Право на Тенерифе - Ирина Александровна Лазарева

В отличие от городской больницы, здесь почти не было детей, которые бы выглядели здоровыми: даже с первого взгляда было видно, что многие дети с генетическими заболеваниями и с набором отклонений, помимо нефрологических.

Где-то вдалеке мальчики лет двенадцати по-отечески развлекали отекшего до невозможности годовалого малыша. Одуревшая от пережитого мать малыша сидела рядом и наслаждалась несколькими минутами передыха. Глаза ее смотрели куда-то вдаль. И тут Юлино внимание привлекло следующее обстоятельство. В усталых глазах женщины не было тоски, не было бескрайней грусти, не было обреченности, которая непременно должна быть в каждой матери, в конце концов. Юля не поняла этого и сидела какое-то время, пытливо размышляя над тем, почему так.

Но тут дверь открылась, и из кабинета вышли пациенты. Тогда Юля с Катей зашли. Вместо положенного получаса доктор принимала их полтора часа, из-за чего под дверью скопились пациенты. Ухоженная женщина, немногим старше самой Юли, с невероятно добрым лучистым взглядом, внимательно изучала историю их болезни, записывала к себе в компьютер, задавала уточняющие вопросы о здоровье дочери почти с самого ее рождения. Затем, наконец закончив запись, она повернулась к Юле и сказала:

– Сейчас посмотрю ребенка. В ближайшее время вам необходимо лечь к нам на обследование и смену терапии. Скорее всего, понадобится биопсия, – у Юли расширились глаза при этих словах, – для уточнения диагноза. После обследования на консилиуме решается, какой препарат Кате назначить, чтобы вывести ее в ремиссию без преднизолона.

– То есть нам нужно менять терапию?

– Давно бы пора.

– А почему же нам в больнице не говорили ничего об этом?

– Затрудняюсь ответить. В таких случаях, как ваш, когда у ребенка стероид-резистентность, с нами обычно связываются из региональных больниц и договариваются о переводе. Почему ваша врач этого не сделала, не могу сказать. Но вам обязательно нужно к нам, потому что здесь вам помогут так, как нигде.

Терапия у вас была последние месяцы неправильная, и предписания некоторые тоже некорректные, например, уже давно установлено, что употребление белков не влияет на течение болезни, поэтому детям не нужно запрещать есть мясо. Наоборот, если исключить мясо, это сказывается на задержке роста, которая и так происходит из-за преднизолона.

Юля раскрыла было рот, но совсем растерялась, не знала, что промолвить, хотя она и приехала сюда с надеждой, что именно это им и скажут. Сейчас, когда так и произошло, она не могла понять, почему все это время их лечение было столь непрофессиональным.

Что двигало врачом, которая должна была знать, что она не умеет и не вправе лечить особо тяжелые случаи, что она должна была давно направить их в Москву, но не направляла? Выходит, Марина все это время была права: нельзя было слепо верить их доктору. Даже их диагноз здесь называли по-другому: не «гломерулонефрит», а «нефротический синдром». Последний факт тоже свидетельствовал об отсталости их региональной больницы.

– И, честно говоря, вам назначили слишком много ненужных лекарств, курантил, к примеру. В нем нет необходимости, зачем его прописали? Глюконат кальция уже давно признан неэффективным ввиду того, что он плохо усваивается.

– Что же тогда вместо него?

– Намного лучше усваивается карбонад кальция, например, Кальций Д3 Никомед.

Затем доктор провела осмотр Кати, послушала легкие, посмотрела горло, пощупала живот, голени и руки. После этого она ушла вместе с распечатками своих записей, а ссутулившаяся от напряжения Юля откинулась наконец на стуле и закрыла глаза. Она все еще не могла поверить, что все происходит в действительности. Но тут послышались Катины стоны:

– Мама, долго еще? Я так есть хочу! Мне сейчас таблетки нужно принимать, их же нельзя на голодный желудок.

Юля вздрогнула, очнувшись внезапно от мечтаний.

– Да, заедем куда-нибудь, поедим, там выпьешь лекарства. Ты взяла их с собой?

– Конечно.

Юля сама не ожидала, что дочь окажется более подготовленной, чем она – она же совсем забыла про прием таблеток. Через двадцать минут пришла врач и принесла направление на квоту:

– Сейчас пройдите на административный этаж, там поставят печать. С этим документом и паспортами, полисами, свидетельствами о рождении вы должны как можно раньше поехать в отделение Минздрава по вашей области. Подадите заявление на квоту. К назначенному времени приезжаете к нам со всеми документами и вещами. Вот список анализов, которые вам нужно обеим сдать перед госпитализацией. Не тяните, прямо завтра подайте документы.

Юля торопливо просматривала огромные списки анализов, пока вдруг не взглянула на квоту – вызов стоял на дату через полторы недели.

– А я успею квоту получить за это время?

– Конечно! Главное, не тяните, прямо завтра подайте документы. Они вообще за два дня уже утверждают квоту. И начинайте сдавать анализы, некоторые из них делают по десять дней.

Они сами не успели понять, как оказались обе в машине, безмерно довольные, каждая в предвкушении чего-то особенного: Катя – вкусного обеда, а Юля – госпитализации дочери. Все-таки их медицина не была еще совсем мертва. Да, в регионах при обращении в больницу ты играл в русскую рулетку. Но здесь, в Москве, в федеральной больнице все было не так. По инерции здесь еще работали люди с честью, совестью и достоинством ученых, а не бизнесменов или просто уставших от кризисов пенсионеров в халатах врачей.

У Юли дух перехватывало от мыслей, роящихся у нее после встречи. Ей хотелось упорядочить их и придать им форму. Она знала, что соприкоснулась с чем-то поистине важным, важным даже по сравнению со своей большой проблемой. А на самом деле – по сравнению со своей маленькой жизнью.

Для этих докторов их профессия, открытия в науке, исследования – все было призванием, а финансовое положение – чем-то второстепенным. И они сохраняли в себе это чувство собственного достоинства, истинное, безусловное, несмотря на политику государства в отношении медицины, несмотря на сокращения, низкие оклады, недостаток в финансировании, нехватку порой элементарных вещей в больнице. Потому что они знали, что все статусы, чины, виллы за границей – все это закончится с последним телесным вздохом, ничего за собой не утащишь туда, во тьму. А наука, вклад в нее, вклад в жизни детей – останется на века, а вместе с ним и доброе имя доктора.

Удивительно, но сегодняшний день, явившийся логическим завершением кошмарного этапа Юлиной судьбы, показался ей счастливейшим за всю ее жизнь. Даже день, когда она узнала, что ждет ребенка, померк в сравнении с ним, столь безгранична была ее радость.

Они ехали по еще зеленой Москве, и сквозь серые облака внезапно вышло