Исчезновение - Роберт Кормер

  Оззи стоял в нерешительности, хотя ему было ясно, что нужно делать – убить его, пока тот кому-нибудь не рассказал об увиденном. Он быстро побежал к выходу из переулка и увидел старика Пиндера, идущего по тротуару в тени деревьев, в недоумении качающего головой, он направлялся в сторону закусочной, в которой (и Оззи это знал) обычно можно было выпросить чего-нибудь выпить. Старый безобидный пьяница-попрошайка – он думает, что увидел нечто особенное, наверное, с перепоя или похмелья, или с того и другого одновременно. Оззи позволил ему уйти. Он ждал и наблюдал. Кто поверит рассказам старого пьяницы, если тот будет рассказывать о том, как он видел в переулке исчезающего на глазах Оззи Слатера? Он не мог забыть, как тот мог поделиться с ним курткой или пальто, когда Оззи негде было спать, и как они спали обнявшись, чтобы не замерзнуть, и как Пиндер добрым словом отзывался о его матери.

  Пускай живет.

  Пока.

  Затем случилось еще кое-то, чего он не хотел.

  Настойчивый голос, убеждающий его, стал еще сильнее.

  Голос овладел им, когда он дошел до угла Майн- и Коттон-Стрит, что напротив библиотеки. Оззи увидел спускающуюся по ступенькам библиотекаршу. Она была маленькой, изящной и красивой женщиной. У нее была походка маленькой девочки, пытающейся догнать кого-то, оторвавшегося от нее вперед. Время от времени он воровато приходил в библиотеку, чтобы полистать журналы, в основном, чтобы не замерзнуть в холодные дни или оставаться сухим во время дождя. Она ни разу не прогнала его, говоря с ним мягким, певучим голосом. Он знал, что если когда-нибудь он женился, то его жена будет похожа на нее.

  Теперь ее каблуки щелкали по асфальту. Шаги, как всегда, были мелкими и частыми, и на ней было розовое платье. Ее внешность пленила его, и он, глядя ей в след, вздохнул. Этим мягким летним утром его очаровало ее шествие по улице.

  И вдруг в нем снова возник хитрый голос:

  «Ты знаешь, как с ней поступить».

  «Как?»

  «Ты знаешь».

  «Нет, я этого не сделаю».

  «Сделаешь».

  «Скажи мне, что?»

  «Обидишь ее».

  «Нет».

  «Ты только говоришь «нет», но думаешь наоборот, не так ли? Ты ведь хочешь этого?»

  «Заткнись!» - закричал он. – «Закнись!»

  И побежал. Подальше от библиотекарши и от Майн-Стрит, в сторону женского монастыря, где он будет в безопасности, но от голоса ему было не убежать. Голос был с ним и внутри него.

  Он убежал недалеко, до угла Еловой и Сосновой улиц и остановился, чтобы перевести дыхании.

  Снова голос: «Вернись».

  И он вернулся. Назад на Майн-Стрит. Его невидимые ноги легко и свободно несли его по бетону. Никто не увидел бы его полета, потому что он бежал по самой улице в стороне от деревянного тротуара, где его шаги были бы слышны.

  Она уже прошла мимо «Келси» и «Демпси», перешла улицу в сторону «Ремзи-Динер» и повернула налево на Весеннюю улицу. Он в уме пытался предугадать, куда она пойдет, какие тайные, скрытые от чьих-либо глаз места будут у нее на пути, где он сможет схватить ее и утащить туда, где их никто не увидит.

  Ее высокие каблуки продолжали щелкать по тротуару. Она шла прямо, не глядя по сторонам, ее загорелые ноги блестели на солнце, черные волосы мягко подергивались в том же ритме, что и ее тело. Он все гадал, куда она пойдет дальше. Если она продолжит идти все также прямо, то после Бласом- и Саммер-Стрит она пройдет мимо усадьбы Барнарда, где есть вход в заброшенный подвал, закрытый кустарником, где он может сделать с ней все, что захочет. Его руки чесались, чтобы сжать в них ее красивую, стройную шею.

  Она остановилась и быстро обернулась. Он тоже остановился, задержав дыхание, уподобившись манекену в окне магазина одежды. Он будто бы на охоте шел по следам зверя.

  Был ли он столь небрежным? Слышала ли она его шаги, или просто почувствовала его присутствие, как и кто-либо еще?

  Она пошла снова, все так же суетливо. Ее ноги все также блестели на солнце будто ножницы. Почти догнав ее, он бежал, стараясь повторять ее шаги и делая это на цыпочках, осторожно, чтобы не издать какой-либо шум.

  И в это время на его пути возникла собака.

  Она не лаяла и даже не рычала. Оззи так и не заметил на своем пути собаки, пока он почти чуть об нее не споткнулся. Собака стояла перед ним, обнажив длинные желтые зубы.

