Падает мрак - Маргарет Мерфи

Кого ты пытаешься одурачить, Клара? — потребовал ответа ее злобный внутренний голос. Сделай из человека животное, и ты можешь ноги об него вытирать. Ей не нужно было света, чтобы почувствовать въевшуюся грязь на руках и лице. Она подняла руку к волосам: ее тщательно скрепленный узел распустился во время борьбы в фургоне, волосы были всклокоченными и сальными. Губы раздулись и потрескались.

— Животное… — прошептала она. От римских завоеваний и до становления Третьего рейха люди оправдывали свою жестокость, лишая своих жертв человеческого облика. Она почувствовала отвращение к себе. То, что случилось с ней — что он с ней сделал, — превратило ее в существо, которое она не узнавала и могла только презирать. Как же можно требовать от него другого отношения?

О чем она думает? Неужели действительно хочет понравиться этому монстру? Интересно, что сказала бы по этому поводу Микаэла, ее невозмутимая подруга-адвокат, которая всегда находит общий язык даже с агрессивными клиентами? Микаэла слишком великодушна, чтобы злорадствовать, когда ее утверждения оправдываются. При воспоминании о подруге глаза Клары наполнились слезами.

Она вздохнула и вытерла глаза полой мантии. Он меня ненавидит, это я понимаю и изменить не могу. Этот человек унижал меня, морил голодом. Он хочет причинить мне боль. Так что же его останавливает?

Время, подсказал ей внутренний голос. Это только вопрос времени. Каждую секунду, минуту, час и день, который ты провела здесь, он к этому готовился. Может быть, уже начался обратный отсчет?

Я больше не буду сидеть и ждать, когда это случится.

Она подергала цепь. Та держала ее крепко, не поддаваясь на самые отчаянные усилия. Замок — самое слабое звено, подумала Клара. Хорошо, но как ты собираешься открыть его — ногтями?

Сколько мужчин, которых она защищала, могли в два счета вскрыть любой замок перочинным ножом, шпилькой для волос! Господи! Дрожащими пальцами Клара еще раз провела по волосам, ощупывая то, что осталось от прически. Хоть бы одна шпилька!

Бесполезно! Все выпали. Все до единой. Клара похлопала руками по матрацу. Ничего. Встала, и темнота вокруг нее, казалось, зашевелилась, через секунду ноги подкосились и она упала обратно на матрац, туго натянув цепь и вскрикнув от боли в лодыжке.

Она судорожно втягивала в себя воздух широко раскрытым ртом. Почему бы тебе не сдаться, Клара, и не начать стонать? Это ведь облегчит твои страдания, верно?

На этот раз, вместо того чтобы добить, злобный, ядовитый голос рассердил ее — ей захотелось кусаться, царапаться, стучать ногами, дико кричать.

— Пошел к черту! — вопила она. — Почему бы тебе не отправиться ко всем чертям и не оставить меня в покое?

Она сразу почувствовала себя лучше. Микаэла всегда говорила, что, если разрешить себе выругаться, это здорово снимает напряжение. Клара вспомнила об одном «пьяном» девичнике во времена их студенчества: она тогда разозлилась на какое-то покровительственное замечание, сделанное одним из их наставников, и Микаэла сказала: «Хорошее смачное ругательство выведет всю злость из твоего организма».

Клара засмеялась. Это было больше похоже на рыдание, но она решилась и встала, на этот раз медленно, опираясь о стену. Опустилась на колени.

Матрац был тонким и легким, но ей потребовались все силы, чтобы поднять его и прислонить к стене: какой смысл найти эту чертову вещицу только для того, чтобы она отскочила в темноте и оказалась вне досягаемости? А так, по крайней мере, шпилька будет поймана в ловушку между стеной и матрацем.

Клара задержала дыхание, прислушиваясь к малейшим звукам. Вот! Едва слышное — щелк!

Она опустила матрац и немедленно пожалела об этом: что, если не сможет ее найти?

Заткнись и попробуй. Клара ощупывала пространство между стеной и матрацем, медленно продвигаясь слева направо, беззвучно моля Бога, чтобы шпилька не оказалась под матрацем или где-нибудь в стороне и чтобы ей не почудилось это негромкое щелк.

Когда она ползла обратно, то почувствовала, как что-то сдвинулось под кончиками пальцев. Шпилька чуть высовывалась из-под матраца. Клара ухватилась за кончик, но пальцы онемели от холода, а голова работала медленно от нехватки пищи и сна, так что только после третьей попытки до нее дошло, что вес ее тела мешает вытащить шпильку.

