Путь слез - Дэвид Бейкер

Пораженные узники смущенно отпрянули от поющих, и снова собрались на середине темничной камеры. Крестоносцы не смолкали, пока не дошли до назначенного угла, где они собрались в тесную кучку. Там они, с не меньшей решительностью и верой, запели второй куплет.

Когда песнь закончилась, Петер сел поближе к незнакомым сокамерникам и поднял руки. Священник закрыл глаза и отверг всякое чувство обиды, которую ему и детям причинили эти падшие души. Он представил себя за устойчивой и хорошо знакомой кафедрой, пред собранием чистых, прилично одетых прихожан, в какой-то уютной, залитой солнцем церкви где-то на юге Франции. Он широко распростер руки и стал проповедовать о любви.

Поначалу изумленные узники рычали в ответ только проклятья, но вскоре притягательная теплота, которая чувствовалась в мелодике и ритме старческого голоса, и сила слов заставили их замолкнуть. Спустя короткое время усталые, беспокойные глаза стали смыкаться, а измученные души унесли целями к сотне различных алтарей в сотне различных селений и городов, разбросанных по всему христианскому миру. Каждого из них потянуло к родному спокойствию и порядку прошлой жизни, и от воспоминаний на сердце стало легко-легко! Нежданная встреча с любящим Богом в таком неподходящем месте коснулась каждого из узников, за малым исключением. Присутствие в темнице небесного образа Спасителя и Его ангелов было так ощутимо, что многие упали на колени и со слезами на глазах прославили Всемогущего.

А в это время за стенами темницы бродил Друг, меряя шагами темные улицы, и изредка останавливаясь лишь для того, чтобы рассеянно потрепать Соломона за загривок. Мужчина прекрасно понимал, какие мерзости ожидают крестоносцев со стороны сокамерников и стражников, и он поклялся, что освободит детей. Никогда больше он не покинет ребенка в беде, подумал он. Никогда и ни за что.

Вдруг Соломон метнулся на другую сторону мостовой и схватил зубами посох, оброненный Петером накануне. Пес отдал находку Другу, и тот, почему-то обнадеженный, прижал его к груди.

– Нужно придумать план, Соломон, хороший и верный план. Ach, мне нужно напрячься и придумать что-то.

Он долго ломал голову, пока, наконец, на обветренном лице не мелькнула уверенная улыбка. В ясном лунном свете человек направился к вратам темницы.

– Эй, стражник, – закричал он. – Кто-нибудь… ответьте!

– Кто говорит? – прорычал страж, снимая со стены один факел. – Кто здесь?

– Я.

– Ага, – проворчал невозмутимый воин. – Чего тебе?

– Говорят, вы схватили на улицах шайку детей и заперли их внутри.

– Ну, да. А тебе какое дело? Кабы мне поручили решать, я бы всех их утопил в реке.

– Какое мое дело? Ха! Да таких болванов, как ты, свет не видывал. Я тебе скажу, какое мое дело! – сказал Друг. – Мое Дело касается также и тебя, ведь ты чуму провел по городским Улицам, и теперь она находится за твоей спиной. Так что дело касается нас обоих, да и могильщикам скоро выдастся хорошая работенка!

Солдат напрягся.

– У тебя нет доказательств.

– Разве? Я был рядом и видел желтую испарину у них на челах и пятна на лицах. Думаешь, мне нечем заняться, как только болтать тут с тобой о своре недомерков? Боже правый, подумай своей тупой башкой!

– Никто ничего не заметил, и…

– Слушай, дурень! Клянусь тебе, что я все видел. Позови магистрата, разбуди его, подними с постели, и пусть он сам посмотрит на них вблизи. Увидишь, через месяц вам потребуется новый магистрат!

Стражник сомнительно покачал головой и промолвил:

– Ежели ты говоришь правду, то угроза осталась там, за стенами, с нами же не станется ничего худого.

– Стенам не сдержать чумы, болван! – гневно прикрикнул Друг. – Чума есть чума. Ты что, забыл, как было в Берне на Троицу два года тому назад? Любого, на которого больной хоть разок дохнул, окочуривался за каких-то несколько часов.

Растревоженный стражник знаком был с историей Берна. Достаточно ему было представить дымящиеся гробы на улицах родного Базеля, как он поспешно позвал сержанта и прошептал ему что-то на ухо. Сержант немедля велел привести тюремного смотрителя, который примчался из своих покоев, раздраженный и яростный.

– Повтори, что ты видел, – гаркнул он Другу.

Друг прищурил глаза и приглушенно сказал:

– Всего несколько часов назад твой болван-пристав провел чуму по этим самым дорогам. Ты видел когда-либо чуму? Я видел. И я пришел предупредить вас, что вы принесли в город проклятье и смерть. У вас еще есть время избавиться от них, пока улицы пусты, и, клянусь Святой Девой и Церковью, коль вы не сделаете сего, завтра поутру я выйду на площадь и всем разглашу о вашем смертоносном ночном поступке!

