Расплата - Пётч Оливер

Он грозно двинулся на монаха, но Агнес его остановила.

– Матис, нет! – воскликнула она. – Это грешно.

Не раздумывая, женщина упала перед монахом на колени и молитвенно сложила руки.

– Прошу вас, святой отец, – взмолилась она. – Клянусь всеми святыми, мы явились с добрыми намерениями. Все, что мы хотим, это…

Агнес замолчала на полуслове, заметив, как взгляд монаха вдруг замер на ее руке. В одно из крошечных окошек под сводами заглянул лучик солнца, окружив юную графиню сиянием.

На пальце сверкнуло кольцо.

– Кольцо Барбароссы! – прошептал вдруг монах. Он откинул капюшон и наклонился, чтобы рассмотреть кольцо внимательнее. – Пресвятая Богородица! Пророчество сбылось… Оно и впрямь оказалось у нас! Это все меняет…

Под старыми сводами вдруг воцарилась странная тишина. Монах все рассматривал руку Агнес. В конце концов Матис кашлянул.

– Вам… знакомо кольцо? – спросил он.

Старец молчал. Лишь через некоторое время он взглянул на юношу, словно сейчас только пробудился от сна.

– Конечно, оно мне знакомо. Мне его подробно описывали, – он перевел взгляд на Агнес и окинул ее задумчивым взором. – Кольцо, но не его носительницу. Я и помыслить не мог, что увижу их так скоро… Похоже, времена и впрямь настали тяжелые.

Монах коротко взглянул на Матиса с Мельхиором, потом снова повернулся к Агнес.

– Это ваши спутники? Вы можете им доверять?

– Если не им, то больше некому, – растерялась Агнес. – Но почему…

– Что ж, тогда их тоже стоит посвятить в тайну. Защита будет нелишней.

– Чудесно! – Мельхиор хлопнул в ладоши, и наваждение спало. – Значит, наконец-то все встанет по местам и моя баллада обретет достойный финал. – Менестрель огляделся. – Прошу прощения, но вам бы и в самом деле поскорее отвести нас к декану.

Старый монах отставил метелку в угол и вытер грязные руки о рясу.

– Я и есть декан, – ответил он. – Зовите меня отцом Домиником.

Декан прошаркал к лестнице и, тяжело ступая, стал подниматься по ступеням.

– Прошу, следуйте за мной. Думаю, пора рассказать вам подробнее о кольце и его обладателях.

Он стоял на рыночной площади, в подворотне напротив монастыря, и ругался вполголоса. Лицо его скрывала тень, так что видны были только покрытые пылью сапоги, красные штаны и черный плащ из тонкого бархата.

Каспар коснулся пистолей, заткнутых за пояс рядом с саблей. Их металл приятно холодил руку, они вселяли уверенность посреди охваченной беспорядками страны. Агенту не терпелось убраться отсюда. До недавних пор он был убежден, что скоро ему это удастся. В Майнце его несколько недель выхаживал посредник-еврей. Каспар был на волосок от смерти. Однако Натанаель был ученым врачом и, в отличие от многих своих коллег, знал свое дело. Только ребра еще побаливали, в остальном же Каспар чувствовал себя вполне здоровым.

Из Майнца он без промедления направился в Санкт-Гоар – только затем, чтобы столкнуться с горсткой упрямых монахов. Они не пожелали ничего говорить. Ни деньги, ни угрозы не возымели действия, поэтому Каспар решил для начала осмотреться в обители, а ночью забрать то, что монахи так упорно от него скрывали. Он как раз увидел новый проблеск надежды…

И тут появился этот!

– Raios me partam![18]

Каспар прикрыл глаза и попытался успокоиться. Гнев – не лучший союзник. Лучше оставаться невозмутимым и ясным, как океан, чтобы в этот раз действовать рассудительно. Тот человек явно старался скрыть свое истинное лицо, но Каспар сразу его опознал. Кем были двое других, оставалось для него загадкой. Наверное, его подручные, которые ни перед чем не остановятся и устроят в церкви кровавую баню. Похоже, теперь и противник выяснил, где именно нужно искать. Они на все пойдут, лишь бы достичь цели. Каспар мрачно кивнул.

В точности как я.

