Нет времени - Константин Крылов

Однако дело не только в языке. Фэнтези заимствует у реализма очень многое. Например, психологию героев, а также — что еще важнее — их мотивации. Это сказка себе сказывается без всяких сложностей. Ну, увидел королевич Золушку, ну, влюбился без памяти. С какой радости? В сказке — просто потому, что «была Золушка до того милая да пригожая, что принц как взглянул на неё, так и полюбил на всю жизнь». И всё тут. Для фэнтези такая отмазка не катит просто по определению. И для того, чтобы объяснить взыскательному читателю странные вкусы принца, потребуется что-нибудь более внятное. На худой конец подойдет даже фрейдизм («… он внезапно почувствовал доверие к этой странной незнакомой женщине, чьи золотистые локоны так напоминали струящуюся волну волос его матери…»), но уж никак не сказочное «мила да пригожа».[174]

Тут можно остановиться и спросить: а откуда, собственно, взялась такая странная идея — реалистически описывать то, что, мягко говоря, имеет весьма отдаленное отношение к реальности? Ну что ж, это-то как раз понятно. Такая задача вставала перед любым литератором, берущимся писать о достаточно далеком прошлом, особенно о таком, от которого остались рожки да ножки.

То есть источник фэнтезийного жанра — исторический роман.

В самом деле. Разница между описанием далекого прошлого и описанием никогда-не-бывшего, на самом деле невелика. Не случайно, кстати, сказки, как правило, начинаются с присказок типа «давным-давно, в баснословные времена»: это как раз очень логично. В этом смысле еще бытующее кое-где подверстывание фэнтези к так называемой «научной фантастике» (SF, science fiction), ориентированной прежде всего на будущее, не имеет под собой никаких оснований. Это два независимых жанра, не связанных даже общностью литературных предков. Предшественниками SF были футуристические романы, связанные с технической цивилизацией. Первая полноценная книга в жанре science fiction — «Правдивая история» Лукиана (где описываются межпланетные путешествия, жители других планет, звездные войны и прочее) была написана в эпоху Эллинистической научно-технической революции — крах которой привел, помимо всего прочего, к полному исчезновению научной фантастики, которая еле-еле ожила под неуклюжим пером Фрэнсиса Бэкона, а литературную стать обрела уже трудами Жюля Верна. Существенное влияние на SF оказали еще так называемые «утопии», то бишь фантазии на тему наилучшего общественного устройства — тоже почтенный, хотя и с подмоченной репутацией, жанр, который есть пошел быть аж от дедушки Платона…

Впрочем, это я погорячился. Серединка между SF и fantasy всё-таки существовала. А именно: были некогда весьма популярны романы о путешествиях в далекие края (типа Тропической Африки, джунглей Амазонки, или, на худой конец, на Северный Полюс, где ожидали найти нечто интересное). Увы, тема иссякла, поскольку белых пятен привлекательного размера на карте мира уже не осталось. К тому же слишком вольное сочинительство на тему странных обычаев южноафриканских дикарей может кончиться судебным иском к издательству по поводу компенсации морального ущерба, нанесенного уникальной культуре этих самых дикарей. Поскольку и у мумбо-юмбо теперь есть свои юристы.

Хорошо. Как делается фэнтези, мы выяснили. Осталось понять — зачем. Что есть такого в волшебной сказке, что её хочется слушать и слушать, да еще и перелагать в такой манере, чтобы наше взрослое, ироническое, скептическое сознание снова-здорово лопало те же самые зажеванные байки, только сдобренные реалистическим соусом? Ответ простой, и содержится он в той же самой сказке. Как оно там было? «Сказка — ложь, да в ней намек: добрым молодцам урок». Вот-вот. Сказочные истории, в отличие от истории настоящей (которая, как известно, учит только тому, что ничему не учит), имеют смысл. Этот смысл не всегда приятен и даже не всегда морален. Тем не менее одного у сказки не отнять: все события в ней происходят не просто так. Все идет не черт знает куда, а к чему-то (например, к победе добра и посрамлению зла — или, скажем, к торжеству хитрости над грубой физической силой). Все действия совершаются зачем-то, все имеет свое место и свое оправдание. Наверное, именно это и есть самое невероятное, а попадающиеся в сказках чудеса — это, скорее, средство. Да и не во всякой сказке колдуют колдуны и дым коромыслом. Ну, вспомним про репку: там, можно сказать, и никаких чудес-то особенных нету. Ну, выросла репка большая-пребольшая. Такое ведь и вправду бывает. В любом случае, не великое чудо. Разве что усмотреть нечто чудесное в том, что её всё-таки вытянули и при этом не перецапались?

