Чистый кайф - Андрей Валерьевич Геласимов

Ноябрь 2016, Дортмунд

Мне, в принципе, нравилось в Германии. Еда хорошая, порции большие, народ приветливый. Вот только на сцену заскакивают и паспорта уносят, а так – симпатичные.

На завтраке в гостишке подошли двое, попросили с ними сфотографироваться. По виду не сказал бы, что они топят за русский рэп, но, видимо, были на концерте. Хотя кто их разберет. Может, моя ростовская рожа так приколола. Я же не спросил, где их дедушки провели жаркое лето сорок второго. Поди разберись – вдруг они братика троюродного ищут.

На парковке рядом с отелем Митя о чем-то воевал с нашим литовским водилой. Ну, то есть как воевал – Митя, он же человек интеллигентный, свою позицию не сдает, но слова говорит вежливые. Литовец, наверняка, даже и не понимал, что с ним воюют. Мне одному этот взгляд из-за Митиных очков был понятен. Два титановых сверла очень хорошего качества. Я деду такие как-то раз подарил. Заточены крестообразно, использовать можно в промышленности и в быту. Голос при этом не повышается.

– Что шумим? – Я подошел к машине и закинул сумку на заднее сиденье. – Когда отправляемся?

– Толя, он отказывается везти нас во Франкфурт.

– Я не отказываюсь, – повернулся ко мне литовец непривычно красным лицом. – Я не могу.

– Убеждения не позволяют?

– Нет, я очень хорошо отношусь к этому городу, однако у меня обстоятельства. Я Митю об этом предупреждал.

Несмотря на свой возраст, по-русски он говорил свободно. Почти как старики, жившие еще при Союзе. Его мягкий акцент напомнил почему-то запах жвачки «Лёлик и Болик». Разрывная тема в детстве была.

– У меня завтра свадьба, – продолжал наш водитель. – Гости приедут со всей Литвы. Из Канады тетя с мужем уже прилетели. Из Дании родственники. Я не могу быть во Франкфурте. Я должен быть на моей свадьбе.

– Но ты же в курсе, что у нас форс-мажор, – встрепенулся Митя. – В нашем контракте с тобой такие вещи прописаны. У Толяна украли паспорт, ему надо в консульство.

– Так, погоди, – сказал я. – Во-первых, поздравляю.

– Спасибо.

Рука у литовца оказалась прохладная и сухая. Как будто даже не нервничал.

– А во‐вторых, что за проблема? Пускай летит в Вильнюс, мы сами спокойно доедем. Я поведу.

– Нет, ты не понял, – заторопился Митя. – Машину он тоже с собой заберет. Ее надо вернуть в Литву.

– Да, – подтвердил наш жених.

– Ну… Мы тогда самолетом. Или поездом.

– Там паспорт нужен, Толя. Без паспорта тебе билет никто не продаст.

– Опа, – сказал я. – Испанская вилка.

Митя хмыкнул.

– Ну, а я о чем говорю.

Я почесал репу.

– А давай знаешь как сделаем… Он пусть летит к невесте, мы гоним на тачке, во Франкфурте ее бросаем, а он потом прилетает и забирает ее. Ну? И волки сыты, и овцы в теме.

Я посмотрел на водилу.

– Годится?

Он подумал чутка и потом кивнул.

– Хорошо. Это дополнительные расходы, но, кажется, так будет лучше.

Усевшись в машину, Митя остыл не сразу. У него это постепенный процесс.

– Может, не выплачивать ему последнюю сумму? – вздохнул он, когда мы выезжали из города на автобан. – Он же контракт нарушил.

Я смотрел на дорогу перед собой, на ветряки, на поля. Погода стояла отличная.

– Толя?

– Слушай, хорош. У парня важный момент в жизни. Накинь ему сверху еще пару штук.

– Пару штук? За что?

– Подарок на свадьбу от оккупантов… Ты глянь на эти ветряки – чистая реклама «Мерседеса».

Митя засмеялся.

Потом каждый из нас был занят своим делом. Митя говорил про покойного немца, заскочившего к нам на сцену, про концерт в «Олимпийском», еще про что-то, а я вполуха слушал его и думал о своем. Из головы не шел почему-то литовец и его завтрашняя свадьба. Я вспоминал наше с Юлей венчание, голоса певчих и свою опаску, что у меня свеча вдруг погаснет. Батюшка тогда, кажется, уловил этот мой страх. Я в какой-то момент отчетливо увидел у него в глазах: «Не бойся». И стало нормально.

– …а он из больницы свалил, – не умолкал Митя. – Выдрал все трубки из вен и пошел бухать. Потом на концерте у нас оказался. Реально – живой труп, классика…

Юля тогда тоже нервничала. Подрагивала, как тот огонек у меня в руке. Но ей все к лицу. Она от волнения еще красивей. Свечи, иконы, в дальнем углу полутьма, и мы такие стоим – застигнутые кем-то врасплох. Кем-то очень важным.

– …это реально впервые! – Митя уже подзавелся, судя по голосу. – Сцена на триста шестьдесят градусов. А народу знаешь сколько?

– Сколько? – Я вернулся в реальность.

– Тридцать пять тысяч! Толя, ты гигант. В «Олимпийском» столько еще никто не собирал. А для рэпа это вообще прорыв. Это бомба! Впервые в истории!

Дальше он стал рассказывать о недавнем концерте Шевчука в том же «Олимпийском», на который пришло двадцать тысяч человек, а я продолжал думать про Юлю. Надо было срочно возвращаться в Москву. Я знал, что своей задержкой в Германии напряг ее выше всякой меры. Да и сам сильно соскучился. Малые в своих эсэмэсках продолжали троллить меня «Папа-вацап». На эту тему в голове даже начал складываться рэпчик.

– …но с логистикой у них получилась беда. Люди заходили по четыре, по пять часов.

– Так у нас народу придет почти в два раза больше. Девять часов, что ли, будут заходить?

– Толя, уже все придумали. – Митя заторопился, обрадовавшись, что я его слушаю. – Используем пожарные ворота в качестве входов. Те, кто идет на танцпол, через фойе не проходят. Следовательно, не смешиваются с теми, у кого сидячие места. Избегаем давки. Снаружи у пожарных ворот выставляем высокие заграждения и организуем входные группы – рамки, досмотр, все дела. Предварительно выведем на учения весь состав КРС. Это примерно человек двести.

– КРС? – переспросил я. – Карательно-розыскная система?

– Контрольно-распределительная служба. Они будут направлять потоки людей. На учениях отработаем с ними все возможные ситуации.

Тут я оживился:

– Учения – это тема. Я помню, в музыкалку когда ходил, у нас директриса, Фаина Иннокентьевна, проводила учения.

– В музыкалке-то на фига?

– Мы в Москву на какой-то отчетный концерт собирались. Так вот, она боялась, что мы в метро затупим, не успеем все войти или выйти на нужной станции.

Народу-то до херища, и народ весь маленький. В Москве до этого не все были. Бздели чутка.

– И что она делала?

– О! Фаина Иннокентьевна – гений тактической мысли. Расчертила в актовом зале пол – где край платформы, где входы в вагон, где что – и давай нас драконить с секундомером в руках. Специальный пацан орал:

«Станция Площадь Революции!» – и мы все такие