Око Судии - Р. Скотт Бэккер

Все должно было быть не так!

— Нет, — сказал он, глубоко вздохнув, потом пристально посмотрел на всех троих по очереди. С Капитаном, решил он, надо обращаться так, словно он всего лишь один из прочих. — Я попытаю удачи в другом месте. — Он стал вставать и почувствовал слабость, испарину и сильную дурноту.

— Эй, колдун, — громогласно окликнул его лорд Косотер.

Это слово захлестнуло Ахкеймиона, как струна гарроты.

— Я тебя помню, — продолжил мрачный человек, когда Ахкеймион обернулся. — Со Священной войны. — Он отодвинул чашу в сторону и наклонился к столу. — Ты его учил. Аспект-императора.

— Это так важно? — спросил Ахкеймион, не заботясь о том, звучат ли его слова горечью.

Ему показалось, что эти сплошные черные глаза моргнули в первый раз.

— Это важно, потому что отсюда следует — ты был колдуном Завета… когда-то был.

Его шейский язык был безупречен и искажал его, скорее, внутренний диалект недовольства говорившего, чем напевные модуляции его родного айнонского.

— Значит, ты и вправду знаешь, где найти Сокровищницу.

— Тем хуже для тебя, — произнес Ахкеймион. На самом деле, он мог думать только об одном: как?.. Как может скальпер, простой охотник за скальпами, знать о сохонкской Сокровищнице? Ахкеймион глянул на человека в кожаном плаще, сидящего слева от Капитана… Колдун. Интересно, какой школы?

— Вряд ли, — ответил лорд Косотер, откидываясь назад. — Скальперов в Мозхе полно, это правда. Сколько хочешь артелей. — Он подхватил свою чашу двумя мозолистыми пальцами. — Но никто не знает, кто ты… — Его ухмылка была странной и пугающей. — А значит, никто даже не задумается о твоей просьбе.

Смысл его заявления сталью повис в воздухе, безразличный к гулу голосов. Истина — то, что остается после смерти слов.

Ахкеймион стоял потрясенный.

— У меня есть листик, — с озорством, как закадычный приятель, доверительно сообщил ему Сарл. — Приложишь себе к заднему проходу…

Второй собеседник разразился хохотом, не показывая лица из-под капюшона. Когда он запрокинул голову, Ахкеймион увидел его левый глаз, едва заметный зрачок в окружении размытого серого. Но не по глазу, а по этому неровному гортанному смеху он понял, кто перед ним…

— За две-е-е… — стенал Сарл, хохоча так, что багровый лоб чуть не касался красных, как яблоки, щек. — Всего за д-две монеты отда-а-м!

Ахкеймион тоже усмехнулся, но с презрением. «Листик для заднего прохода» — это была старая шутка, выражение, относящееся к шарлатанам-торговцам, которые продавали надежду в виде фальшивых снадобий.

Капитан продолжал невозмутимо и внимательно его разглядывать.

Они правы, понял Ахкеймион. Здесь, в Мозхе он мог рассчитывать только на насмешку — если не хуже. Его единственной надеждой были Шкуродеры.

А они только что оттолкнули его.

Ахкеймион взял протянутую ему чашу двумя руками, чтобы она не дрожала. Осушив ее, он задохнулся. Неразбавленное вино с каких-то горьких галеотских почв.

— Сокровищница! — вопил Сарл. — Капитан! Он Сокровищницу прикарманить хочет!

Ахкеймион чмокнул губами, пригасил огонь в глотке и вытер жестким шерстяным рукавом бороду и рот. Удивительно, как одна-единственная чаша помогает стать частью чужой компании.

— Это не я. Это он, — сказал Ахкеймион Капитану, кивнув на человека в капюшоне. — Разве нет? Это же он рассказал тебе про Сокровищницу…

Новая ошибка. Очевидно, Капитан отказывался признавать даже самые невинные законы беседы. Намек, игра слов, скрытый смысл — все это встречалось осуждающим строгим взглядом и порицалось гнетущим молчанием.

— Мы зовем его Клирик, — сказал Сарл, указав головой, едва заметно передразнивая Ахкеймиона.

Из кожаного обрамления капюшона на Ахкеймиона пристально глядел невидимый черный овал лица.

— Клирик, — послушно повторил Ахкеймион.

Капюшон не пошевелился. Капитан продолжил пялиться в вино.

— Тебе бы послушать его в Пустошах, — воскликнул Сарл. — Такие заливистые проповеди! Подумать только, а ведь когда-то я себя считал красноречивым.

— Хочу напомнить, — осторожно сказал Ахкеймион, — у нелюдей нет священников.

— В том смысле, в каком это понимают люди, — нет, — ответила черная пустота под капюшоном.

Вот это да. Голос оказался приятным, мелодичным, но расцвеченным интонациями, неведомыми человеческому горлу. Словно в него были вплетены нотки голоса слабоумного ребенка.

Ахкеймион выпрямился.

— Откуда ты родом? — спросил он сдавленным голосом — легкие словно приклеились к хребту. — Из Иштеребинта?

Капюшон опустился почти до самого стола.

— Уже не помню. Кажется, Иштеребинт мне знаком… Но тогда он так не назывался.

— Я вижу твою Метку. Она у тебя мощная и глубокая.

Капюшон приподнялся, словно прислушиваясь к отдаленному звуку.

— Как и у тебя.

— Кто был твой мастер-квуйя? Из какой ты линии передачи?

— Я… я не помню.

Ахкеймион помедлил, облизнул губы и решился задать вопрос, который следовало задавать всем нелюдям.

— Что ты помнишь?

— Предметы. Друзей. Чужаков и возлюбленных. Все как-то очень трагично. Все полно ужаса.

— А Сокровищницу? Ее ты помнишь?

Едва заметный кивок.

— Когда погибла библиотека Сауглиша, я был там… наверное. Я очень хорошо помню ощущение ужаса… Но почему эти воспоминания вызывают у меня такую скорбь, я не знаю.

От его слов у Ахкеймиона мурашки побежали по телу. Ужасы Сауглиша он видел в Снах очень часто — стоило лишь закрыть глаза, и он видел горящие башни, бегущие толпы, видел, как бьется Сохонк с летающими в клубах дыма и языках пламени враку, покрытыми железной чешуей. Он чувствовал у ветра привкус пепла, слышал вопли множества людей. И рыдал над собственной трусостью…

Ахкеймион занимал особое место среди людей тем, что жил две жизни — два мгновения времени, Сесватха и Ахкеймиона, разнесенные на тысячелетия. Но жизнь сидевшего перед ним нечеловека охватывала сотню человеческих поколений. Он прожил от начала до конца многие века, поглотившие не один народ. От тех времен до сих пор — и дальше. От сумерек Первого Апокалипсиса до рассвета Второго.

Перед Ахкеймионом была живая линия поколений, глаза, которые видели все годы в промежутке между обеими его сущностями, между Ахкеймионом, колдуном в изгнании, и Сесватхой, Великим магистром Сохонка. Этот нечеловек прожил двухтысячелетний переход между ними двумя…

От этой мысли Ахкеймион почувствовал себя почти единым целым.

— А зовут тебя?..

Сарл вполголоса пробормотал какое-то ругательство.