Барабан на шею! - Сергей Панарин

Коля очнулся привязанным к наклоненному столу стенду, который сразу про себя назвал кульманом. Солдат был распластан в положении морской звезды. Скованные ноги уже занемели, руки только начинали. Скосившись, Лавочкин увидел Марлен Всезнайгель в такой же неудобной позе. Поглядев вниз, парень обнаружил, что штанины его брюк закатаны до колен.

К Коле приблизился староста, точнее, колдун.

Рядом с колдуном-старостой все еще ошивались братцы Пупеншпиллеры.

– Итак, это мои верные инкубусы. Гомункулусы, созданные из несовершенной человечьей плоти силой моего гения. Раньше я мог из одного человека вырастить двух или трех тупых. Как вот эти. Но теперь, соединяя мужской и женский материал, я взращу десятки разумных инкубусов!

– Так тут что, инкубатор, что ли? – сострил Коля.

– Да! – пылко подтвердил Улькхемикер. – Ты, конечно, заметил в коридорах мои матки-реторты. В них будут помещены кусочки твоей и ее, – колдун указал на Марлен, – плоти. Всего неделю в реторте с пищевым магическим раствором – и вот они, воины будущего! Вы дадите новую армию, новых солдат! Лучше прежних. Белокурая красавица и выносливый русоволосый паренек… Мне не терпится начать.

Коренастый садист размял пальцы.

– Для введения вас в необходимое состояние я расскажу вам анекдот. Представьте себе морг. Прозектор играет в карты с трупами. Знаете ли, в покер. Прямо на прозекторском столе. И вот смотрит он свой расклад и говорит: «Ну что, ребята, вскрываемся?»

Вероятно, колдун-зельедел ожидал возгласов и гримас страха, но Коля с Марлен даже слегка улыбнулись. Маньяк расстроился.

– Да… Будем по живому. Вы несносные, несносные! И должны видеть, как я буду отсекать от вас все лишнее… Страх исходного материала – залог успеха в созидающей ворожбе. Пупеншпиллер номер один, неси сюда зеркало!

– Зеркало? А что это?

– Ну, разве я не говорил? Форменные кретины!.. – Улькхемикер закатил глаза. – Иди в соседнюю комнату. Там увидишь страшную тупую харю в окне. Хватай это окно и бегом сюда.

Синюшный зомби потопал в указанном направлении.

Через минуту донесся приглушенный подземельем радостный вопль:

– Нашел!

– Тащи его ко мне! – раздраженно крикнул зельедел.

– Сейчас, папа…

Топот приближался, потом ритм сбился, и в комнату влетел вперед зеркалом Пупеншпиллер номер один. Вещь разбилась.

– Идиот!!! – завизжал колдун. – Вредитель, тупая скотина!

Он подскочил к перебирающему осколки гомункулусу и занес ногу для смачного пинка. Но остановился.

– Ты не виноват… Ты не виноват, что такой безмозглый… Я должен был сказать, чтобы ты нес осторожно… Не торопясь… Все, уйдите отсюда. Оба.

Пупеншпиллеры удалились. Улькхемикер вернулся к растянутым на «кульманах» молодым людям.

– Ладно, неважно, вы и так в идеальном состоянии, – проговорил он, хватая в руки нож и миску. – Возьмем кровищи, кожи и мясца. На пробу.

Лавочкин смотрел, как нож приближается к его ноге, а потом икру пронзила боль. Парень стиснул зубы и смолчал, не крикнул. Колдун деловито отхватил небольшой клочок кожи, кусочек мышц, налил в миску Колиной крови. Потом взял с бокового столика нечто жеваное и зеленое, залепил свежую рану. Боль унялась, как под действием анестетика. Затем колдун произвел те же процедуры с ножкой Марлен. Девушка взвизгнула, из ее глаз потекли слезы. Она замолотила руками в стенд.

Когда Улькхемикер поставил миску на столик, заткнул рану виконтессы зеленой массой. И тут одна из ее рук неожиданно высвободилась. Марлен схватила маньяка за лысую макушку и ударила его лбом о стол.

Колдун удивленно всхлипнул и осел на грязный пол своей «прозекторской».

– Ну, Марлен! Ай да молодца! – восхищенно протянул солдат.

Девушка отомкнула вторую руку, затем ноги. Благо замочки на металлических браслетах открывались легко: нажми – и готово.

Освободив Колю, шагнула к Улькхемикеру и врезала ему так, как он несколько минут назад намеревался пнуть гомункулуса. После этого она повернулась к Лавочкину. На ее лицо легла тень тревоги и неуверенности, нижняя губка задрожала.

– Что дальше, Николас?..

– Взбодрись! – Солдат потряс ее за плечи. – Ты все сделала правильно, не время раскисать… Пойдем.

Он сгреб свой мешок, стоявший здесь же, у «кульмана», схватил виконтессу за руку и повел туда, куда ушли Пупеншпиллеры.

Коридор ветвился. Коля выбрал самый левый. Шагов через тридцать беглецы оказались в небольшом круглом помещении. В центре ревело синее пламя.

