Око Судии - Р. Скотт Бэккер

Напевы разрушения.

Зияющие пространства перечеркнуты линиями сверкающего белого света, которые перекрещиваются, складываются в удивительные фигуры, вспышки обращают в дым шкуру злобных тварей. Драконы становятся на дыбы, обнажают когти и извергают пламя, и, пронзительно крича, стремительно уходят вниз и сливаются в неразличимый блеск. Они отступают, истекая дымом; некоторые корчатся и бьются в конвульсиях, одно или два опрокидываются и падают, сраженные замертво. Пение становится неистовей. Струи жара вскипают, разбиваясь о стальную чешую. Невидимые молоты колотят по крыльям и лапам.

Затем враку снова атакуют.

На мгновение Сесватха стал Ахкеймионом, немолодым человеком другой эпохи. Зрачки его вращались, как у обезумевшей лошади. Оставшийся в одиночестве, он метался взглядом по сторонам, глядя то на парящих в воздухе людей, одетых в белые одежды, таких хрупких и уязвимых в своих сияющих сферах, то на косматых черных тварей, которые, пылая и разлетаясь на куски, продолжали нападать. Крылья полоскались, как паруса в бурю. Глаза сузились в полукруглые щелки. Дымились раны. Враку налетали и скребли когтями скругленные поверхности сфер, взрезая материю из иного мира. Колдуны кричали от отчаяния и страха. Упал один из драконов, пожираемый голубым пламенем. Одного из колдунов, юного Хуновиса, огненным дыханием опалило до костей. Вращаясь подобно горящему свитку, он стремительно полетел к расстилавшимся внизу пейзажам. Слепящее сияние заклинаний и извергавшееся из драконовых пастей пламя становились все сильнее, и наконец, различимы стали только неровные силуэты, спиралями вращающиеся над пустотой.

Вдалеке виднелся город — лоскутное одеяло запутанных улочек и громоздящихся друг на друга построек. На востоке блестела лента реки Аумрис, колыбели норсирайской славы. А к западу, за крепостными укреплениями, Ахкеймион видел намывные равнины, почерневшие от полчищ вопящих шранков. А позади них, на самом горизонте, исполинский и неиссякающий, завывал вихрь в обрамлении далеких розовых с золотыми отблесками небес. Даже через пелену дыма Ахкеймион чувствовал его присутствие… Мог-Фарау, конец всему сущему.

Крики наполнили воздух до самого небесного свода, змеиная злоба носилась вокруг таинственного ропота заклинаний, представлявших венец и славу Гнозиса. Бесновались драконы. Колдуны Сохонка, первой и величайшей из школ, сражались и погибали в битве.

Он не столько видел тех, кто внизу, сколько вспоминал их. Беженцы скопились на плоских крышах домов, наблюдая за медленным приближением неотвратимой судьбы. Отцы бросали младенцев на крепкий булыжник мостовых. Матери перерезали детям горло — все что угодно, только спасти их от неистовства шранков. Рабы и вожди взывали к небесам, отвернувшимся от них. Сломленные люди, как завороженные, глядели в сторону ужасного запада, не видя ничего, кроме надвигающегося вихря…

Их Верховный король был мертв. Чрева их жен и дочерей стали могилами. Доблестные вожди их кланов и рыцари, цвет боевой мощи, были разбиты. Небо над всей землей исполосовали столбы дыма.

Мир близился к концу.

Не хватает воздуха. Как удушье. Или как под водой. Бесплотный вес пронзает холодом, словно заледеневшим на морозе ножом, и Ахкеймион падал без сил в бездонные пучины. Друзей и братьев разрывали оскаленные пасти. Кто-то опадал на землю огненным цветком. Башни заваливаются набок, словно пьяные, и рушатся. Шранки облепили дальние стены, как муравьи — ломтик яблока, рыщут по лабиринту улиц. Крики, вопли — тысячи и тысячи — поднимаются к небу, как пар от горящих камней. Гибнет Сауглиш.

Безнадежность… Беспомощность.

Кажется, он никогда с такой яркостью не переживал во сне чувства.

Лишившись защиты, оставшиеся в живых сохонкцы спасались в небе, искали спасения в массивных квадратных башнях библиотеки. Отступление прикрывали батареи баллист, и несколько молодых враку пали, подбитые дротиками. Одинокий Ахкеймион парил в небе, глядя на могучего Скафру, его толстые, как веревки, шрамы и крепкие, как бревна, лапы. Тяжелые глухие удары чешуйчатых крыльев заглушали далекого Не-Бога. Старый враку усмехался безгубой драконьей ухмылкой, окидывал окрестности сероватыми налитыми кровью глазами…

И почему-то непостижимым, загадочным образом смотрел не на него, а сквозь него.

Скафра — так близко, что его огромная туша вызывала физический ужас. Ахкеймион беспомощно таращился на чудовище, глядя, как гневный багровый цвет исчезает с его чешуи и расцветает черный, что означало состояние мрачного раздумья. Отсвет бушевавшего внизу пожарища играл на хитиновом панцире, и Ахкеймион невольно опустил глаза в пропасть у себя под ногами.

Вид горящей Священной библиотеки был мучителен, словно в глаза втыкали иголки. Дорогие сердцу камни! Огромные стены, отделанные по скошенному основанию обсидианом, белые, высоко вздымавшиеся в небо. Медные крыши, громоздящиеся, как многослойные юбки. И глубокие дворики — с неба все строение напоминало половинку сердца большого причудливого зверя. Яркая на солнце слюна заливала пропитанный колдовством камень, проникала в швы и трещины. Драконий огонь поливал библиотеку по периметру дождем громовых взрывов.

Но где… где же Сесватха? Он же не может видеть Сон, в котором нет…

Старый колдун проснулся, крича вслух свои мысли из другого мира. «Сауглиш! Мы потеряли Сауглиш!»

Но по мере того, как его глаза постепенно отделяли остатки видений от мрака комнаты, а уши начинали отличать шум водопада от предсмертных криков, ему показалось, что он слышит голос этой обезумевшей женщины… голос Мимары.

«Ты стал пророком…» Разве не так она говорила?

«Пророком прошлого».

На следующий день Сарл привел Ахкеймиона в одну из самых больших комнат «Задранной лапы». Хотя двигался старый разбойник с тем же бойким проворством, вел он себя удивительно тихо. Трудно сказать, было ли это следствием вчерашней попойки или вчерашней беседы.

Помимо Косотера и Клирика, их ждал еще один человек: нансурец средних лет по имени Киампас. Если Сарл был устами Капитана, то Киампас — правой рукой. Чисто выбритый, с тонкими чертами лица, он выглядел младше пятидесяти лет, которые, по размышлении, дал ему Ахкеймион. Он явно был простой солдат, а не доблестный воин. Вид у него был насмешливый, аккуратный, выдававший склонность к меланхолии и опыт. Поэтому Ахкеймион сразу начал доверять и его интуиции, и его проницательности. Как бывший имперский офицер, Киампас свято верил в необходимость тщательной подготовки планов и средств для их воплощения. Обычно такие люди оставляют крупные стратегические цели старшим по званию, но когда он выслушал от Ахкеймиона объяснение будущей задачи, манеры его начали выдавать явные сомнения, если не сказать — откровенное замешательство.