Лживая весна - Александр Сергеевич Долгирев

– Она очень мила…

Лицо Франца было сосредоточено и казалось немного печальным.

– Да, Франц, вы правы – она очень мила.

«Интересно, а как это выглядит у него? Как морская волна или как пламя? Хотя с него станется чувствовать это как снежное утро…» – Хольгер надеялся, что очарование Хельги Шлиттенбауэр не помешает Майеру в работе.

– Поехали в гостиницу, Франц. Сегодняшний день был слишком длинным. Только сейчас, выйдя из дома Лоренца, Вюнш понял, какого напряжения сил потребовало от него общение с этим человеком.

Глава 23

Трактир

Сонная девушка, выполнявшая функции метрдотеля, даже не сразу поняла, чего хотят от нее два промокших и уставших господина. Как и ожидал Хольгер, свободных комнат хватало. В итоге Майер и Вюнш взяли два дальних от лестницы на первый этаж номера. Номера были среднего уровня, впрочем, Хольгер не жаловался. «Бывало намного хуже…» – он не без содрогания вспомнил некоторые места, в которых ему доводилось ночевать. Тепло вернуло ему бодрость духа, и он не смог отказать себе в желании спуститься в общий зал и пропустить кружку-другую местного пива, да и ужин был бы совсем нелишним.

Вюнш в очередной раз удивлялся странному свойству человеческого организма: утром, после полуночных перешептываний с Хеленой, ему ужасно хотелось спать и часов до четырех дня это желание не покидало его. Но сейчас, в десять вечера, сна не было ни в одном глазу.

Очевидно, Майер испытывал что-то похожее, потому что когда Хольгер спустился в общий зал, Франц уже был там и что-то с аппетитом уплетал.

– Что это вы так активно едите, Франц?

– Бойшель…

Майер явно с большой неохотой отвлекся от тарелки, а Хольгера даже передернуло. Бойшель представлял собой рагу из телячьих потрохов, подавался с хлебными клецками и молочным соусом, и был весьма любим жителями Нижней Баварии и австрийцами. Вюншу когда-то очень не повезло с этим блюдом – вкус той несъедобной кашицы до сих пор прочно ассоциировался у него с чем-то совершенно омерзительным. Умом Хольгер понимал, что в тот раз блюдо просто готовил плохой повар, но предубеждение уже сложилось, и перебороть его было крайне тяжело.

– Надеюсь, у них есть что-нибудь кроме бойшеля.

Вюнш заказал себе простой ужин из вареного картофеля, квашеной капусты и белой колбасы, а также две кружки подогретого пива – для себя и для Майера. В общей зале кроме них было еще только три посетителя: благообразный мужчина в одеянии священника, читавший книгу, и пара местных, судя по одежде, выпивох в предпоследней стадии опьянения. А вот что серьезно расстроило Хольгера, так это отсутствие в трактире табака. Папиросы закончились еще во время разговора с Шлиттенбауэром, а магазин, по словам трактирщика, был уже закрыт. Ужин, ставший наградой за плодотворный день, и весьма недурное пиво окончательно привели Вюнша в положительное настроение.

– Как вам сегодняшний день, Франц?

– Полезный.

– Согласен с вами.

Они закончили ужин и теперь лениво потягивали пиво. «Хорошо, что решили не возвращаться сегодня в Мюнхен!» – Хольгер посмотрел в окно, за которым все никак не кончался дождь, и представил, как бы они сейчас пробирались по размокшей дороге в темноте.

– Завтра я могу съездить в Лааг к Бальдуру Шлиттенбауэру и по тому адресу, где стоял дом Габриелей – если повезет, их до сих пор кто-нибудь помнит. Кроме того, заеду в Вайдхофен к Альберту Хофнеру.

– А я поспрашиваю людей в Кайфеке, поговорю с Акселем Фогелером и попробую попасть к местному бургомистру.

– Сходите в кирху49. Отец Хаас – священник в местной церкви – дал важные показания по нашему делу, вдруг он еще жив.

Франц молча кивнул.

– Хорошо, так и поступим. Что вы думаете насчет владельца Хинтеркайфека – связано это с убийством?

– Почти уверен, что нет.

В этот раз молча кивнул Хольгер.

– А что вы думаете по поводу Лоренца Шлиттенбауэра, Франц?

– Думаю, что он этого не совершал.

– Почему?

– Прежде всего, потому, и на это уже обращали внимание многие, что ему абсолютно не было смысла возвращаться в Хинтеркайфек после убийства. То, что он жил там безвылазно в эти четыре дня не подтверждается Кранахом, и я думаю, что завтра к Кранаху присоединится еще кто-нибудь, кто видел его в дни между убийством и нахождением тел, тот же Фогелер. Я и сегодня хотел спросить об этом Хельгу Шлиттенбауэр, но это слишком сильно накалило бы атмосферу. Допустим, он возвращался в этот дом по каким-нибудь делам, но тогда зачем оборудовать место для сна? Зачем брать еду из этого дома? Это было бы очень глупо, а на дурака он не похож.

Вюнш попросил Франца продолжать и занялся пивом. Пока то, что говорил Майер, полностью соответствовало выводам самого Хольгера.

– Потом: вы обратили внимание на то, как он говорил о Виктории и Йозефе? Он любил их обоих. Спасибо Хельге – она нам невольно помогла, когда спросила у Лоренца про его чувства к Виктории. Он не соврал ей, нам мог и солгать, а вот ей сказал правду. Я, признаться, попытался немного поддеть его вопросом про показания Зигля и, помните, насколько эмоционально он отреагировал? Шлиттенбауэр вообще очень много говорил про Викторию и Йозефа, а знаете, про кого он не сказал почти ни слова?

– Про Маргариту.

Хольгер понял, куда клонит Франц.

– Именно. Опять дыра в мотиве. Зачем ему проявлять особую жестокость по отношению к тому, кто не играл для него большой роли?

– Да, с мотивом серьезные проблемы… А как вам его алиби?

– Пожалуй, тут как раз самая тонкая часть его показаний. С другой стороны, вы видели мебель в их доме – она не фабричного производства. Поверить в то, что человек иногда проводит ночь за обтачиванием ножки стула не сложнее чем в то, что кто-то коллекционирует почтовые марки или монеты.

– Я думаю, немного должен пролить свет на это Бальдур Шлиттенбауэр, он вполне может помнить, когда появился тот или иной стул в родном доме, особенно если его действительно сделал Лоренц.

– Обратите внимание на то, что Хельга не удивилась и не стала спорить с отцом, когда он рассказал о том, что уходит иногда на ночь в сарай и делает мебель.

– Она могла быть в сговоре с ним.

– А зачем? В газетах ведь не писали, что дело снова расследуется, значит, мы были для Лоренца как снег на голову. Успеть сказать он ей ничего не мог – они не оставались вдвоем кроме момента, когда Хельга побежала его встречать,