Расплата - Пётч Оливер

Матис схватил Агнес за руку, и они втроем побежали мимо палаток, повозок и потрескивающих костров – к расположенному поблизости лесу. Крики за ними начали понемногу стихать, пока наконец совсем не смолкли.

Глава 8

Крепость Трифельс,

14 июня 1525 года от Рождества Христова

Пастух-Йокель восседал на троне в парадном зале Трифельса и вершил суд.

Перед ним, потупив взоры, стояли на коленях два крестьянина и ждали его приговора. Мимо открытых окон с криками летали вороны, словно предчувствовали скорую поживу. В остальном же царила тишина, едва ли не осязаемая под холодными закоптелыми сводами. По сторонам от сделанного из шкур, ивовых прутьев и кож трона стояли еще с дюжину человек. Скрестив руки на груди, они с мрачным видом дожидались решения Йокеля. Уже не первую неделю крестьяне устраивали эти судилища, чтобы показать, что они сами себе хозяева. Но с самого начала одного лишь Пастуха-Йокеля величали господином.

Йокель поиграл серебряным бокалом, украшенным самоцветами, и сделал вид, что задумался. При этом приговор свой он давно уже вынес.

– Вы покинули нас без разрешения крестьянского совета, под покровом темноты. Притом что нас, возможно, ждет последняя, решающая битва, – проговорил он тихим решительным голосом, рассматривая блестящий бокал у себя в руках. – Что вы можете сказать в свое оправдание?

– Господин… – начал робко один из обвиняемых; изношенная рубаха висела на его тощем теле, он беспокойно мял шляпу в руках. – Не… не понимаю, про какую такую битву ты толкуешь. Однако битва или нет, какая разница, нам бы на поля вернуться. Кабаны опять осмелели и все вытоптали, ураган снес амбар… Дети и женщины одни не справляются…

– И вы просто решили бросить товарищей в беде и вместо ландскнехтов предпочли зарезать пару свиней? – спросил Йокель, состроив невинное лицо. Некоторые из крестьян тихонько засмеялись. – Сами скажите, на что это похоже?

– Это… заняло бы всего несколько дней, – пробормотал второй крестьянин. Он уставился в устланный костями, пометом и листвой пол, словно мог заглянуть прямиком в преисподнюю. – Потом мы обязательно вернулись бы.

– А если бы в это время объявился пфальцский курфюрст со своими людьми? Об этом вы, дурни безмозглые, подумали? Хоть бы раз подумали не о себе, а о нашем общем деле, чтоб вам провалиться!

Йокель вскочил и швырнул бокалом в съежившегося крестьянина со шляпой. Бокал угодил ему точно в лоб. Крестьянин охнул и осел на пол.

– Сейчас непозволительно отлучаться! – ревел Йокель. – Только не теперь! Именно этого они и ждут от нас! Что мы вернемся на поля, и они забьют нас одного за другим. Ваш поступок иначе как дезертирством не назовешь!

– В Эльзасе, в городе Цаберн, они наших тысячами порубили, – заметил неуверенно один из дюжины собравшихся в зале крестьян. – Пойми меня правильно, Йокель, мы не трусим. Но как быть с нашими женами и детьми?

Кое-кто одобрительно покивал, и он продолжил более уверенно:

– В Цаберне даже младенцев резали. А женщин ландскнехты заместо шлюх забрали! Нам в Пфальце тоже ничего хорошего не светит. С тех пор как Вюрцбург попал в руки противника и курфюрст натравил на нас свои армии, города сдаются один за другим. В Шпейере горожане сговорились с епископом, а в графстве Нойшарфенек крестьяне опасаются, что старый граф отправит против них карательные отряды. Может, пора бы договориться, пока есть еще о чем договариваться…

Крестьянин многозначительно замолчал, и Йокель снисходительно кивнул, словно относился к его словам с пониманием. Теперь следовало осторожно перейти в наступление.

– Договориться, ладно, – сказал наконец пастух и откинулся на троне. – Неплохая мысль. Именно так и поступили крестьяне в Цаберне. Герцог из Лотарингии обещал им свободный проход. Крестьяне без оружия вышли за городские ворота. И что потом?

Присутствующие смотрели на него выжидающе, и Йокель вздохнул.