Современный мир, конечно, во многих отношениях интереснее (и разнообразнее) любого сказочного. Но. Это мир, в котором господствуют анонимные силы, причем силы непонятные, неведомые, безжалостные и бессмысленные. Мир, в котором процветающие государства в одночасье лишаются средств — из-за каких-то там «колебаний биржевых котировок» — уж больно неуютен, поскольку перестал быть нашим, человеческим миром. Уже не Бог, не демоны, не мы сами творим свою судьбу. Мойры тоже отдыхают. Нами правит закон больших чисел, и только сказка возвращает нас в прошлое, когда миром правили булат и злато, сила и ум, истина и меч.

Теперь, разобравшись с определениями, плавно перейдем к теме сюжетов. Вообще говоря, хороший сюжет редко берется «из ниоткуда». Как правило, нужен какой-никакой, а материал. Из всего того, что мы тут уже наговорили, следует простенькая мораль: самый подходящий материал для хорошей фэнтези — это что-то среднее между волшебной сказкой и учебником истории. Дело в том, что не всякую сказку удобно перелагать языком Эмиля Золя, и не всякая история настолько интересна и загадочна, чтобы напустить волшебного туману. Например, написать роман-фэнтези по приключениям Колобка (несмотря на весь их захватывающий драматизм) нет никакой возможности: для такого подвига надо реалистически описать психологию (да и физиологию) Колобка, да так, чтобы это выглядело убедительно для среднего читателя. То есть не пойдет. Но и по событиям эпохи перестойки хорошей фэнтези не напишешь, несмотря на всю их загадочность. Не того свойства эти загадки, не получается из них хорошей сказки, а разве что басня Михалкова.

Итак, наилучшим материалом для фэнтези может быть что-то такое, в чем история и сказка сливаются до неразличимости. То есть — легенда.

В этом смысле англичанам (и, по совместительству, американцам) сильно повезло. В их распоряжении — роскошный источник, позволяющий разгуляться фантазии, и в то же время не слишком отрывающийся от исторической правды.

Я имею в виду цикл легенд о короле Артуре.

Мир драконов, рыцарей, седовласых королей, шутов, менестрелей, коварных магов, изнывающих от скуки «благородных девиц» (интересная, кстати, порода), а также, разумеется, страшных и злых разбойников, давно уже стал для нас родным и обжитым. Однако все это не с потолка взялось: вся эта помпезная роскошь имеет свой источник. А именно — сочинение сэра Томаса Мэллори «La Morte Arthur».

Пересказывать содержание этого длиннющего произведения нет никакой возможности. Однако это и не требуется. Сейчас нам интересно, как устроена музыкальная шкатулка, а не то, какие мелодии она наигрывает.

Итак, займемся исследованием артурианского мифа. Прежде всего — о месте и времени действия. Это позднее средневековье — то есть мир разобщенный, разделенный на маленькие части, и у каждого клочка земли, у каждой скалы есть свой хозяин и насельник, не подчиняющийся никому и ничему, кроме грубой физической силы, и ведущий бесконечные войны с соседями. Единственное, что хоть как-то объединяет этот мир — это сложившийся за века усобиц «рыцарский кодекс», то есть определенные понятия о чести и достоинстве. Разумеется, эта не слишком-то высокая этика сплошь и рядом нарушается, но это всё же лучше, чем ничего.

Теперь о действующих лицах. Прежде всего, сам король Артур, волею Божией (явленной весомо, грубо и зримо — то есть чудесами) и велением Судьбы (в лице колдуна Мерлина) правитель Англии. Он олицетворяет собой Порядок, Меру и Строй, которые он должен дать разобщенному миру. Не будучи ни самым сильным, ни самым храбрым, ни самым проницательным из населяющих этот мир «людей длинной воли» (с) Лев Гумилёв), он олицетворяет собой нечто более важное, чем сила, смелость и практическая сметка. Он олицетворяет собой Идею. Идею Всеобщего Закона, перед которым все равны, и Высокой Цивилизации, вкусить благ которой достойны наилучшие. Цель его правления — не удержание власти ради власти, а нечто большее: просвещение мира, распространение законов рыцарства на всю Англию, а то и на весь обитаемый мир. Образец и одновременно инструмент утверждения этого Brave New World’а — это воинская дружина, известная как Братство Рыцарей Круглого Стола. Круглый Стол — это не столько деталь интерьера, сколько символ нового общества, общества Сильных и Равных, общества Автономных Индивидуальностей, подчиненных Закону и Порядку, чьи претензии на превосходство и власть ограничиваются только Правилами Чести. Сияющим символом этого нового мира является Святой Грааль — магическая чаша с кровью Спасителя, овладение которой означает окончательное утверждение Царствия Божьего на Земле.