Стихотворения и поэмы - Перец Маркиш

Не скажут никому теснин глубоких рты

О том, кто преградил вам путь к бескрайней дали.

23

Ты сотней челюстей грызешь материки,

Грохочут сотни гроз на голубой равнине,

В бесчисленных когтях ты держишь гор твердыни,

Обглоданы тобой утесов костяки…

В завесу вечных тайн вонзаешь ты клыки,

Ты тянешь сотни лап к заоблачной пустыне,

Чтоб жажду утолить, упиться далью синей,

Чтоб сердце охладить, чьи муки нелегки.

О море, в бездне ты рычишь осатанело,

Ты хочешь выпрыгнуть, но непослушно тело, —

Кто в глубину тебя столкнул с прибрежных круч?

Тебе бросает высь кровавый шар светила,

Чтоб снова небесам ты солнце возвратило,

Но к сердцу твоему, как трос, привязан луч...

24

Всё отдано тебе! Всё — в этих берегах!

Но дух твой закален, все блага отвергает.

Волна, как носорог, на отмель выбегает,

И ветры прочь летят, их гонит в горы страх.

Все земли — клавиши, а ты — нутро органа,

Как щебень, брошен в мир протяжный твой хорал;

Простор твой, как меха, он дышит беспрестанно,

То исторгает звук, то снова звук вобрал...

Твоя душа — из брызг, из пены — покрывало,

Твое дыханье — снег, а тело — мрак провала!

Повсюду гибель ждет! Повсюду — глубина!

Скажи, какая страсть тебя волнует, море?

Скажи, какая боль в тебе, какое горе?

Скажи, какой тоской твоя душа полна?..

25

Извивы молнии, как пляска маяков,

Поверхность черных вод огнем изрешетило,

Как будто брызнуло осколками светило,

Клинками пламени просторы распоров…

И волны вздыбились, бои и беды множа,

Синеют пасти мук в соленом вихре брызг.

Несите, ветры, весть о том, что божье ложе

Топтали ноги толп и разодрали вдрызг!..

Присели берега, дрожат утесы в страхе,

И крестят молнии далеких гор папахи,

А волны скалятся, и зубы их блестят.

Ты, море, — шумный пир, как саранча — перуны!

Багровой брагою запенились буруны,

Пьют брагу молнии, как пьют безумцы яд...

26

У черных пристаней на белой пене вод

Баркасы прыгают, как на снегу вороны;

В венке морской травы под рокот похоронный

Плывет на спинах волн погибший мореход.

Жилье — как нетопырь. Его хранят иконы,

Но в окнах ураган о гибели поет;

Лучина грустный свет на стол дощатый льет,

Рыбачку юную пугает мрак оконный.

На пляже свалены топчанов костяки,

Весы — как черепа, дырявы их виски,

Ложатся на весы свист ветра, гул прибоя...

Волна в седом венке — как ложе гробовое.

Гадалка старая рыбачке ворожит,

И карта каждая, как молния, разит...

27

Уснуло сердце вод. Во мгле твои седины,

Волна ползет, скуля, как виноватый пес,

И лижет галечный береговой откос.

О море, скорбь твоя темней твоей пучины.

Ты днем громило дно, песок прибрежных кос,

Ты било в берега, как в лопасти турбины;

И прыгали валы, вздымались, выгнув спины,

Похожие на рой крутящихся колес.

Как бешеный верблюд в погоне за подругой,

Волна гнала волну — и лезли друг на друга,

Вздымала их горбы нахлынувшая страсть.

А ныне ты лежишь, как содранная шкура,

Ты дремлешь в сумерках, пустынно и понуро,

И суша кулаком твою заткнула пасть...

28

Садятся ужинать. Уходят на покой

И морю говорят: “Спокойной ночи, море!”

Но море морщит лоб — раздумье в синем взоре,

И лодки на песок выносятся волной...

