Война и мир в отдельно взятой школе - Булат Альфредович Ханов

«Боги должны быть какими-то очень обычными и не подозревать, что они боги. Пусть у них будет много бумажной работы, как у рядового офисного планктона. Пусть они будут способны творить, но не осознают свою ответственность. Пусть у них все выходит случайно, а на реальность влияет совсем не то, что они почитают лучшим из созданного…»

Кровь прилила к щекам, Лизе становилось жарко. Она писала все быстрее, будто медиум — проводник чужой воли. Подземные толчки стихли, но Лиза не обращала на это внимания.

«Одна из богинь любит ходить в желтом пиджаке, — строчила Лиза. — У другого бога седые усы щеточкой и младшая сестра, она рыжая… Третий бог очень румяный, кровь с молоком, и у него пышная борода, он разбирается в музыке…»

Бред. Реальный бред собачий. Лиза уже видела перед собой удивленные лица этих людей, вызванных из небытия. Они были вырваны из контекста своей жизни, вытащены из самых разных ситуаций — поездка в метро, концерт, до́ма перед маленькой дочерью с ложкой каши, — и теперь они все как будто стояли перед ней со своими смешными повседневными занятиями, со своими планшетами, нотами и ложками, а она обращалась к ним, давя внутри смех:

«Вам, наверное, интересно, зачем я вас всех здесь собрала?»

Тот, с седыми усами, пожал плечами и раздраженно переступил с ноги на ногу, как бы намекая, что он человек занятой и ему нужно вернуться к работе. Лиза не могла понять, почему они с ней не говорят. Может, человеку не дано слышать голос богов? Из ушей кровь потечет? Только человек может обращаться к богу, не наоборот.

Просьба обычная, просьба банальная — все это нужно остановить. Запечатать Волну. Вы, ребята, находитесь на изнанке мира, видите все просто и ясно, знаете, откуда идут вероятностные нити. В ваших силах переплести все заново. Потому что жить в бесконечно меняющемся сновиденном мире нет уже никаких сил.

Человеку нужно что-то, что он считает настоящим, подлинным. Только это дает силы существовать. Войдите в наше положение.

Боги, кажется, поняли, во всяком случае, кто-то из них кивнул. Лиза надеялась, что они поняли правильно. Все должно вернуться в нормальное состояние. Без шизофрении. А этот вариант развития вселенной надо забраковать, отправить его скомканным исписанным листом в мусорную корзинку. А они все вернутся к началу, где нет еще ни взорванной водокачки, ни проекта Шергина. В конце концов, почему именно жителям Калачёвского квартала так не повезло?

Пусть не повезет кому-то другому. Это вполне в божественных силах.

Пусть не повезет кому-то другому. Пусть кто-то другой страдает и расселяется. Пусть древняя хтонь под домами не будет потревожена, потому что ее просто не существует. Мир скучный и безопасный, привычный, наполненный привычным злом, которое тем не менее происходит не с нами. Почему не с нами? Потому что мы попросили, чтоб не с нами. Мы очень хорошо попросили.

Заяц пусть не приходит, он не может…

— Лиза! Лиза! — Андрей тормошил ее. Оказывается, она на секунду уснула над блокнотом.

Лиза открыла глаза. В лицо бил яркий свет. Одна из стен каземата исчезла. Внутри уже было пусто — все, наверное, поторопились выйти. Андрей схватил Лизу за руку и вывел из заточения. Они оказались на территории, огороженной забором, пересыпанной кирпичом и битым щебнем. Позади оставался наполовину снесенный дом, видимо, тоже жертва реновации.

Пусть не повезет кому-то другому.

— Где все? — заозиралась Лиза.

— Петька, наверное, побежал свою квартиру проверять, интересно же, исчезла она или нет, — сказал Андрей. — Ну и остальные за ним потянулись. Кроме Шергиных. Аня что-то совсем плоха, они домой пошли.

— Откуда здесь мог взлететь вертолет… — пробормотала Лиза.

— Что?

— Ничего, о некоторых вещах лучше не думать…

— Дашь почитать, что у тебя получилось? — Андрей потянулся к блокноту.

— Не стоит, — отказалась Лиза и честно добавила: — Это худшее мое произведение. Автоматическое письмо — совсем не мой метод. Сюрреалисты бы животики надорвали.

— Не думаю, что это худшее произведение. Рисуешь ты точно намного хуже!

Они рассмеялись и стали перебираться через каменные завалы.

Пыльный осенний воздух пах сырой штукатуркой, щебенкой, легким дождем. Машины медленно ползли по переулку, перекопанному очередным ремонтом. Тут и там лежали толстые красные трубы, похожие на спагетти. Паста собяньяра, как сказал один ее друг. Андрей и Лиза пробирались по усложненному ремонтом ландшафту, обходя заграждения и ступая в мокрый песок. Все это было страшно родным и успокаивающе привычным. Родное, привычное зло, нацепившее маску бессмысленного благоустройства, зряшных трат в попытках сделать удобнее то, что и так удобно, чище то, что и так чисто, лучше то, что и так хорошо. Улучшайзер, погружающий все в грязь и хаос. Шизофрения. Нет, обсессивно-компульсивное расстройство. Вот лицо демона Москвы. Если есть боги, то есть и демоны, правда? А может, боги и демоны — это одно и то же? Просто силы, которые что-то бесконечно подкручивают в мироздании.

Лизе Дейнен не хотелось быть ни богом, ни демоном. Напротив, ей хотелось навсегда сбросить с себя этот груз ответственности, а потом всласть ругать тех, кто сохранил способность что-то решать. Честное слово, никто в целом свете не хочет что-то решать, кроме сумасшедших, которые любят власть больше всего на свете. Лиза не сумасшедшая.

— Андрей, а мы-то куда? — спросила Лиза.

— Немного осталось. Здесь недалеко.

— Это сюрприз? У нас очень давно не было сюрпризов.

— Закрой глаза.

— Да как я закрою, тут же черт ногу сломит…

— Я тебя проведу. Держись крепче.

Прежде чем перехватить крепкую родную ладонь, Лиза вновь открыла блокнот и что-то в нем записала, что-то даже более резкое, чем позволял себе Тургенев, находясь в писательском блоке. И в следующее мгновение метнула блокнот на проезжую часть — под колеса забибикавшего такси.

Лиза закрыла глаза. Осенняя сырость обнимала ее, ветер гладил щеки. Сейчас будет сквер, где шелестят деревья, разбрасывая сморщенные письмена листьев. А там недалеко и до дома… Лиза знает тут все наизусть, что нового мог отыскать для нее Андрей, что за сюрприз…

Пальцы у него холодные, не по погоде оделся и вот застыл. Не жалуется, привык терпеть. Крепкий, закаленный организм. Он, наверное, и в минус пять способен по Москве в футболке шататься. И снегом бы зимой растирался, если бы в последние годы тут был какой-то внятный снег.

Пальцы холодные, водянистые, похожие на водяные бомбочки, которые они кидали с балкона, когда Андрей пришел к ней на день