Конец легенды - Денис Ватутин

Мы с Джей вместе подползли к брустверу, сделанному на искусственной насыпи, которая венчалась пулеметным гнездом с двумя бойцами. Чуть правее от нас стоял один из танков, замерший в ожидании атаки, а прямо за нами, метрах в пятнадцати, остался стол, за которым, как ни в чем не бывало, продолжали веселиться и пировать цыгане, а Гарольд затянул какую-то протяжную песню.

Перед нами же было две линии укреплений с замершими в них фигурами солдат и тускло поблескивающими в рассеянном свете стволами различных калибров.

Чуть поодаль, слева я заметил, как солдаты расчехляют какой-то агрегат. Он стоял на телеге. Это был небольшой дизельный двигатель, от которого тянулась ременная передача к колесу диаметром метра два. К колесу примыкали медные контакты, от которых шли провода к двум устремленным в небо металлическим штангам, оканчивающимся двумя блестящими стальными шарами.

Стив решил присоединиться к нам и лег справа от меня, уложив ствол автомата между двумя мешками с песком.

— Это что за хрень? — спросил я, кивнув в сторону странной машины.

— У нас такая тоже есть, — ответил Стив. — Это машина Теслы, против мороков хорошо помогает… Черт, вот угораздило же…

— И не говори, — кивнул я.

— Вы знаете, — сказал он вдруг, обращаясь к нам обоим, — на фоне песен этих бродяг, этих противных кукарачес, и этих странных шаров, которые плюются электричеством, вся эта стрельба и смерть вокруг выглядят как-то особенно нелепо и безобразно, вам не кажется?

— Ох, Стив, — прыснула Джей, — ты так выражаешься кудряво, прям как Странный, когда выпьет.

— Сейчас по лбу дам, — процедил я сквозь зубы, всматриваясь сквозь ряды почерневшей колючей проволоки в перспективу улиц.

— А что? — возмутилась Джей. — Я правду говорю!

— Наверное, это связано с моей гражданской профессией, — ответил тот с оттенком грусти.

— А кем ты работал? — спросила Джей.

— Я преподаватель литературы, — ответил Стив. — Хемингуэй — мой кумир…

— Никогда я вот этого не понимала… — фыркнула Джей. — Хотя иногда приходит в голову всерьез заняться чтением…

— О! — Стив вскинул брови. — Это целый космос…

— Я глубоко согласен с вашей мыслью, Стив, как ваш коллега, — кивнул я, не отпуская приклада. — Все время, что я тут нахожусь, меня не покидает впечатление, что я в кровавой психушке… Правда, и другие места были у меня не сильно лучше…

— На войне нельзя быть философом, — раздался голос сзади.

Я обернулся: на пустом ящике из-под артиллерийских снарядов на склоне насыпи уютно примостился Гарольд со стаканом в одной руке и бутылкой виски в другой.

— На войне иначе думаешь, — закончил свою мысль бродяга.

— Вот мне тоже всегда так говорили, — ответил я. — Но толку ноль: я нерешительный и мямля…

Меня немного нервировал висящий над домом глюк и стрекочущие тараканы, в бестолковой суете сновавшие перед позицией.

— Уж тебе ли, Странный, не знать, — с горькой усмешкой Гарольд проглотил содержимое стакана, прищурив свой сумасшедший зеленый глаз, — как меняешься ты? Дикость и темнота помогают воевать, а цивилизованность и культурность — только мешают… Войны развязывают неудачники…

— Войны развязывают зажравшиеся ублюдки, — спокойно ответил я.

— И сильно недоедающие тоже, — вновь ухмыльнулся Гарольд.

Он чем-то неуловимо напоминал мне Сатану.

— Есть вещи и хуже войны. Трусость хуже, предательство хуже, эгоизм хуже, — произнес Стив. — Так сказал Хемингуэй.

— Прав был старик! — кивнул бродяга, наливая себе в стакан.

— А я считаю, что эгоизм, — сказал я, — эгоизм — в значении «невнимательность». Все из-за невнимательности. Потом накопление противоречий и…

— А можно сказать, — перебил меня Гарольд, — что война — это диффузия старого и нового…

— Вот развели базар… — проворчала Джей.

— И вообще время — как шоссе… — сказал Стив не совсем к месту, а может, и с каким-то намеком.

Неожиданно наш разговор прервался гулким и нарастающим хором лая собак.

— Смотри! — крикнул Стив, напряженно вглядываясь в бинокль.

Я надел шлем, опустил забрало бронестекла и перевел экран в режим увеличения.