  И она издала низкий, гробовой рык, и тут же смутилась, все еще рыча, отошла назад. Это была немецкая овчарка. Ее темно-серая шерсть блестела на солнце. Оззи замер и тоже отступил назад.

  «Хорошая собачка», - прошептал Оззи, его голос был низким и успокаивающим.

  Услышав голос, собака замерла, а затем начала крутить носом и скулить. Оззи улыбнулся, представив себе, что подумала собака, никого не увидев, но при этом почувствовав и услышав голос из ничего.

  Он даже чуть не забыл о собаке, когда увидел, как преследуемая им библиотекарша свернула с тротуара на выложенную каменными плитами дорожку, ведущую к дому из красного кирпича, возле которого на дороге стоял светло-серый блестящий автомобиль. Она исчезла внутри дома.

  «Черт», - сказал он, и разозлился на собаку.

  Собака замерла рядом. Она уже не смотрела в его сторону. Она озадаченно крутила головой.

  «Пни ее».

  «Конечно».

  Он подошел к собаке и изо всех сил ударил ботинком прямо в мякоть живота. Та подскочила, взвизгнула от боли и присела, наверное, от неожиданности и испуга, а затем она, мельтеша, с визгом побежала по улице.

  «Интересно, собаки так плачут?» - спросил себя Оззи.

  Он смотрел вслед собаке и улыбался. И надоедливый голос сказал: «Замечательно».

  Но он не ответил, побоявшись, что голос мог быть в ярости оттого, что он упустил библиотекаршу.

  Он ожидал старика Пиндера у поворота в переулок, зная, что рано или поздно тот здесь появится, когда под конец дня начнет смеркаться. И он не ошибся – с первыми сумерками, будто бы начинающими пачкать город сажей, старик появился. Он шатался из стороны в сторону через всю Майн-Стрит, волоча за собою ноги по деревянному тротуару. Когда тот ввалился в переулок, то Оззи тут же перед ним предстал.

  - Как дела, старик? – спросил он ясно.

  - Оззи, Оззи, - пробормотал старик Пиндер, заваливаясь назад и облизывая губы. Он всегда облизывал губы, когда хотел выпить.

  Они зашли в переулок, в котором были ужасные запахи недорогих алкогольных напитков и того, что происходит после: противный запах опрокинутого на землю дешевого муската и пятен рвоты с остатками выпивки и закуски.

  - Как ты, старик? - спросил Оззи.

  Тот пожал плечами под своими двумя пальто и вероятно еще двумя или тремя свитерами. Жарко было или холодно, зима или лето, он всегда был одет в одно и то же. Когда он повернулся к Оззи, то Оззи заметил тревогу в его глазах, старик просто съежился от страха.

  Оззи ему сказал:

  - Эй, да ты успокойся, старик. Никто не причинит тебе никакого вреда…

  И внезапно ему захотелось разделить со стариком то невероятное, что с ним произошло – исчезновение и невидимость. Он держал эту тайну в себе, пока все это не стало походить на кипящий котел, с которого соскакивает крышка.

  - Садись, старик, - сказал он. И старик сел, опустившись на землю между двух мусорных баков с надписью «Демпси» и привалившись спиной к унылой кирпичной стене. - Я кое-что хочу тебе показать, - ад, он уже об этом знал.

  Свет заходящего солнца полого ложился на асфальт Майн-Стрит, и Оззи показалось, что он собирается выступить на сцене перед заполненным залом. И тогда, убедившись в том, что никто кроме старика Пиндера его не видит, он вжался в невидимую стену, дыхание оставило его, а затем вернулось, затем была короткая вспышка боли, и холод внутри него не замедлил о себе напомнить.

  - Ой, я тебя не вижу,  - закричал старик, неистово моргая глазами. Его желтый язык вывалился из раскрытого от удивления рта, который он пытался закрыть, чтобы снова произнести: «Я ничего не вижу и не знаю, почему». Он продолжал моргать глазами и щуриться: «Где ты, Оззи?»

  - Здесь, перед тобой,  - крикнул он на ухо старику так, что тот чуть ли не выпрыгнул из своих пальто и свитеров.

  На протяжении последующих немногих минут он развлекал старика Пиндера, заставляя танцевать в воздухе все, что попадалось ему под руку. В воздухе повисало содержимое мусорных баков: пустые жестянки из-под консервов, объедки, использованные бумажки из туалета, а затем и сами мусорные баки, которые отрывались от земли и с грохотом стукались друг о друга. Старик кудахтал от смеха, шатаясь из стороны в сторону, но, время от времени, наблюдая за ним, Оззи не мог не заметить, что за этим смехом было что-то еще, он знал, что на самом деле старик был до смерти напуган.