Воспоминания декабриста о пережитом и перечувствованном. Часть 1 - Александр Беляев

Это — угощение неподслащенною и крепчайшею наливкой, непременно перед чаем подаваемою; другая особенность — настойчивое потчевание, что, конечно, доказывает прекрасное качество хозяев — их радушное гостеприимство и твердое желание, чтобы гость был вполне упитан, упоен и вынес из дома полное довольство.

В наше же время начала развиваться в Минусинском округе золотопромышленность; город много оживился приездом разных поверенных, горных штегерей, приказчиков и других служащих на приисках. Сбыт произведений увеличился, как усилилась с золотой горячкой и порча патриархальных нравов. Для розысков золота приехали капиталисты, и первым — екатеринбургский купец Михайло Григорьевич Крюков, молодой человек очень приятной наружности. Он явился с визитом к окружному в черном фраке, в белом галстуке, с круглой шляпой — полным джентльменом. Тут и мы с ним познакомились, и как нас очень интересовало это дело для будущих наших хозяйственных планов, и как он оказался человеком очень практичным и очень хорошим, то мы скоро сошлись с ним. На следующий год он же приехал с родственниками своими Яковом Ивановичем Расторгуевым и Александром Петровичем Колесниковым. Золото уже было найдено, прииски и контора были устроены. На эти-то прииски мы начали потом поставлять свои произведения: муку, крупу, говядину. Колесников был юноша лет шестнадцати, очень умный, скромный, с прекрасным направлением, которого мы с братом и все наши товарищи очень любили. Дядя его Яков Иванович Расторгуев, тогда еще молодой человек, только что начинавший золотопромышленную карьеру, теперь уже отец 16 или 17 детей, истинный патриарх и, как я узнал, выдающийся общественный деятель в своем крае. Я недавно здесь, в Москве, увиделся с ним, и это свидание произвело на меня самое отрадное впечатление. Вот, подумал я, в каких людях сила России, а их, конечно, много — много неведомых и невидимых. Вместо очень молодого человека, искателя золота, теперь предо мной стоял человек с окладистой черной с проседью бородой, крепкого сложения, с умным выражением лица, горячий патриот, но патриот чисто русского закала, без малейшей примеси чего-либо чуждого; правда, несколько старой Руси, но гораздо больше новой, по идеям прогресса, свободы, но свободы в строго русском православном духе. Третий из наших друзей, Михаил Григорьевич Крюков, в том же роде и духе, но он, к несчастью, ослеп еще в молодых летах и потом умер.

Глава XV. Жизнь в Минусинске

Теперь приступлю к описанию нашей жизни. Жизнь наша в Минусинске впоследствии была очень деятельна; но сначала мы не знали еще, за что взяться; наконец решились заняться рыболовством, так как Енисей чрезвычайно богат всевозможными сортами рыбы. Недолго думая, мы наняли рыбака за 10 рублей ассигнациями в месяц, купили лодки, самоловы (это большие крючки, бечевками привязанные к толстой веревке, называемой хребтинкой). Лов производился следующим образом: поперек реки с одного конца хребтины бросают якорь, чтоб не снесло веревки течением, а с другого конца — поплавок; таким образом самолов, протянутый на значительное пространство, пересекает часть реки, и рыба, проходящая под самоловом, зацепляемая крючком, останавливается; рыбак на лодке берет хребтину от поплавка и, вынимая ее постепенно, осматривает крючки, и на котором оказывается рыба, он ее снимает и бросает в лодку.

Когда все было готово для ловли, мы на двух лодках отправилась из города по протоку Енисея вниз по течению. В одной лодке с рыбаком были все самоловы и принадлежности ловли, а в другой, меньшей, отправились мы вдвоем с братом; один правил рулем, а другой — веслами. Берега Енисея восхитительны! Это высокие скалистые горы с самыми фантастическими и разнообразными очертаниями. Иногда эти утесы нагромождены одни на другие, как будто какая-то страшная сила внезапно окаменила волновавшую массу и она стала хребтом гор. Иногда эти массы действительно представлялись в виде гигантских волн, внезапно какою-то силою превращенных в твердые скалы, так что сохранили вид волн, с загнутыми когда-то пенящимися верхушками.

