Валютчики - Юрий Иванов-Милюхин

Попытки выбить бабки из директора издательства не приводили ни к чему. Пучков прятался, или набрасывался, словно виноват я. Выпуск книги в двадцать пять авторских листов количеством в тысячу экземпляров поднялся в цене до шестидесяти пяти тысяч. Возле закрутился адвокат, предложивший уладить дело. Надо было представить договор с издательством, чек на внесенную сумму. Когда спросил у секретарши адвоката, во сколько обойдется тяжба, едва устоял на ногах. Цифра превышала десять тысяч в полтора раза. Контора оказалась полностью ориентированной на кубанского крестьянина. В прокуратуре объяснили, что с бывшим парт-номенклатурщиком связываться не следовало. Я понял, действовать нужно самому. Был созван консилиум старых десантников. Коля предлагал пойти и разнести сермяжную редакцию. Мы с Олегом придерживались другого мнения. Оно подразумевало, что Пучков ходит на рынок за продуктами. Решение оказалось правильным. На другой день после прозрачного намека директор в кабинете разрывал пачку сотенных. Высчитав смехотворную сумму за набор на компьютере, за перевод текста на пленку, он вручил деньги под символическую расписку.

— Десантникам я верил, — нервно теребя бумаги, не уставая повторял он. — Почему не говорил, что служил в береговых войсках?

— Я служил в стройбате, при штабе, — распихивая стольники по карманам, пробурчал я. — Теперь представился случай сказать.

— Но я в расчете, в расчете, — заторопился Пучков.

В проем двери не мог втиснуться афганец Олег, подталкиваемый сзади необъятным Колей. Когда доходило до дела, про диван они забывали.

— Я все деньги отдал, — взвизгивал Пучков. — Это мои кровные. Зачем притащил их с собой?

— Никто не приводил, — забирая последние бумажки, пожал я плечами. — Они по своим делам. Спроси.

— По своим делам, — гаркнул из-за спины афганца Коля. — Прийти нельзя? Кто ты такой?

В кабинете запахло вонью, словно Пучков под сиденьем развел выводок скунсов. Для продажи в Пятигорск или в Прибалтику, куда частенько отлучался. После Колиного вопроса, молчаливого его подтверждения Олегом, директор опустился на стул, закрыл голову руками и задрожал плечами. Так закончилась попытка выпустить книгу за свой счет. Но как бы то ни было, дело сдвинулось с мертвой точки. Рукопись переведена на пленку, есть смысл «рвануть на пять тыщ как на пятьсот». Я ждал случая. В фильме Эльдара Рязанова «Жестокий романс» актер Проскурин, игравший купца, отвечает главной героине на просьбу спасти ее, что он дал слово, сделать ничего не может. Вся империя держалась на честном слове: дворянском, купеческом, даже мещанском. Никогда на холопском.

В августе страну облетела весть о гибели подводного атомохода «Курск». За две недели до нее в газете вышла моя статья о том, как относились и относятся к морякам руководители страны вкупе с министрами обороны. Тогда или тираж разошелся быстро, или, как в приснопамятные времена, его изъяли из продажи, но сразу после выхода еженедельник невозможно было отыскать. Кто-то словно подтолкнул написать перед трагедией. Путин отдыхал на побережье Черного моря, не удосужившись прервать отпуск. С его приходом положение в армии не изменилось, начиная с пренебрежения к военным, кончая выплатой им зарплаты.

— Зачем здесь стоишь? — спрашивали читавшие статью некоторые из клиентов. — Иди в политику, погоняй оборзевших золотопогонников с синекостюмниками. Заставь их повернуться лицом к народу. Работать на благо государства.

— Таких до кормушки не допускают, — морщился я от предложений. — Разве мало замоченных в подъездах правдолюбцев? Сам новый президент продолжает ходить на цыпочках, словно находится в глубоком тылу врага. Россия любит разрушать, потом строить, потому что энергия неиссякаемая. Космическая. Сейчас спит — сон Брахмы. Грянет гром, проснется. День Брахмы. А для нормальной жизни требуется золотая середина — утро или вечер, коих на Руси не видывали. Ценности у нас делятся на белые с черными. Когда начнут дробиться на разноцветные, тогда наступит не день или ночь Брахмы, а светлое утро России.

— Мудрено говоришь. Скоро станешь как все. Здесь нужны дела, но не философские притчи..

Пока выходили новости о «Курске», на рынке было спокойно. Месяца два валютчики платили дань редким наездам отморозков, поджидавшим жертв в темных подъездах. За время работы ни один мент, занимающий положение, не предложил устроить засаду. Парни отбивались кто чем, приползали с перевязанными головами, перебитыми носами, синяками под глазами. Снова включались в начинающую казаться странной карусель. Возникал вопрос, зачем тогда пахать, если большую часть заработанного отнимают. Так продолжалось до тех пор, пока не грянул гром.