Перспективы обеих улиц были заполнены медленно надвигающийся пестрой массой церберов, отчаянно гавкающих и хрипло рычащих. А из всех близлежащих щелей и канализационных люков, среди мельтешащих тараканов, стали появляться крупные серые крысы, и чуть не в обнимку с ними вылезали кадавры! Зрелище было просто фантастическое, одновременно отвратительное и пугающее! Я ни секунды не сомневался, что режиссером этого спектакля является висящий над крышами глюк.

Гавканье усилилось, и два пестрых потока облезлых псов выскочили на площадь, довершив своим появлением всеобщий хаос этой нечисти.

Постепенно эта хаотическая масса стала приобретать некую упорядоченность и медленно двинулась к нашим передовым позициям.

Что самое неестественное, никто никого из них не трогал, чего в обыкновенной жизни конечно же почти не случалось. А кадавры и вовсе высились над зверьем, мелко перебирая ногами, словно погонщики стада.

— Первая волна! — раздался откуда-то зычный крик Семенова. — Огонь по моей команде!

Рык, погавкиванье, стрекот и чириканье, похрюкиванье и стоны — все это приближалось к нам пестрой шевелящейся живой массой, цель которой была — уничтожать…

— А сколько волн таких обычно? — спросил я Стива. Руки мои слегка дрожали.

— Волны по две, по три, — ответил тот. — Сперва зверье с мертвяками, а потом по-разному: может, шары мелкие прилетят, может, гарпии… Могут и немцы ударить, но они иногда на нашу сторону переходят — когда зверья слишком много… Аномалии бывают… всякие…

Тут несколько тараканов из авангарда наступающих рванулись вперед в прыжке, растопырив надкрылки, спланировали прямо на первую линию обороны, с противным хрустом напоровшись на шипы колючей проволоки. Тут же на их спину вспрыгнули оскаленные церберы, используя тараканов как мост через полосу препятствий…

— Огонь! — крикнул Семенов.

Наконец я заметил его: он стоял за башней, на броне одного из танков.

Я чуть не оглох в секунду: раздался могучий, острый, многоголосый и рвущий треск сотен выстрелов.

Отряд рыцарей стоял под прикрытием американского грузовика, вскинув в небо огромные луки, которые посылали по длинной дуге стрелы с горящими наконечниками.

Сбоку загрохотал автомат Стива, а с другого раздались выстрелы Джей.

Где-то тоскливо завыла, совсем не к месту, протяжная сирена, и в громкоговорителях раздался резкий приглушенный выстрелами голос:

— Achtung! Achtung! Lüftangriff! Bleiben Sie bitte ruhig![45]

Трудно было разобрать, что именно говорил голос и на каком языке, — грохот и треск стоял такой, что я невольно зажмурился.

Когда я открыл глаза, над крышами сияли желтым ровным светом три треугольника. Они выпускали электрические разряды по заградительной полосе, и ряды колючки вспыхивали, словно ветки кустарника, образовывая прорехи, в которые немедленно устремлялись звери.

— Теслу по морокам готовь! — раздался сквозь грохот голос Семенова.

Как ни странно, его услышали: расчет стал разворачивать деревянную платформу на телеге, а двигатель выпустил облачко черного дыма, и ремень начал вращать колесо. Звук мотора полностью потонул в общем гвалте — сквозь выстрелы слышались вой, рев, крики. Первый ряд окопов солдаты уже очистили, отступив за вторую линию обороны. По мертвым телам их товарищей уже лезли тараканы и крысы, заходились неистовым лаем псы.

— Вторая волна что-то быстро пошла, — сквозь вату в ушах услышал я крик Стива.

Я помотал головой и, поймав в прицел серо-лиловую лысую голову кадавра, надавил на курок. Автомат вздрогнул, выплюнув короткую очередь. Висок кадавра почернел, и он, нелепо мотанув руками, словно манекен, рухнул на землю, кишащую живностью, — четыре крысы тут же впились в его тело. Видно, глюк не мог полностью подчинить их инстинкты.

Ствол моего автомата слегка уводило вправо на очередях, поэтому я бил очень коротко и старался прицельно.

Закованные в сталь, проносились между укреплениями конные рыцари, вонзая острые копья в тела нападавших.

От шаров на штангах электрической пушки отделилась и засверкала змеистой трещиной яркая молния, жало которой лизнуло один из треугольников. Тот метнулся было в сторону, затем начал терять форму и растворяться в воздухе. Оставшиеся треугольники резко разошлись в стороны, под прикрытие остроконечных крыш. Красный же глюк продолжал висеть над вскрытой крышей и едва заметно пульсировал.

Волны зверья начали редеть — первый участок укреплений был завален трупами разномастных видов. На втором уровне обороны полыхнуло яркое пламя — это заработал огнемет. Тут же раздался дикий, леденящий душу вой…