Подари мне эдельвейс. Мой любимый ботаник - Евгения Смирнова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это вы? – спросила она тонким, почти детским голоском. – Вы пришли ко мне?
Иван поднял глаза, чтобы только сказать, что да, это он, но он очень спешит, и сейчас ему точно не до поклонниц. Он посмотрел девушке в лицо, и увидел, что на него с изумлением смотрят его же собственные глаза, только на милом девичьем личике.
Прошла неделя
Третье платье почти ничем не отличалось от первых двух, может только ценой. Оно, кажется, было сшито вручную каким-то известным дизайнером, но Маша не запомнила его имени. Они сидели в салоне свадебного платья уже больше двух часов, а Лиля никак не могла решить, какое из трех выбрать. Их отложили ей еще месяц назад, но сегодня, когда до свадьбы оставались считанные дни, было необходимо принять окончательное решение. Лиля все время спрашивала Машино мнение, но та неизменно отвечала ей, что все три выглядят на ней превосходно.
– Лиличка, ты прекрасна во всех, выбирай то, которое тебе по душе, – говорила Маша, с лица которой не сходила улыбка вот уже почти неделю.
– И что ты все светишься как новогодняя гирлянда?
– Не знаю.
– Врешь, подруга, – сказала Лиля, и слезла с подиума, – это все Иван.
Маша кинула.
– Знаешь, я последние дни я все время чувствую себя виноватой.
– Почему?
Лиля еще раз посмотрела в зеркало и пожала плечами.
– Мила все время плачет по ночам, и скрывает это от меня, а я делаю вид, что не вижу ее опухших глаз. Лиличка, но я просто не могу сейчас быть несчастной, понимаешь?
– Понимаю.
Лиля вздохнула совсем так, как это делала Мила, с которой она вот уже неделю как была знакома, и думала, что она вполне может стать ее подругой.
Мила нравилась Лиле, кроме того, она была подругой Маруси и любимой женщиной Ивана. Да, они просто обречены стать подругами.
– Ты же тоже сейчас очень счастлива! – воскликнула Маша. – Выходишь замуж за любимого человека. Максим так заботится о тебе, и хоть я его узнала совсем недавно, но сразу видно, что он очень хороший человек, порядочный, таких сейчас мало.
– Действительно мало.
– Знаешь, а он ведь как-то спас от какого-то придурка нашу Милу.
– Максим спас Милу? Откуда они знакомы?
– Они не знакомы, мы просто были в одном клубе, и там к Миле привязался какой-то пьяный, так Максим единственный, кто заступился за нее.
Лиля молчала. Да, о таком муже, как Максим можно только мечтать, да и он любит ее, теперь в этом можно было не сомневаться. Как он заботился, опекал ее после того ужасного происшествия, а она все время думала о Вадиме, о том, где он, любит ли ее по-прежнему.
– Да, Максим у меня такой. А ты придешь одна?
Лиля спросила это в надежде узнать, что с Вадимом.
– Нет, – засмущалась Маша, – с кавалером.
– Ясно.
Значит, они с Вадимом померились, и Маруся придет с ним. Как же выдержать это?
– Знаешь, а, пожалуй, я приглашу на свадьбу и Милу, – сказала Лиля, – она мне нравится, и, кроме того, может это поможет им помириться.
– Думаю, что это произойдет гораздо раньше, – загадочно сказала Маша.
– Что ты имеешь в виду? Я чего-то не знаю?
Лиля опустилась рядом с Машей на кушетку, ее глаза впервые за всю примерку оживились, и в них загорелся неподдельный интерес.
«Наконец-то, – подумала Маша, – а то после той истории, как убитая ходила, слова из нее не вытянешь».
– Иван кое-что придумал и сегодня осуществит это, так что придется мне гулять допоздна.
– Что, что он придумал?
– Сейчас все тебе расскажу.
Коробочка была небольшого размера, белая, непрозрачная, с розовым бантиком, приклеенным сверху на крышку. Мила смотрела на нее, и ей казалось, что если она поднимет крышку, то внутри окажется маленький тортик, воздушный, с белым кремом и нежными розочками.
– Зачем это? – спросила она у Ивана.
Они стояли в коридоре, он в теплой куртке, штанах и ботинках, с которых стекал талый снег, и расплывался на стареньком паркете темным пятном. От мужчины пахло морозом и зимой. Мила не ждала его прихода, точнее ждала, но не верила, что он придет, а даже если и придет, то зачем, ведь ничего уже не изменить. Она наклонилась, чтобы поднять с пола березовый листочек, который зацепился за куртку Ивана, и упал прямо к ее ногам.
«Ботаник».
Полотенце соскользнуло с ее головы, и кудри рассыпались по плечам. Иван замер, ни одна женщина на свете не была так красива, так сексуальна, так желанна, даже в этом огромном махровом халате, с копной спутанных волос, без грамма косметики и с босыми ногами.
– Открой коробку.
– Иван…
– Это последняя просьба, если после этого ты попросишь меня уйти, то тебе не придется повторять это дважды.
Мила внимательно посмотрела ему в глаза, и поняла, что он не шутит, не притворяется, и что это его последняя попытка примириться. Конечно, она понимала, что не сможет исключить Ивана из своей жизни навсегда теперь, когда выяснилось, что Маша его сестра. Они будут видеться, и он будет знать, что ее живот растет, да и Маша не сможет всегда молчать о том, что Мила ждет ребенка от Ивана, ведь она обрела не только брата, но и племянника.
Мила осторожно двумя пальчиками развязала нехитрый узелок на коробочке и открыла его.
– О, Боже!
На дне коробочки в тонком стеклянном коробе лежал цветок, тот самый из легенд Ивана. Эдельвейс.
– Откуда?! – воскликнула Мила.
– Я бы хотел ответить тебе, что сам забрался на гору и сорвал его, но не могу, – улыбнулся Иван, – сейчас не сезон, а то я обязательно бы…
– Забрался на гору и украл цветок у зловещих охранниц. А они отдали бы тебе его?
– Конечно, ведь они увидели бы, что мои помыслы чисты и светлы, и сердце как-никогда наполнено любовью.
Мила молчала, она смотрела то на Ивана, то на цветок, а в голове вертелись строки, которые он читал ей, когда они поднимались на гору в прозрачных кабинках, и она восхищалась невероятными видами. Снегом на вершинах гор, отвесными скалами, опутанными небольшими белыми цветами с очень длинным и сложным названием, и расстроилась, когда Иван сказал, что чтобы увидеть эдельвейс, не достаточно подняться на два с половиной километра над уровнем моря, а как минимум на пять.
«А я все думал, под шум и гам,
Что скажет сейчас она,
Та, что прекрасней и тоньше всех
И так всегда холодна.
Так холодна, что не знаю я,
Счастье мне то иль беда,
Вдруг улыбнулась:
Это, друзья, мило, но ерунда».
Мила стояла в нерешительности, нижняя губа дрожала, и слова никак не могли сорваться с языка. Глаза наполнились слезами.
– Я… – начала она, но не смогла договорить и устало опустилась на