Ладони чешуей покрыты, ноги — тиной.

Спят лодки килем вверх, как стадо черепах.

Закатный дождь лучей повис, как паутина,

И отсвет розовый на пенистых гребнях.

А море всё дрожит раскинутой паневой;

В нем — неба синева, и солнца круг багровый

Приложен пластырем к больному сердцу вод.

Закончив ужинать, артель рыбачья встала.

Усталость сброшена — ее как не бывало, —

Стекла с тяжелых плеч, как брызги волн, как пот…

29

Уже ночной улов увозят на возах,

В корзинах слитки рыб — им не уйти из плена;

Хватают воздух рты, в глазах застывший страх,

А в жабрах трепетных сопит морская пена...

Устали рыбаки, бредут безмолвно вслед,

Иной перевернет в корзине рыбье тело;

Опасность позади, тревога улетела,

На лица рыбаков зеленый лег рассвет.

Как на похоронах, плетется конь уныло,

На морде — чешуя, и ноздри залепила,

Чихает бедный конь, дробинки слез текут.

Рыбачьи невода колышутся на кровле,

Просохнув на ветру, висят до новой ловли.

Кричит возница: “Н-но!” — и лихо свищет кнут.

30

Огромной рыбою на берег выполз бот,

Облеплен чешуей, он под лучами блещет,

Над ним задумчиво широкий парус плещет,

Как струйки рыбьих слез, вода с бортов течет...

А лодка на спине лежит у свай причала,

Похожая на сельдь со вскрытым животом,

Уловом, как икрой, набит он до отвала;

Попали рыбы в сеть, не ведая о том...

А люди паруса, как фартуки, свернули,

На влажной гальке сеть пустую растянули

И стягивают с ног сырые сапоги,

Глядят в немой простор, как будто ищут что-то,

И, мокрым рукавом стирая капли пота,

Соленый черный хлеб ломают рыбаки…

31

Шерстистый горб горы густой травой порос,

Телята прыгают, резвясь на косогоре;

Следя за их игрой, лежит в немом дозоре

Четвероногий страж — большой косматый пес...

Он лапы вытянул, блаженно зубы скалит:

— Резвитесь, милые! В запасе день у вас. —

Как зелен этот мир, он весь лучами залит,

И радостно звучит овчарки хриплый бас...

Привольно здесь телкам, их не кусают мухи,

Щекочет солнце пса, совсем как стебель в ухе,

И пес пытается зубами луч поймать;

Он высунул язык, залаял через силу,

Стреноженную прочь он отогнал кобылу

И, глядя на телят, улегся в тень опять.

32

Висящее белье читает ветерок,

Как строчки белые на голубой скрижали;

И светлых бликов ряд, сверкая, как медали,

На грудь сырой земли воскресным утром лег.

Белы, как простыни, у моря хаты встали,

Как будто выстиран и сохнет хуторок:

Он скован, как баркас, канатами дорог,

Щетинясь веслами, он жадно смотрит в дали…

На вышке белый флаг, привязанный к шесту,

Похож на аиста и рвется в высоту;

А ветер дочитал все строчки на скрижали,

Он травы и листву целует на лету

И норовит сорвать блестящие медали…

33

У вьющейся тропы, как две сутулых ивы,

Босой старик рыбак с подругою седой,

Они свой хлеб жуют под чахлою листвой,

Их ноги высохли и, словно корни, кривы...

У старца голова — в известке седины,

А белой бородой играет ветер ярый;

Как сморщенный мешок, лицо рыбачки старой,

А руки, как земля, корявы и черны...

В ушах у старика еще волна грохочет,

Он всё еще плывет с уловом к берегам,

А бабке чудится еще базарный гам,

Ее рука дрожит — за что-то взяться хочет...

34

По склону горному спускаюсь к темным долам

Покинув день, иду к полночной тишине,

Внимают ветви чащ моим шагам тяжелым,