Он еще раз глубоко вдохнул. Шелест волн в ушах успокаивал. Наконец Каспар вынул из-за пояса оба пистоля. Едва ли не с благоговением агент зарядил их свинцовыми пулями и порохом, который хранил в плотном огнеупорном мешочке. Проверил подложку и кусочек пирита, зажатый в спусковом механизме и сверкающий золотым блеском. Затем, напевая вполголоса, взвел оружие маленьким ключиком, который всегда висел у него на шее, и сунул пистоли обратно за пояс, так, чтобы их не было видно под плащом. Затем чуть наклонился и произнес короткую молитву. И только потом двинулся размеренной походкой к церкви.

Пора наконец выполнить это задание.

Человек, назвавшийся отцом Домиником, поднимался по ступеням и больше не оборачивался на своих спутников. Те нерешительно следовали за ним. Путь их оканчивался перед небольшой дверцей справа от апсиды. Каноник отворил ее ржавым ключом из связки. Он поманил троицу за собой. Комната за дверцей оказалась маленькой, с узкими окнами, сквозь которые едва проникал солнечный свет. В держателях чадили несколько факелов. Вдоль стен и по холодном полу тянулись надгробья, с которых на Агнес смотрели рельефные изображения покойных. Воздух был застоялый. Она почувствовала слабый ветерок, непонятно откуда взявшийся.

– Это старейшая часть церкви, – произнес святой отец, и его скрипучий голос эхом разнесся по сводам. – Крещальня Санкт-Гоара. Здесь покоится ряд знатных особ, которые принесли пользу обители, – он указал на надгробие на стене, изображающее пожилого человека с ягненком на руках. – Прюмский аббат Фридрих фон Фельс, например, при котором аббатство, еще во времена Гогенштауфенов, стало княжеством. А рядом аббат Регино, правил в тяжелые времена норманнов и был величайшим из летописцев своего времени. Или вот графиня Адельхайд фон Катценельнбоген… – Дрожащей рукой отец Доминик указал на вделанную в пол плиту с изображением изящной дамы в придворном платье с вуалью. – Она пожертвовала монастырю значительную сумму денег, что позволило заложить библиотеку. Ее сын Дитер фон Катценельнбоген наконец…

– Простите, святой отец, – перебил его Матис. – Это все очень интересно. Но не могли бы вы рассказать немного про кольцо на пальце Агнес?

– Помолчи, парень! – вскинулся на него отец Доминик, и кустистые брови чуть задрожали в свете факелов. – Вечно вы, молодые, рветесь вперед – и при этом упускаете суть. Если хотите понять, то, будьте добры, слушайте!

Он сделал глубокий вдох и продолжил:

– То, что здесь покоится много прюмских аббатов – не случайно. Могущественный бенедиктинский орден издавна заботится о нашей обители. Не кто иной, как Фридрих Гогенштауфен, внук Барбароссы, три столетия назад превратил аббатство в независимое княжество. Правда, кайзер поставил одно условие… – отец Доминик возвысил голос, так что эхо разнеслось по залу. – Фридрих был одержим знаниями! Его до безумия увлекали учения, изобретения, записи, книги, пергаменты – буквально все, что измыслило человечество. О его познаниях ходили легенды, это его ученые звали Stupor Mundi, чудом света. И он поручил аббатству Прюм собирать эти знания. Поэтому монахи задумали устроить библиотеку. Она должна была располагаться в самом сердце Священной Римской империи, в месте, доступном для путников, до которого и в неспокойные времена можно добраться рекой. В конце концов выбор их пал на Санкт-Гоар.

– Но… но я не вижу никакой библиотеки, – недоуменно заметила Агнес. – В смысле, если она такая большая, где же все залы, стеллажи? Явно ведь, что не в церкви. Может, в аббатстве рядом?

Отец Доминик тонко улыбнулся.

– Я ведь сказал: кто рвется вперед, не видит сути.

Он подошел к надгробию в стене, на которое показывал прежде. На плите был изображен священнослужитель с посохом, в правой руке он держал небольшой ящик. Только теперь Агнес заметила, что ящичек этот был закрыт вставленной в камень плиткой. Отец Доминик снял ее: в открывшейся нише торчал ржавый рычаг. Каноник потянул его. Что-то легонько дрогнуло, после чего надгробие отошло в сторону и открыло взору витую каменную лестницу. На Агнес и ее спутников повеяло прохладным воздухом.