Верь мне (СИ) - Jana Konstanta
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Власов, замолчи!
— Лик, я восемь лет отсидел, восемь лет не жил — выживал. Пусть я никого не убивал и не насиловал, но восемь лет я провел рядом с теми, кто убивал и насиловал. День за днем я только и делал, что пытался выжить. День за днем во мне копилась ненависть к тем, кто меня туда засунул. Да, ты не виновата ни в чем. Но такое не проходит и не забывается, это отпечаток на всю жизнь, его не стереть. Лик, услышь меня! Я уголовник, я воспитан тюрьмой. Я ненавижу людей только за то, что они улыбаются, а я теперь не могу. Я ненавижу тех, у кого есть деньги — не потому что завидую, а потому что боюсь, как побитая собака, таких людей, боюсь этот мир, где все продается и покупается. Я ненавижу женщин, потому что любая из вас для меня — источник зла. И от тебя я всегда буду ждать подвоха, и не дай Бог, ты дашь мне повод усомниться в тебе — все дерьмо, взлелеянное на зоне, обрушится на тебя, Лика!
— Я не дам тебе повода думать обо мне плохо.
— Ты можешь быть святой, но что решат черти в моей голове, я не знаю. Я не верю людям. И не верю в сопливые чувства. И уж тем более, не верю в радужные перспективы, что ты от всего этого дерьма меня избавишь. Я знаю, я ненормальный. Нравственный инвалид, калека, и другим уже не буду.
Она не верила ему. Она свято верила, что все плохое должно заканчиваться хорошим, как в добрых сказках, где злодеи сполна получают по заслугам, колдовские чары спадают, а чудовища оказываются заколдованными принцами. Ни чудовищем, ни принцем Лика Макса не считала, но в том, что этот парень заслуживает куда больше, нежели поставить на своей жизни крест, она не сомневалась.
— Прекрати! — Лика подошла к Максу и крепко обняла, зарываясь пальцами в густых, жестких его волосах. — Ты сам загоняешь себя в угол. Ты не уголовник, не калека — ты будешь счастливым, ты сможешь. Надо жить, Макс! Жить!
— Как?
— Я не знаю, но мы что-нибудь придумаем, мы сможем, обещаю…
— Лик, уходи. Возвращайся к себе, оставь меня в покое. Я не причиню зла твоей семье, я забуду про вас — будем считать это благодарностью за то, что не бросила меня, но сейчас уходи, Лик. Уходи, не трави душу…
— Иди ты к черту, Власов! Я никуда от тебя не уйду — когда же ты это поймешь…
— Лик…
— Замолчи. Я до сегодняшнего дня была уверена, что ненавижу целоваться, и только здесь, с тобой, я поняла, что дело не в поцелуях, а в том, кого целуешь. Мне впервые в жизни хочется кого-то целовать. И не надо врать мне, что тебе было неприятно, что женщины тебя не интересуют — ты сам тоже этого хотел, ты тоже тянешься ко мне… У тебя штаны топорщатся — это избыток равнодушия выпирает? Ты же хочешь, чтобы я осталась… А я влюбилась, Макс, впервые в жизни. Власов, я прошу тебя, дай мне шанс. Я вытащу тебя, я не предам… Поверь мне, Макс.
Макс молча слушал Ликины откровения. Как бы он хотел ей верить… Но слишком много предательства за спиной, слишком много боли пережито. Глупый мотылек не понимает, что при всем желании не хватит ей сил вынести эту ношу, да и надо ли? Но не докажешь ведь.
— Лик, хорошие девочки не должны влюбляться в уголовников.
— Хорошие девочки не всегда делают то, что должны.
— Заноза ты в моей несчастной заднице, — тихо вздохнул он, легонько обнимая Лику за бедра.
— Большая?
— Терпеть можно, — усмехнулся Макс и уже уверенней прижал к себе девушку.
Что ж, пусть все идет своим чередом.
Глава 14
Прохладный ветерок залетал на открытую террасу летнего кафе, теребил лепестки подвядших цветов в мутных стеклянных сосудах и рвался к листовкам-меню, норовя утащить их и разбросать потом по тротуарам. Чашка остывшего кофе сиротливо стояла перед Максом — и зачем только заказывал? Откинувшись на спинку стула, парень докуривал пятую сигарету, задумчиво разглядывая прохожих сквозь темные, почти черные, стекла очков.
Прошло три дня с того вечера в ванной. Лика расцвела, повеселела, и рядом с ней Макс даже начинал верить, что сможет стать прежним. А почему нет-то? Разве сделал он кому-то что-то плохое? Разве не заслуживает нормальной человеческой жизни? Как ни странно, рядом с Ликой Горской желание жить только крепло. Но почему она? Злая ирония судьбы: одна убила — другая, с лицом первой, дает силы жить. И, казалось бы, радоваться надо — жизнь-то вот-вот наладится! Почему же гложет что-то, не дает покоя? Как-то слишком просто все и подозрительно гладко: Каринка, главная виновница всех бед, мертва, Сажинским Горский занимается, а Ликина мать даже не возмущается, что любимая дочь у него живет, рискуя потерять хорошего жениха.
Еще недавно ему хотелось убивать, крушить все вокруг, а сегодня вдруг захотелось жить, да еще и рядом с женщиной. Но можно ли верить самой Лике? Вот что ее, дочь не самых бедных в городе людей, так держит рядом с ним? Правда, влюбилась? Абсурд. И он не настолько наивен, чтоб в это поверить. Иллюзия. И хорошо, если для нее самой это иллюзия, а не расчет… Он никогда не считал себя последней сволочью на земле, но прекрасно понимал, что далек от идеала женщин, и тем более, таких, как Лика. Работы нет, образования нет, деньги матери тоже не бесконечны, а по меркам Горских и эти деньги — крохи, пыль, карманные расходы. Зато статья есть за спиной, злость и обида. Он никогда не сможет делать Лике дорогие подарки, никогда не увезет ее куда-нибудь на острова, звезду с неба не снимет и весь мир к ее ногам не положит — она же должна это понимать? Как еще его не стыдится только — чудо! Она же должна понимать,