Рождение легиона - Gedzerath

– «Не заставляй меня читать лекции и тебе, ладно?» – поморщилась я, ощущая под копытами грубую шерстяную ткань одеяла, свесившегося на пол – «На случай, если бы она меня все-таки послушалась, у меня был заготовлен другой план, включавший в себя привлечение ребят из Ночной Стражи. Но она решила, что если она была ведущим инженером на какой-то там zadripannoy фабрике, то может класть болт на распоряжение вышестоящего офицера? Отлично, но пусть теперь радуется, что я не велела всыпать ей плетей за такое наплевательство. Или ты думаешь, что стоило бы заставить ее встречать наших калек, которые должны будут приехать завтра утром? Думаю, это можно устроить – пущай полюбуется на цену наших ошибок!».

– «Да, позови ее, позови!» – взорвалась пегаска, вскакивая на ноги и становясь передо мной в крайне воинственной позе – «Тогда уж и на похороны ее позови! Сломай ей жизнь, воспользуйся вновь, как воспользовалась совсем недавно!».

– «Да, и кому я еще тут сломала жизнь?» – не выдержав, взревела я, вскакивая на ноги и отбрасывая прочь одеяло, лишь благодаря стеклянным дверцам камина не попавшее в огонь – «Давай, перечисли, я жду! Или, если хочешь, я тебе помогу! Солт Кейн, двадцать восемь лет, множественные ранения шеи и грудной клетки – погибла в бою! Скейти Белл, двадцать два года, травмы, несовместимые с жизнью – погибла в бою! Ваки Дэй, двадцать четыре года, обширное проникающее ранение брюшной полости с последующей декапитацией – погибла в бою! Спрей Вэлли, два…».

– «Не нужно напоминать мне об убитых!» – окрысилась Черри – «Если я и не была там, то прекрасно знаю весь список, ведь это я писала соболезнования их родным и близким пони! И ты сама настояла, чтобы я не ходила в этот поход, а теперь смеешь попрекать меня тем, что я, мол, не нюхала с вами крови?!».

– «Это ты, ТЫ смеешь попрекать меня тем, что я тут только и делаю, что развлекаюсь с вами всеми, словно с olovyannimy soldatikamy! Что весь этот Легион только и создан для того, чтобы развлечь скучающую… Скучающего golema! Монстра, собранного из частей!».

«Прекрати. Обе хороши».

– «Знаешь что? Думаю, ты в чем-то права – я уже утратила право командовать всеми вами, мои дорогие пони!» – несмотря на проснувшегося Духа, вопреки своим словам об усталости, все же вылезшего на свет, я не собиралась отступать. Я искренне желала что-то изменить, сделать что-то хорошее или хотя бы нужное для этого народца, пришедшего, как я полагала, на смену исчезнувшему человечеству, но теперь я ясно видела, что не дала им ничего, кроме боли и горя, вновь вытащив на свет старые знания о древних, кровавых временах. Я рычала – но не на нее, не на деканов и кентуриона, сбежавшихся на шум, я рычала на саму себя, в яростном реве выплескивая на себя всю горечь и боль от разочарования в себе самой, оказавшейся неспособной принести хоть что-нибудь хорошее для этих разноцветных лошадок. Но остановиться я уже не могла – «Вы все такие добренькие, такие гладкие и чистенькие, разве что серпантином не срете – да пошли вы все! Yebites сами с этими грифонами! Жрите то, что они предложат вам в своих huevih замках и каменоломнях! Смотрите, как они раздирают на части вашу страну! Найди себе нового кентуриона, нового примипила… Или знаешь что? Иди в Гвардию! Бери с собой всех тех, кто считает, что им тут ломают жизнь – и pizduyte otsuda nakhuy! Tam vam dadut khoroshih, dobryh komandirov, a ya… Da mne uje na vsyo nasrat, yasno? Ved ya je golem, bechuvstvennaya vesch!».

