, чем истинный кровавый маньяк и извращенец. До настоящего кошмара, до произведения чудовищного, воспаленного сознания она, конечно, не дотягивает. Как называется?

— Мальчик с писающей собачкой, — с ужасом сказал Юлейн. — Фонтан.

Кальфон задумался. Он любил фонтаны не меньше, чем огненные свитки. Его всегда восхищала первобытная мощь лавовых гейзеров; он мог часами любоваться, как из пасти какого-нибудь каменного чудовища бьет в небеса шелковистая струя пламени; его умиляло бульканье расплавленного золота, меди и свинца в знаменитых каскадах Адовых Мук, которыми Князь Тьмы украсил свой парк. Граф Торрейруна давно мечтал завести что-нибудь подобное в своем замке, но ему отчаянно не хватало оригинальной идеи, а повторяться и копировать чужие фантазии ему не хотелось. И вот, наконец, настал его звездный час.

— Конечно, о чем речь, — заверил он грустного короля. — Я строжайше воспрещу вашей супруге даже вспоминать об этой жалкой поделке. Но у меня к вам встречная просьба: можно я позаимствую сюжет, так сказать, первоначальный замысел. Конечно же, я его творчески переработаю и разовью, но все же было бы весьма неприятно, если бы автор этой композиции когда-нибудь заявил, что я занялся плагиатом.

— Помилуйте, — взмахнул руками Гизонга. — Когда он еще доберется до Преисподней и начнет рассматривать тамошние фонтаны.

— Ну, — заметил Гегава, и остальные вздрогнули — почтенный дворецкий молчал так долго и упорно, что все забыли, как звучит его голос. — Ну, с такими фонтанами в ад он попадет очень скоро. Просто ему там будет, чем заняться, кроме экскурсий по окрестностям.

— Тоже верно, — обрадовался Кальфон. — Так я через пару минут нагряну в тронный зал. Ждите меня там.

И он исчез во всплеске пламени, прикидывая, кому заказать и куда лучше всего впоследствии поместить чудовищной красоты фонтан «Демон с писающим монстром».

* * *

Вот уже который день Зелг просыпался довольно рано и обнаруживал книгу, которую читал накануне в постели, аккуратно лежащей на столе. Его это не удивляло. Если во сне книга падала на пол, то замковые домовые — фанатики порядка и блюстители чистоты – не могли не подобрать ее и не положить на место, смахнув предварительно пыль и с томика, и с того места, куда они ее помещали. Так что этому скромному эпизоду он вообще не придавал никакого значения. Вероятно, он забывал его уже через минуту.

Но тем вечером герцогу не спалось и не читалось. Он держал в руках загадочный томик (– А можно? – спросил он у дедушки. – Что уж тут теперь чего, – вразумительно ответила мумия, и молодой некромант понял, что уже можно.), а сам смотрел то в окно, где таяла крохотная полоска света на горизонте, то в зеркало. Его двойник приветливо помахал ему рукой и принялся рассеянно листать страницы. Видно было, что он тоже ужасно устал за этот длинный день, и, в конце концов, книга выскользнула из его ослабевших пальцев, упав на шелковое одеяло. Вот тут-то молодого некроманта и одолело любопытство: явятся ли домовые сразу убирать книгу на место, или подождут, пока она упадет на пол. В зеркале светились ночные огоньки, поэтому Зелг махнул рукой, гася свои, и его комната погрузилась во тьму. Зато зеркальная стала похожа на маленькую сцену, на которой сейчас должно было разыграться увлекательное, может быть, даже загадочное представление.

Какое-то время ничего не происходило, и Кассар подумал, что нужно спать, а не заниматься мальчишескими шалостями и подсматривать за собой, пока ты спишь. Или не ты? Или ты? Он отвлекся на минуту на эти размышления, а когда снова перевел взгляд на сияющую голубоватым светом поверхность, то чуть не подскочил на кровати. Но не подскочил, понимая, что иначе разрушит величайшее чудо, свидетелем которого он невольно стал.

Там, в зеркале, ничего не ведающий Зелг да Кассар, лежал на спине, забросив руки за голову, и на его губах блуждала мечтательная, почти детская улыбка. Белые волосы растрепались по черному шелку подушки, одеяло немного сбилось, и книга угрожающе поползла вниз. Но ей не суждено было упасть и разбудить спящего, так что он не узнал того, что с этой минуты знал другой Зелг.

Легко ступая по пушистому ковру, как фея или привидение, к кровати подошла самая прекрасная из всех голубоглазых веснушчатых девушек на свете. Она осторожно взяла книгу и аккуратно положила ее на стол. Затем невесомой рукой убрала спутанные волосы со лба герцога, поправила одеяло, а затем наклонилась и поцеловала его – в лоб и в уголок рта. Зелг схватился рукой за краешек губ и замер. С этого мгновения он знал вкус счастья, и уже никогда бы не спутал его с чем-то другим.

Кассария повернулась, чтобы уйти, но тут ее взгляд упал на книгу, лежащую на столе, на привычном уже месте. Она подошла, посмотрела внимательнее. И хотя свет был совсем неяркий, а она стояла довольно далеко, некроманту показалось, что она нахмурилась.

* * *

У дьявола есть свои чудеса

Жан Кальвин

Это высокое искусство — нагнать ужас своим появлением, и при этом не разрушить до основания все здание. Кальфон Свирепый гордился тем, что овладел этим искусством в совершенстве.

Он возник в тронном зале королевского дворца в клубах черного и багрового дыма. Мозаичный пол под ногами обращался в пепел, подобно листку бумаги, если его держать над пламенем свечи — всего лишь иллюзия, но высочайшего класса, и неизменно имеет огромный успех у зрителей. Тяжелые бархатные портьеры надувались как паруса в бурю. Колонны дрожали. Доспехи в простенках с грохотом сыпались на пол. Дребезжали витражные стекла, но ни одно не разлетелось вдребезги, а это уже почерк мастера.

Придворные и слуги отреагировали, как положено. Даже если бы во дворце провели десяток репетиций, и то трем графиням, двум герцогиням и одной маркизе не удалось бы так синхронно грохнуться в обморок в живописных позах в разных концах зала. Оставшиеся на ногах дамы дружно заверещали, демонстрируя неплохие вокальные данные. Несколько голосов вполне годились для использования при пожаре. Хотя в целом все дамы кричали неплохо, усердно и с душой, демон выделил одну, вцепившуюся в портьеру и раскачивающуюся на ней, как пупазифа на лиане — она была способна отпугнуть любого, кто покушался бы на ее имущество или честь.