Крепость стрелка Шарпа - Бернард Корнуэлл

— Да, сахиб, пожалуйста. — Индиец отступил от входа.

Шарп снял треуголку, приподнял брезент, шагнул в полумрак…

И сразу понял, что попал в ловушку.

Как понял и то, что сделать ничего уже не может.

Первый удар пришелся в лоб, и из глаз как будто посыпались искры. Он пошатнулся, упал на спину, оказавшись вне палатки, и тут же кто-то схватил его за ногу и потащил назад, в темноту. Шарп попытался лягнуть нападавшего свободной ногой и раскинул руки, чтобы зацепиться за край палатки, но кто-то другой ухватил и вторую ногу. В следующую секунду на него обрушился еще один удар, и больше Шарп уже ничего не видел и не чувствовал.

— Крепкая башка у нашего Шарпи, — ухмыльнулся Хейксвилл и пнул распростертое на земле тело. Реакции не последовало. — Уснул, болезный. — Он ударил врага окованным латунью прикладом мушкета, но все равно не проломил череп. Крови, правда, вытекло много, а справа над виском обещал вырасти синяк размером с манго, но кости выдержали. — Ладно, разденьте его, — распорядился сержант, переждав очередной приступ конвульсий, преследовавших его на протяжении многих лет.

— Раздеть? Как это? — удивился Кендрик.

— Когда тело найдут, — терпеливо объяснил Хейксвилл, — а его рано или поздно найдут, потому что черномазое дурачье спрятать как следует не сможет, — никто не должен знать, что это британский офицер. Да и какой он офицер. Дерьмо поганое. Выскочка. Так что снимите с него одежду, свяжите по рукам и ногам и на голову что-нибудь набросьте.

Немало повозившись, Кендрик и Лоури стащили с прапорщика мундир и передали его Хейксвиллу. Сержант сразу же прошелся пальцами по швам.

— Есть! — воскликнул он, наткнувшись на что-то твердое. Взяв нож, Хейксвилл разрезал мундир, и оба рядовых, обернувшись, замерли в оцепенении: из швов высыпались десятки сверкающих камней. В палатке было темно, но драгоценности все равно блестели и переливались. — Живей! Живей! — прикрикнул на опешивших помощников сержант. — Снимайте остальное!

— Что это вы делаете? — Сажит просунул голову в палатку и как зачарованный уставился на сокровища.

— Не твое собачье дело, — рявкнул Хейксвилл.

— Это драгоценности? — спросил индиец.

Сержант выхватил штык и ткнул им в писаря. Острие остановилось в дюйме от шеи Сажита.

— Камни мои, а не твои. Ты делай свое дело, а я свое. Понял? Я взялся доставить Шарпи твоему дяде, а то, что при нем, вас не касается.

— Мой дядя хорошо заплатит за камни.

— Твой дядя — паршивая обезьяна. Ему надуть, что пернуть. Так что забудь про камни. Проваливай! — Засыпав пригоршню камней в карман, Хейксвилл обыскал остальную одежду, проверил все швы, разрезал сапоги и получил в награду с десяток рубинов, припрятанных в голенищах. Рубины были маленькие, размером с горошину, а сержант искал большой камень. — Я видел его собственными глазами! Чертов Типу носил его на шлеме. Громадный, как… Посмотрите в волосах.

Кендрик послушно провел ладонью по окровавленным, слипшимся волосам и покачал головой.

— Ничего.

— Переверни ублюдка и поищи сам знаешь где.

— Ну уж нет! — возмутился Кендрик.

— Да не будь ты таким привередливым! И свяжите ему руки. Быстрей! Не ждите, пока очнется.

Из одежды и сапог извлекли шестьдесят три камня: рубины, сапфиры, изумруды и четыре маленьких брильянта. Большого рубина не нашли. Хейксвилл озадаченно нахмурился. Не мог же Шарп продать самую главную драгоценность? Оставалось утешаться тем, что и найденное представлялось сказочным богатством. Не устояв перед соблазном, сержант разложил камни рядами на порезанном мундире.