Последние фразы я проревела на сталлионградском, уже мало что соображая от злости, разочарования и холода в душе. Я понимала, что она полностью права – то, что было хорошо для мира людей, приводило в ужас этих маленьких лошадок, а уж если ими пытается командовать кто-то вроде меня… Развернувшись, я оттолкнула грохнувшихся на пол легионеров, и вылетела из зала.

«Она права. Кто я такая? Сплав сугубо мирного человека и странной, непонятно откуда взявшейся кобылы, в прошлом наверняка натворившей много такого, за что ее уже давно следовало бы заточить куда-нибудь, причем надолго – что я могу? Лишь ценой постоянных потерь, за гриву, за хвост тянуть их на войну, которая никому из них не нужна» – думала я, лихорадочно спеша через заснеженный плац в сторону второго корпуса, по тропинке из следов прошедших здесь единорогов – «Я пообтесалась в Обители, и решила, что ее нравы и быт прекрасно подойдут для нового отряда, но жизнь вновь поставила все на свои места. Я могла игнорировать возражения и жалобы знати, могла фыркать на презрительно кривящихся гвардейцев, но когда уже самые близкие мне пони говорят, что я начинаю превращаться во что-то отталкивающее – это уже не просто повод задуматься о том, что именно я делаю и как поступаю, это набатный колокол, оглушительным звоном призывающий меня одуматься – и прекратить. Прекратить строить из себя Наполеона и Рокоссовского, Манштейна и Даву, и заняться уже чем-нибудь правильным, пока не стало слишком поздно. Но я чувствую, что еще не поздно… Пока не поздно».

– «Открывай» – тяжело бухнула я кобыле, заполошно вскочившей со своей скамеечки при виде спустившегося в подвал начальства. Да, недолго ей оставалось мучиться под моим началом – «Открывай и свободна. Я снимаю пост».

– «Извини, примипил – не могу» – покачала та головой. Судя по желтой тунике с белой каймой, выглядывавшей из-под брони, это была боец Четвертой кентурии – «Без тессерария и разводящего я не имею права покидать пост, уж это-то я знаю».

– «Хорошо. Стукни в окошко заключенной» – я решила не тратить время на препирательства, этим еще успеет заняться мой преемник, если таковой вообще придет – «Квик Фикс? Это я. Думаю, ты меня узнала, поэтому я буду кратка – мне нужны бумаги. Вся папка. Мне все равно, что ты только начала – задание отменяется, отдыхай. Завтра тебя освободят, поняла? Если захочешь меня увидеть, то узнаешь у своего кентуриона, как меня найти в провинции, ясно?».

– «В провинции? Но я думала…» – неуверенно залепетала единорожка, но увидев что-то в моих глазах, стушевалась, и быстро отпрянув от зарешеченного окошка, просунула в него синюю папку – «В-вот, примипил».

– «Молодец. Отдыхай» – развернув картонные листы, я убедилась, что между ними лежат те самые наброски, которые я отдала на растерзание юному дарованию от инженерии – «Если что, мой дом в Понивилле всегда готов тебя приютить, ясно? Прощай, Фикс, и… И не держи зла. Мы часто делаем ошибки, и я – не исключение из общей толпы».

Кивнув озадаченной часовой, вновь закрывшей окошко единственной занятой камеры из всех, что достались нам в наследство от некогда квартировавшей здесь части, я вышла из здания и остановилась, подняв глаза к темному, зимнему небу, из которого сыпался настоящий, хрусткий и холодный снежок. Плотно напиханные над городом облака без устали засыпали притихшую в ночной тишине столицу миллионами снежинок, бесшумно ложившихся на крыши домов, на каменные мостовые и мой длинный язык. Не обращая внимания на сновавшие вокруг тени легионеров, деканов и еще кого-то, кого я даже не удосужилась как следует рассмотреть, я глядела на темное подбрюшье снеговых облаков, и думала не о тех словах, что сгоряча, бросила подруге – пусть привыкает, что не все, что можно говорить, говорить нужно; и не об услышавших мои вопли подчиненных – в конце концов, наша ссора была слышна, пожалуй, по всей территории казарм, а не то что этажом выше, нет.