На лбу у смотрителя выступил пот. Друг наклонился ближе к нему.

– Ты когда-либо видел чуму собственными глазами? – Смотритель отрицательно покачал головой. – А мне довелось узреть как она действует. Она прибирает к рукам сильных и здоровых – таких, как ты сам, – и изъедает изнутри, с головы до пят. Кожа на теле чернеет, и вскоре ты начинаешь задыхаться и безумно кричать от боли. Тебя уложат вряд с такими же, как ты, и спустя короткое время дьявол бросит твою жалкую душу в Геенну, а изгнившее тело кинут на телегу и отправят в огонь. И коль тебе и этого мало, твое жалкое имя забудется и останется в памяти одного Люцифера, и ты будешь гореть в аду навечно!

Друг сам удивился своему убедительному красноречию, но ничем не выдал искусного розыгрыша. Он впился взглядом в глаза смотрителя.

– И… и кто из пленных несет в себе это… эту чуму? – беспокойно запинаясь, спросил тот.

– Кто же еще… – дети. Почти на всех я увидел следы болезни, и, не сомневаюсь, ты слышал, что они разносят заразу по всей Империи.

Смотритель тупо уставился на врата темницы.

– Да-да, – медленно проговорил он. – Наверное, я должен сообщить магистрату.

– Ach, конечно! Я знал, что у тебя мозгов будет побольше, чем у этих деревенщин. Добрый человек всегда заботится о своем народе и ограждает его от несчастья. Ежели вы не поспеете и не выгоните это чертово отродье, к Успенью город заполнится тысячами черных трупов. Поэтому не стоит их вешать, да и сжигать на костре: Церковь может вас осудить за такое. Но зачем звать магистрата? Не думаю, что он будет рад, а, скорее, даст тебе пинок под зад за подобную неосмотрительность!

Губы смотрителя тревожно дернулись, и он вытер влажные руки о высокие гамаши.

– Я имею власть самолично брать в плен и отпускать, и, думается мне, лучше поскорее избавить наш добрый город от чумы. Сержант, выволоки их за главные стены, только чтоб ни единого звука. Пусть себе умирают в горах. – Он ехидно улыбнулся. – И наверное мы у тебя в долгу, странник? Тебя должно вознаградить за предупреждение и за… э-э-э… молчание, так? Бери серебро и проваливай.

Странник был всего-то – крестьянином, простолюдином и нечто вроде воина-пехотинца, но отличную сделку он не пропустил. Он ловко спрятал монеты в мешок и скрылся в темноте.

Четверо солдат со злостью распахнули камерную дверь и гневно направились к сгрудившимся детям. Удивленные крестоносцы съежились под ударами стражников, которые, не смея подходить близко, направляли их вон с помощью длинных хлыстов. Чертыхаясь и проклиная на чем свет стоит, воины гнали детей из тюрьмы к открытым вратам, а затем, к недоумению пленников, по тихим улицам, и, наконец, вывели за городскую стену. Отхлестав детей впрок и пригрозив им большей поркой, стражи повернули к городу, оставив пилигримов посреди ясной и безмолвной ночи.

От потрясения Петер не мог вымолвить ни слова. Дети были равно изумлены и боялись малейшим своим неверным звуком или движением спугнуть нежданную удачу. Прежде чем кто-либо сумел собраться с мыслями, из кустов выскочил Соломон и прыгнул к Петеру. Пока счастливый пес слизывал соль с лица смеющегося хозяина, из темноты их окликнул знакомый голос:

– Ха-ха! Вы свободны! – воскликнул некто, приближающийся к ним. – Петер, все ли дети на месте, все до единого?

– О, Боже небесный! – закричал Петер. – Друг мой добрый. Ja, ja, конечно, нужно пересчитать. Дети, соберитесь в шеренгу.

Вил выстроил возбужденных крестоносцев в ряд, и Петер насчитал их всего двадцать шесть.

– Что это? Нас теперь больше?

Несколько испуганных детей вышли вперед.

– Святой отец, мы оказались в темнице несколько дней назад, – пугливо заговорил за всех один мальчик. – Мы также крестоносцы, как и вы. Мы бы хотели присоединиться к вам.

Петер обнял мальчика.

– Меня зовут Петер, а перед вами стоит ваш новый предводитель, его зовут Вил. Утром мы сможем познакомиться и разглядеть друг друга поближе, а пока – ничего не бойтесь. Все позади. Бог сохранил вас.

Друг тревожно осматривал детей в тусклом серебряном свете луны.

– Никого не забыли, не оставили?

– Кажется, нет, странник, – ответил Вильгельм.