— Как блестят, а? — восхищенно пробормотал он, перебирая жадными пальцами каждую драгоценность. Потом отложил десять камешков поменьше в одну кучку и столько же в другую и показал на них Кендрику и Лоури. — Ваша доля, парни. Берите. До конца жизни хватит. Все шлюхи ваши.

— Наверно, я все-таки расскажу дяде о ваших камешках, — пробормотал Сажит, на которого блеск драгоценностей производил гипнотический эффект.

— Наверно, расскажешь, — усмехнулся Хейксвилл. — И что с того? Я же не размазня, как Шарпи. Вам меня не поймать.

— Тогда я, может быть, расскажу капитану Торрансу. — Писарь оставался у входа, готовый при малейшей угрозе со стороны сержанта и его людей выскочить из палатки. — Капитан тоже любит камешки.

Даже слишком, подумал сержант. Узнав о сокровище, Торранс вполне мог бы устроить для Хейксвилла ад на земле и в конце концов вынудить расстаться с львиной долей богатства. По лицу сержанта пробежала серия неконтролируемых конвульсий.

— А ты, как я посмотрю, смышленый малый, а? С виду ничего такого, обычная черномазая нехристь, но в черепушке, видать, мозги, а не коровье дерьмо. Ладно, лови. — Он бросил Сажиту три камешка. — Да держи рот на веревочке, а проболтаешься — язык отрежу и съем. Уж очень мне это по вкусу. Берешь язык, чуточку масла да немного подливки. Отличная еда. — Сержант ссыпал в карман остальные драгоценности и с мрачной сосредоточенностью уставился на распростертое тело. — У него было больше. Точно, больше. — Он вдруг щелкнул пальцами. — А где ранец?

— Какой ранец? — спросил Лоури.

— Тот самый чертов ранец, что у него всегда при себе. Солдатский, с которым Шарпи не расстается. Где он?

Кендрик и Лоури переглянулись. Сажит нахмурился.

— Ранца не было. Когда он пришел к капитану, ранца при нем не было.

— Ты уверен?

— Он же на лошади приехал, — поделился наблюдением Лоури. — На сером мерине. И ранца точно не было.

— Тогда где конь? — раскаляясь от злости, вопросил Хейксвилл. — Надо поискать в седельных сумках!

Лоури потер лоб, силясь что-то вспомнить.

— Мальчонка. Точно. Он с конем оставался.

— Так где он?

— Конь?

— Чумазый.

— Сбежал, — ответил Сажит.

— Сбежал? — с угрозой переспросил Хейксвилл. — Почему?

— Увидел, как вы его ударили. Я тоже видел. Он вывалился из палатки. И кровь была на лице.

— Не надо было бить, пока не вошел, — упрекнул сержанта Кендрик.

— Закрой пасть, умник. — Хейксвилл почесал затылок. — Так куда мальчонка убежал?

— Не знаю. Далеко. — Писарь пожал плечами. — Я пробовал догнать, но он вскочил на лошадь и ускакал.

— Парнишка не опасен, — махнул рукой Кендрик. — По-нашему не говорит.

— А ты откуда знаешь?

— Я с ним разговаривал.

— Да и кто ему такому поверит? — пожал плечами Лоури.

Может быть, и никто, подумал Хейксвилл. Скорее всего, Лоури был прав. Им ничто не угрожало. Кто поверит малолетнему арабу? И все же сержанту было не по себе. Хотя бы люди Джамы поскорей пришли за Шарпом и унесли его куда-нибудь подальше. Сам Джама еще накануне покинул лагерь, справедливо полагая, что если хочешь убить британского офицера, то сделать это лучше подальше от британской армии. Хейксвилл предупредил, что ждать Шарпа стоит не раньше, чем к вечеру, и вот теперь ему ничего не оставалось, как караулить пленника до наступления сумерек.