Опять с Дона затянула песню низовка. Она продувала кожу на сапогах, забиралась под куртки с пристегнутыми поддевками. Нос, уши горели огнем. Дни стали короче, а ночи длиннее. В такое время пронесся слух, что бригадира скрутила ментовская служба безопасности. Правая рука начальника, лично собиравший с менял мзду. С десяток родственников на базаре, в других местах. Трехэтажный особняк, японский джип, собственное дело. Самому крутому из валютчиков делать нечего.

— Чем может провиниться верный пес перед хозяином? — В окружении менял пожимал плечами Бандыч, бывший ментовский начальник, за раз прокручивавший за приход не одну штуку баксов. Не брезговавший предлагать помощь по улаживанию неувязок. — Только тем, что с переедания с перепиванием обоссал и обосрал коврик в квартире с евроремонтом. Забыл, что из грязи да в князи. Вот и решили поставить на место.

Каким из способов насолил бригадир хозяевам, никто понятия не имел. Известно, что дыма без огня не бывает. Рынок обмена затаился, обсуждая детали ареста.

— Он не ожидал. Стоял возле двери ларька. Барсетка под мышкой, — объяснял потешный малый коллегам по профессии. — Подошли не один, предложили зайти в палатку. Призрак не понял. Его за рукава пуховика и во внутрь помещения. Ладони закрутили за спину. Призрак решил вырваться. Махнули подножку, в наручники заковали, пушку к виску. Призрак слюной исходил. Но ребята старались покруче. Пистолет отобрали, по схронам поскакали, наличку с запасом собрали. И увели. На Богатяновскую сухолечебницу.

— Где Хохол отдыхал, когда на фальшивой сотке приловили? Не ведомо, кто его в последний раз бомбанул?

— Таджик, возле нас отирался. Овощами, фруктами торговал. Жил через пару домов от Хохла. Тот погнал на рынок, таджик вломился в дом, выгреб, что смог разглядеть да нащупать. Смайнал на родину. Через год объявился. Хохол с претензиями. Когда прижал, чурка пообещал уладить.

— Отдал что-нибудь?

— Отдает…. По танцплощадкам бегает, русских бабцов трахает. А Хохол надеется на манну небесную.

— Пусть ждет. Может, он только на своих отвязывается. Как кто почернее, хвост обрубком до земли. С Украины, что ли?

— Оттуда.

— Приучили… Поедь туда, враз хохлы рога собьют.

— Тогда пускай сам разбирается. А бригадира захватили накрепко. Начальник уголовки на эту тему разговаривать не стал.

— Что ты хотел? Начальник подневольный. Звание не офицерское. Три Колодца за всю службу даже до старшины не дотянул. Когда пошел на пенсию, полгода заливал по черному. Столбы вокруг рынка все пообссыкал. Сразу запросился обратно.

— Теперь за начальником тенью. Прапорщика дали. Значит, сейчас у опера минимум пара звездочек. Но это их проблемы, туда лучше не заглядывать. Интересно, кого назначат на должность Призрака? Кормушка сытная.

— Поговорку знаешь — свято место пусто не бывает? Найдут, кого поставить.

— Лишь бы нас не разогнали. Идти, братцы, некуда. Избранный президент гнездо никак не замаскирует. В других странах новые главы берутся за обеспечение населения рабочими местами, у нас последние мастерские закрываются. «Ростсельмаш» по частям распродается. А у меня семья, двое детей.

— Плодиться надо вовремя, а не на власть обижаться. В России испокон веков жизнь ничего не стоила.

— Пошли лепить горбатого к стенке. Иначе в России останемся. В Калифорнии уже американских вывесок из-за красных плакатов не видать.

— Тамошние аборигены ограничения вводят. Наплыв как цунами.

— Кончай базар. Клиент оборота требует.

Разговоры не затихали до суда над Призраком. Рассказывали, он продал большую часть собственности. Не помогло. Отец, такой же комковатый крутолобый мужик в шестьдесят с лишним лет, продолжавший работать на валюте, обил нужные пороги. Бестолку. Суд приговорил бригадира к восьми годам лишения свободы. За незаконную торговлю валютой в особо крупных размерах. Место занял Аршин, длинный, худой меняла с края, на каком маячил Призрак. Спринтера, заместителя бригадира, не утвердили. Маховик намолота взялся раскручиваться по новой. Разница между валютчиками существовала в одном — в массе денег. Принцип оставался одинаковым.