Падение в пропасть - allig_eri
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Говорить, смазывая речь маслом». Из всех аналогий, которые Дэсарандес использовал, чтобы проиллюстрировать более глубокий смысл вещей, ни одна не волновала её так сильно. Ничто так остро не напоминало женщине о собственном невежестве, чем эта короткая фраза.
— Но как ты… — начала говорить Милена.
— Как я пришёл к этому откровению? — хитро посмотрел на неё мужчина, сходу просчитав мысли своей жены. Улыбка императора приобрела нотки печали, словно он вспомнил всё препятствия, которые преодолевал на пути. То, что было лучше забыть. — Как люди различают истину и ложь? Они делают это на основании того, во что верят. Так один назовёт лжецом человека, который расскажет, что капитан стражи берёт взятки, а другой сразу же поверит. То, что каждый из них назовёт «здравым смыслом» — просто оправдание собственным убеждениям, которые были вбиты в них родителями и обстановкой вокруг. Догмы их предков и воспитание — вот что является правилами для народных масс, поэтому они всегда будут верить в правильную ложь. Я получил власть, давая людям подобные маленькие откровения, одно за другим. Откровения, для которых у них не было никакого правила. Я преследовал немыслимые последствия того, во что они уже верили, приобретая всё более серьёзную законность, пока, в конце концов, люди не сделали меня своим единственным правителем. Восстание, Милена, — махнул он рукой. — Я вёл долгое и тяжёлое восстание. Ничтожное ниспровержение мелочных предположений предшествует всем истинным потрясениям веры.
— То есть, ты лгал им? — спросила женщина, упростив в своей голове его речь до единой фразы.
— Скорее направлял, — слабо улыбнулся император. — Вёл свою паству к покою и меньшей лжи.
— Что же тогда является правдой? — откинула она голову, демонстрируя красивую, тонкую шею.
Дэсарандес рассмеялся, сияя, словно герб Империи.
— Ты бы назвала меня лжецом, если бы я сказал тебе, — ответил он.
Старый разговор десятилетней давности промелькнул в мыслях Милены, пока она восседала в тронном зале, в ожидании новой, куда более важной чем обычно, аудиенции. Взгляд императрицы блуждал по обстановке вокруг, но не видел её, будучи погружённым в собственные думы.
Она давно привыкла к виду роскоши, иногда забывая, что весь тронный зал, как впрочем и сам дворец Ороз-Хор был задуман так, чтобы повергать просителей в трепет, одновременно подчёркивая славу и величие императорской четы, восседающей на двойном троне, приподнятом от пола. Помпезность казалась бесполезной, если не знать, что даже иллюзия, к которой прикладывают достаточно много усилий, может стать правдой.
Как поговаривал её божественный муж, изысканность обстановки — всё равно что оружие или молитва. Если правильно её использовать, то она превратится в отличный инструмент, сам по себе способный решить ни один и ни два тяжёлых вопроса.
«Всегда проще договариваться с позиции силы, — подумала Милена, — особенно, если в сделке участвуют боги».
Женщина сделала глубокий, медленный вдох, а потом такой же выдох. Изо всех своих сил она старалась казаться неподвижной, хоть вокруг не было ни единого человека, который мог бы на неё посмотреть. Тронный зал был пуст. Внутри отсутствовала даже стража и слуги, ведь никто не мог дать гарантию, что среди них не найдётся почитателя богини Амма. На предстоящих переговорах по плану должны присутствовать лишь трое: она сама, Киан Силакви и бывшая «святая мать» культа — Хиделинда. Ещё один человек, четвёртый, был под вопросом.
«Он всегда под вопросом», — едва уловимо хмыкнула Милена.
В данный момент высший жрец самолично направился проводить Хиделинду в тронный зал, а пока он отсутствовал, императрица погружалась в собственные думы. Но вот, слуги с той стороны распахнули огромные ворота и в пустой зал вошло двое посетителей, двери за которыми сразу же закрылись, отрезая все лишние звуки.
Хиделинда представляла собой молодую женщину, которой нельзя было дать и тридцати. Её внешность выдавала крайне тщательное вмешательство искусных целителей, ведь бывшая глава культа выглядела как ангел, спустившийся на землю: светлые волнистые волосы доходили до объёмной, подтянутой груди; гладкая, белоснежная кожа будто создана для ласки; лёгкий румянец на щеках лишь добавлял контраст к общему виду, а большие, тонко подведённые глаза, под изящным полумесяцем бровей, горели жёлтым, как у кошки. Это великолепие оттеняли пухлые губы и аккуратный, ровный нос. Одета Хиделинда была в тонкий, светло-синий шёлк, горящий россыпью маленьких драгоценных камней, переливающихся как капли росы.
Силакви, который шёл впереди, блистал привычным просторным белым одеянием, с небольшим добавлением золота, которое играло скорее роль статуса, чем являлось потаканием его желанию выделиться или показать своё богатство.
Посланница культа остановилась, не дойдя до трона десятка шагов. Высший жрец же двинулся дальше, встав по правую руку от Милены.
Хиделинда, секунду постояв, склонилась перед императрицей.
— Ваше величество, — негромко сказала женщина, не делая и попытки распрямить спину.
— Хиделинда, — спустя два удара сердца произнесла Мирадель, являя своё монаршее благоволение. — Можешь выпрямиться. Я пригласила тебя не за тем, чтобы общаться с затылком.
— Тогда я слушаю вас, — мимолётно, как тёплый весенний ветерок, прощебетала она.
Бывшая «святая мать» взглянула на Киана, будто ожидая какого-то тайного знака, долженствующего показать как себя вести или в каком ключе пойдёт разговор, но быстро опомнилась.
«Она явно не привычна находиться в одном помещении с теми, кто выше её по статусу, — подумала Милена. — А ещё не воспринимает меня как лидера, будучи уверенной, что истинным главой в отсутствие мужа является Силакви, кто-то из министров или герцогов».
За время правления Мирадель принимала множество самых разных делегаций и одиночек. Императрица научилась определять тон аудиенции по первым же словам и виду просителя. Сейчас она видела, что несмотря на внешне показное смирение, истинное отношение Хиделинды далеко от почитания или даже уважения. Представительница культа Амма привыкла повелевать, поэтому не стоит ожидать