Наконец добыча у нее в руках. Клара крепко сжала пальцы, боясь, что снова ее потеряет. Цепь начала натирать и левую лодыжку, которая пока еще не была такой же воспаленной, как правая, но Клара знала, что если она когда-нибудь выйдет отсюда, то будет хромать не одну неделю. Когда, Клара. Когда ты выйдешь отсюда. Она дотронулась до воспаленного места холодной рукой, нащупала замок и принялась ковырять в отверстии для ключа, царапать, раскачивать внутри шпильку. Правильно ли она делает? Прежде ее занимали только возможности языка для управления людьми в процессе интерпретации закона. Практические дела Клару не интересовали. До сих пор.

В течение получаса она пробовала открыть замок, пока не заболели пальцы, а пот не начал заливать глаза. А потом шпилька сломалась.

На какое-то время она сдалась. Ее охватило отчаяние. Но потом перед глазами возникла яркая картинка: Пиппа на дне рождения, с ленточками, которые она вытащила из ее кейса, хихикающая всякий раз, когда нажимает кнопку на музыкальном значке, прикрепленном к отвороту блейзера.

Все это время в подвале Клара чувствовала, что Пиппа постепенно ускользает от нее — не могла представить ее лицо. Теперь она видела и слышала ее так ясно, как будто та была рядом, и Клара ощутила смесь радости, что не потеряла дочь, и стыда за то, что готова была сдаться.

Она ощупала складки мантии, но так и не смогла найти кусочек от шпильки.

— Спокойно, спокойно, — прошептала она. — Включи мозги, Клара. — Подняла замок, потрясла, внутри чуть слышно звякнуло. Аккуратно перевернула, на ладонь выпал драгоценный обломок, который она с величайшей осторожностью положила в карман мантии. Позже он может оказаться единственным инструментом, который поможет ей выбраться.

С возобновленной энергией она по цепи добралась до стены и коснулась ледяной металлической петли, которая была прикреплена к стене надежными болтами. Но если удастся расковырять песчаник вокруг, чтобы ослабить ее…

Используя длинную часть оставшейся шпильки, она начала скрести песчаник вдоль краев петли, медленно, ритмично, делая частые передышки.

Глава тридцать восьмая

Патрульный автомобиль остановился возле Уиллоубэнк на Пикок-гроув в час тридцать пять пополудни. Констебль Труди Морли вышла из машины и надела фуражку. Ее бронежилет съехал набок под плащом, и она энергичным движением поправила его:

— На первый взгляд тут никто не живет.

Ее напарник, констебль Пит Коттер, кивнул. Все окна были закрыты, занавески задернуты. Ветер стих, но погода была подозрительно пасмурной, обещая скорый снегопад. Они прошли по дорожке к дому и поднялись по ступенькам к двери. Их шаги гулко отдавались на холодных камнях.

Коттер надел перчатки и громко постучал дверным молотком. Звуки разнеслись по всей улице, возвращаясь эхом от ветхих, заброшенных домов напротив; десятифутовый плакат рядом с ними гордо сообщал, что они «Проданы для застройки». Морли нажала на старомодный дверной звонок, он зазвенел чисто и громко, но по-прежнему никакого ответа.

— Попробую сзади, — сказала она, выдыхая облачка пара, быстро исчезавшие в морозном воздухе.

Дорожка у стены дома была покрыта слоем наледи, Труди поскользнулась и два раза чуть не упала, после чего пошла, держась за стену. Она проверила содержимое мусорного контейнера, оставленного у задних ворот. Пусто. В окнах было темно, черный ход заперт.

Вернувшись назад по дорожке, она увидела у лестницы чью-то фигуру.

— Пит! — окликнула Морли.

Констебль Коттер посмотрел вниз и увидел женщину. Она стояла, скрестив руки и спрятав кисти в рукава пальто.

— Его там нет, — сказала она.

— Кто вы? — спросила Морли.

— Миссис Джессоп. Я живу по соседству. Это я вам звонила. — Ей было семьдесят или больше, и, вероятно, она жила здесь, когда этот район еще считался престижным. — Там и не должно никого быть. Я обещала хозяйке, что буду поливать цветы и заносить в дом почту, но я и близко туда не подойду, пока он бродит вокруг.

— А вы не пытались его остановить? — спросил Коттер.

Старушка иронически вскинула брови:

— У меня телосложение не для регби.

— Я хотел сказать, вы с ним не разговаривали?

— Я поняла, что вы хотели сказать. Что я глупая старая галоша, которая только даром отнимает у полиции время, потому что у нее не хватило ума открыть рот и задать простой вопрос.

Морли с трудом подавила улыбку.

— Можете мне поверить, я еще в своем уме, — продолжала миссис Джессоп, не обращая внимания на протесты Коттера. — Но этот парень не из тех, кого мне захотелось бы «остановить» самостоятельно.