– А-а-а! – ревело пламя брюзгливым баритоном. – Бедное я, бедное, никому не нужное!.. Тесно мне тут!.. Скучно!.. Ы-ы-ы!..

Лавочкин глянул вверх. Над факелом-переростком зияла черная дыра вытяжки.

Странно, но жарко не было.

Солдат потащил Марлен вдоль стеночки, надеясь, что за пламенем обнаружится проход. Парень угадал.

Когда до туннеля оставалось совсем ничего, пламя оборвало нытье.

– Ой, люди! – сказало оно. – А куда вы идете?

Голос избавился от брюзгливых модуляций, теперь это был красивый баритон.

Коля застыл, гадая, как следует общаться с болтающим огнем.

– Да вот, выход ищем, – осторожно сказал солдат, наблюдая за игрой синих языков пламени.

– Вам туда. – Оно «махнуло» длинным языком в сторону отверстия, к которому и шли Коля и Марлен. – Только там темно. Я вас сильно выручу, если расскажете какую-нибудь историю. А то, знаете ли, ужасно скучно…

– Мы бы с радостью, но за нами гонятся, – возразил Лавочкин.

Пламя рассмеялось:

– Никто за вами не погонится. Вы выбрали проклятый путь. Назад пути нет, а вот пройдете ли вы темные катакомбы, а главное, – голос стал тише и тревожнее, – воду, это вопрос особый. Так что давайте историю.

– Ну, хорошо, – согласился солдат. – В некотором царстве, в некотором государстве жил веселый пожарный…

– Э, нет, парнишка, – вклинилось пламя. – Про пожарных ты кому-нибудь другому рассказывай.

Коля украдкой ухмыльнулся.

– Тогда слушай другую сказку. Жил отважный капитан, он объездил много стран и не раз бороздил океан…

– Океан?! – взревело пламя. – Юноша, ты хочешь моей смерти.

– Да нет же! – Лавочкин стукнул себя в грудь. – Просто все истории такие. Еще знаю про Садко в подводном царстве, про капитана Немо в подводной лодке, про Солярис – планету-океан…

– Опять океан. – Пламя потемнело и съежилось. – Знаешь, давай я тебе помогу, а взамен ты ничего не рассказывай, будь другом. Да, так будет справедливо… Подставляй руку.

– На фиг? – Солдат насторожился.

– Ликуй, юнец, – произнесло пламя. – Я дам тебе огоньку.

– Спасибо, я не курю. – Коля инстинктивно спрятал руки за спину.

– Хи-хи, испугался? Соображай бойчее. Здесь не жарко. А почему? Так я же холодное! Свечу, но не грею, понял?

– Угу. Надо же, холодное пламя… Это как пиво безалкогольное.

Солдат протянул руку. Огонь лизнул ее, оставив на ладони синий цветок – уменьшенную копию пламени.

«Спонсор нашей зажигалки – Газпром», – пошутил про себя рядовой.

– Вот, должно хватить. Удачи вам. Берегитесь воды.

Лавочкин и Марлен ступили в темный коридор. Парень держал руку повыше. Света вполне хватало. Дорога шла под уклон, изредка дул несильный ветерок. Эхо играло щелчками шагов.

Девушка крепко вцепилась в солдата и вздрагивала от каждого шороха.

«Вернусь домой – никогда не полезу в подвалы», – поклялся Коля.

Наконец путники уперлись в длинный металлический рычаг, торчащий прямо из каменного пола. Рычаг был наклонен вправо. На стене красовалась поросшая паутиной надпись: «Поверни меня».

– О, этот вечный кэрролловский выбор… – вздохнул солдат. – Будь что будет!

И толкнул рычаг. Внизу скрипнуло, хрустнуло, зашипело… А сзади донесся странный шум и подул настойчивый ветер. Волшебное синее пламя чуть не потухло.

– Может, ты это зря?.. – спросила Марлен.

Сзади стремительно нарастал гул.

– Вода! – воскликнул Лавочкин. – Хватайся за рычаг и не отпускай!

Они вцепились в ржавую железку. Прохладный поток врезался в них, смел вместе с рычагом и понес. Дышать было нечем. Пару раз Коля хватал ртом смесь воздуха и брызг – и лишь усугубил положение. Солдат и виконтесса потеряли ориентиры: их крутило, меняло местами, на поворотах тащило по стенам, причем в полной темноте.

Заплыв продолжался недолго. И окончился мощным впечатыванием жертв в каменную стену.

В тупике вода быстро стекла куда-то под пол, и бренные тела опустились на железную решетку.

Коля застонал. Пошевелил руками-ногами. Целые. Ощутил, что до сих пор сжимает в правом кулаке злополучный рычаг. Усмехнулся. Открыл глаза. Тьма.

Рядом заворочалась девушка.

– Ты как, жива? – прохрипел Лавочкин, садясь.

– Вроде бы…

– И что дальше?

– Будем искать дверь.

– Оптимистка ты, Марлен… Кстати, давно хотел сказать: у нас, ну, откуда я родом, Марленами когда-то называли мальчиков. В честь Карла Маркса и Владимира Ленина.