Наконец из протока мы выплыли в самый Енисей, которого ширина с островами простирается на несколько верст. В русле своем, окраенном гигантскими по высоте берегами, быстрота его почти водопадная. Вся поверхность его в тихую погоду покрыта бесчисленными кругами. Хотя мы некогда были моряками, и не трусливыми, но вид огромной реки, помчавшей нашу маленькую ладью, страшное течение, попадавшиеся огромные корни (вековые деревья), вырванные водой с низменных местностей берега, озадачили нас, и мы с братом, переглянувшись, увидели, что надобно было работать веслами из всех сил, чтобы переплыть поперек такой реки к другому берегу. Здесь мы на острове, по указу рыбака, должны были расположиться; а быстротой течения нас могло снести так далеко, что ночь застигла бы нас одних где-нибудь у берега, откуда подняться нам, не знакомым с местностью, не было никакой возможности. По счастию и по сноровке моряков, мы, наконец, пристали к острову, называемому Березовым. С нами был самовар, чай, сахар, белый и черный хлеб, кастрюли и все нужное для кочеванья. Дело шло уже к вечеру, и мы с рыбаком едва успели поставить самоловы. Затем мы принялись за чай, и каждый поймет, как он был приятен после таких усиленных трудов, как переправа на гребле через такую широкую и быструю реку; с каким наслаждением мы выпили по нескольку стаканов и выкурили по нескольку трубок. Мы расположились под тенью великолепного тополя, заменив стол стволом другого тут же лежавшего дерева, а стулья обрубками, обделанными топором рыбака. Разложили костер, устроили рогульку для котелка, и затем, к ночи, работник отправился осмотреть самоловы: не попалась ли какая-нибудь рыба на крючок. Не доплывя еще до половины хребтинки, он снял порядочную стерлядку, которую и сварили на ужин. Хотя уха была без всяких гастрономических приправ, кроме, впрочем, луку, который у нас был с собой, но она была так вкусна, что, думаю, ни один из богатых гастрономов не ел своей роскошной ухи с таким удовольствием. После ужина, помолившись Господу, мы разостлали свои войлоки, укрылись шинелями и под гул течения гигантской реки и оклика ночных птиц уснули сладчайшим сном. Остров был расположен у подошвы высокой конусообразной горы, как раз против протока, называемого быстрым по чрезвычайной быстроте течения, который отделял остров от берега. Гора эта, чрезвычайно живописная, называлась Самохвалом. Предание говорило, что она так названа потому, что один туземец из енисейских инородцев, наездник, похвалился, что съедет с нее верхом до низменной полосы берега, на которой росли огромные деревья. Гора так крута, что он, пустившись в этот путь, не мог сдержать коня, который покатился вместе с седоком, и, кружась со страшною быстротою, был убит и унесен Енисеем.

Осмотренные самоловы доставили еще несколько стерлядей и других рыб, которые и были на привязи пущены в воду. Затем, собрав свои вещи, мы отправились домой, а рыбак наш занялся устройством шалаша для себя и для нашего приезда.

Мы неоднократно посещали свои самоловы, которые потом переносили с одного места на другое. Промыслом этим мы занимались несколько месяцев; увидев, что он кроме своего стола давал не более того, что стоил нам рыбак, мы его прекратили, имея всегда рыбу очень дешево, так как фунт красной рыбы продавался по двадцати копеек ассигнациями. Правда, что эта новая для нас кочевая жизнь среди чудной природы была восхитительна и доставляла самые чистые, высокие наслаждения, но по трудности переездов, перекочевки с одного места на другое и по ничтожной выгоде мы его оставили.

В самом начале нашей жизни в Минусинске приехал богатый золотопромышленник Кузнецов и, видя, что мы не имеем еще занятий, предложил нам место в своих приисках с жалованьем по четыре тысячи рублей; это для нас было бы очень хорошо, но как при этом нужно было выехать из города на прииски, то окружной начальник спросил генерал-губернатора, тот представил об этом в III отделение, откуда было в этом ходатайстве отказано. Когда было нам отказано в приисках, получено было предписание окружному начальнику устроить на берегу Енисея овчарни на 7000 русских овец и присланы были мериносовые производители. Это был опыт, не помню, самого ли правительства или какой-нибудь компании, о которых, впрочем, тогда еще не было и помина, но все же опыт был очень удачен, так как в третьем колене овцы уже имели очень тонкую шерсть. Окружной начальник определил временно управляющим овчарней моего брата, пека он не получит разрешение свыше. Представление ходило несколько месяцев, в течение которых он и занимался овцеводством, но потом был получен отказ. В это время для этого занятия мы купили первую свою лошадь и легонькую тележку, в которой и ездили в овчарню, расположенную на острове по другой стороне протока Енисея. Потом купили беговые дрожки, санки и мало-помалу стали обзаводиться.