– Потом началась резня. Почти двадцать тысяч крестьян зарезали, как свиней. Двадцать тысяч! Этого вы хотите? Договориться?

Крестьяне вокруг трона что-то забормотали. Йокель чувствовал, что они снова в его власти. В последнее время ему все труднее становилось удерживать людей под контролем, и это при таком-то многообещающем начале… Захват Шарфенберга, после того как обнаружился туннель, оказался плевым делом. К сожалению, Йокель не сумел обуздать людей, и они разорили крепость. Пока крестьяне грабили, пьянствовали и жрали, молодому графу удалось ускользнуть. А с ним исчез и богатый выкуп. Йокель был вне себя от бешенства и велел высечь двоих из наиболее буйных пьяниц.

В Трифельсе, который они практически без боя захватили на следующий день, крестьяне вели себя более осмотрительно. Все-таки Йокелю нужна была подходящая резиденция. С тех пор пастух и его отряд правили из Трифельса над всеми окрестностями Ойссерталя. Анвайлер примкнул к мятежникам и выплачивал дань. Окрестные крепости были разрушены, а хозяева уцелевших притихли.

Но в какой-то момент все переменилось. Пфальцский курфюрст Людвиг, который поначалу выказывал готовность к переговорам, объединился с епископом Трира и выступил против крестьян. Города сдавались один за другим, или их просто сжигали. Им не хватало предвестника, знака, который объединил бы всех. Йокелю иногда казалось, что он единственный, кто еще помнил, что ожидалось от предводителя.

Пастух оглядел покрытый грязью парадный зал и усмехнулся при мысли, что когда-то здесь, возможно, трапезничал Барбаросса. Теперь он, Пастух-Йокель, был кайзером, правителем Ойссерталя и Трифельса, хозяином жизни и смерти. Он властно хлопнул в ладоши.

– Послушайте, братья мои! – начал он громким голосом. – Еще не все потеряно. Наоборот, еще вчера я получил известия, что и в других странах крестьяне подняли восстание. Англия, Франция и даже далекая Испания – все на нашей стороне!

Это была чистейшая ложь, но слушатели были благодарны за любую соломинку. Все с надеждой взирали на Йокеля.

– Но если мы хотим победить, мы должны быть сильными, – продолжал он. – Сильными и безжалостными! И поэтому я повелеваю, чтобы подсудимых высекли и потом выставили у позорного столба в Анвайлере. Другим в назидание. Это вполне справедливо.

Он милостиво кивнул и махнул рукой. Вообще-то Йокель хотел, чтобы этих двоих повесили, но чувствовал, что зашел бы слишком далеко. Впрочем, возможно, что в ближайшее время ему доведется вынести и смертный приговор…

Позже, когда они наконец победят.

Потому что Йокель был твердо убежден, что крестьяне победят. И неважно, что эти робкие ягнята придерживались другого мнения. Чего им недоставало, так это символа, в который они поверили бы. Знамени, под которым бы они объединились, чтобы мощной кровавой волной смести правителей этого мира.

Йокель проследил, как несколько человек увели всхлипывающих осужденных, после чего щелкнул пальцами.

– Ведите следующих подсудимых, – приказал он. – И принесите мне новый бокал, полный пфальцского вина. После этих судов чертовски хочется пить.

По Рейну, в сотне миль от Трифельса, неспешно плыла широкая баржа. Она глубоко осела, нагруженная десятками винных бочек и солью. Судно двигалось до того медленно, что Агнес начала считать проплывающие мимо парусники, лодки и плоты. В последние дни им то и дело приходилось причаливать у бесчисленных таможенных постов, которые устраивало на берегу каждое графство, епископство и самое мелкое поместье. Подле Агнес у леера стоял Матис. Он широко зевал и потягивался.

– Пешком, наверное, было бы куда быстрее, – со вздохом обратился Матис к Мельхиору.

Менестрель как раз прошел к носовой части, хоть как-то обдуваемой слабым бризом. Близился полдень, и солнце палило нещадно.

– Может, и быстрее, но не безопаснее, – Мельхиор кивнул на крутой склон по левую руку, поросший кустарником и деревьями. – Кто знает, возможно, и здесь скрываются отряды мятежников. Как вы им объясните, что вы один из них?