Денарий кесаря - Санин Евгений
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не переставая показывать зубы, каждый из которых, отнеси его ювелиру, стал бы состоянием для Апамея, иудей стал спускаться по крутым ступеням. За ним проследовал сириец Гор, поглаживавший большой узелок, заткнутый за пояс.
- Кто будет составлять договор? - деловито спросил Хаим.
- Мой сын! – с гордостью отозвался Апамей, подталкивая Никодима к листу папируса и чернильнице.
Раскрасневшись от волнения, Никодим занял хозяйское место, осмотрелся и вдруг глаза его округлились от ужаса. На краю стола лежала недоконченная Келадом печатка. Это была свинцовая копия с купеческой геммы – фальшивая печать. Когда семье становилось особенно туго и не хватало даже обола на муку, отец брался за такие заказы для мошенников, занимавшихся подлогами. Работа была не только выгодной – платили, бывало, по пять драхм за штуку, но и очень опасной: в случае поимки изготовителю, как фальшивомонетчику, заливали горло расплавленным свинцом.
К счастью, иудея отвлек его раб – сутулый худой египтянин. Он только догнал своего господина и теперь что-то шептал ему. Сириец Гор, жмурясь, сидел на ступенях, предаваясь мечтам.
- Отец! – шепотом позвал Никодим, дрожащим пальцем показывая на край стола.
- О, боги! – лицо Апамея стало белее паросского мрамора. Он жестом подозвал Келада и прошипел: - Погубить меня захотел?
Парень охнул, сгреб печать в кулаке и метнулся к стене, из которой торчало бронзовое кольцо.
- Куда?! – в один голос вскричали отец с сыном.
Келад в растерянности остановился и, не зная, что делать, просто положил злополучную печать в рот.
Апамей с облегчением выдохнул и натянуто улыбнулся иудею:
- Прямо беда с ним! Семь амулетов разбил, и все ему мало!
- Все рабы одинаковы! – поморщился гость, принимая Келада за раба. – Думаешь, мой Сфинкс лучше? – поднял похолодевшие глаза на египтянина: - Иди… купи на дорогу лепешек!
- Ты уже посылал меня за ними! – осматривая запоминающим взглядом подвал, напомнил раб.
- Разве? – досадуя на себя, переспросил иудей. – А… мед?
- Ты ничего не говорил мне о нем!
- А сам не мог догадаться? – в голосе Хаима зазвучали торжествующие нотки, и Никодим понял, что он таким образом хочет на время избавиться от раба. – Ступай!
Египтянин недовольно подернул острым плечом и, бурча что-то под нос, вышел.
- Какой неприятный раб! – покачал головой Апамей.
- Увы – моя тень! – невесело пошутил иудей.
Желая поднять настроение гостю, Апамей принялся расспрашивать о семье, здоровье, новостях в мире. Тот с благодарностью ответил. Давний восточный обычай начинать любое дело издалека для обоих пришелся, как нельзя кстати.
О себе Хаим говорил без охоты. Родом из Синопы. Живет на острове Родос, у тестя. Сыну месяц. Жене восемнадцать лет. Здоровье? Откуда ему быть, если после изгнания цезарем Тиберием иудеев из Рима он три года служил в малярийной Сардинии…
- Кстати, о цезаре! – тут Хаим дал волю своему красноречию. – Недавно Тиберий едва не погиб! Да-да! Обрушился потолок виллы, где он пировал, и если бы его не прикрыл своим телом префект претория Сеян, как знать, чей профиль был бы теперь на монетах! Что еще нового? В Фиденах в разгар представления рухнул амфитеатр – пятьдесят тысяч трупов! В Риме дотла выгорел Делийский холм, уцелела лишь статуя Тиберия, из-за чего холм спешно переименовали в Священный. Понтий Пилат, назначенный недавно прокуратором Иудеи, учинил неслыханную резню близ Иерусалима. Несчастливый год! – заключил гость и, обведя помрачневшие лица, ловко пустил беседу в другое русло: - Одна радость – это твой дом! Мне так и не терпится купить его и осмотреть, чтобы сделать кое-какие перестройки...»
6
- Что ты задумал? - заметив это, с тревогой спросила Настя.
Звонок в дверь остановил Василия Ивановича на полуслове.
- Это участковый врач! – воскликнула Настя и остановила сделавшего попытку встать мужа: - Лежи-лежи, не вставай!
Всегда избегавшая открывать дверь кому-либо, кроме мужа, она сама бросилась в прихожую и вскоре вернулась с невысоким полным мужчиной, который с порога приветливо улыбнулся больному:
- Опять сердечные дела? – подходя, спросил он.
- Да, но уже все прошло…
- Сейчас посмотрим!
Врач, глядя на часы, проверил пульс Василия Ивановича, затем долго и внимательно слушал его стетоскопом.
- Вы правы – ритм, и правда, нормальный! - радостно, будто это у него самого прошла аритмия, наконец, согласился он.
- Но приступ, действительно, был, - виновато сказал Василий Иванович и осторожно спросил: – А освобождение на денёк можно у вас получить?
Врач взял со стола ленту ЭКГ, бегло пробежал по ней опытным взглядом и болезненно сморщился:
- М-да… Денёк, говорите?
Он раскрыл свою докторскую сумку, достал бланк больничного листа и, заполнив, протянул Насте:
- Минимум десять дней отдыха и покоя! Причем, первые три дня следите, чтобы он меньше у вас вставал!
- Какой приятный врач! Не то, что тот «красавец» со «скорой»… – проводив участкового терапевта, похвалила Настя. Затем взяла в руки отложенный карандаш, тетрадь и с готовностью взглянула на мужа: - На чем мы остановились?
Василий Иванович посмотрел на нее, на пишущую машинку и, подумав, сказал:
- Знаешь, кажется, мы делаем двойную работу. Мне все равно ведь потом все это перепечатывать.
- И что же ты предлагаешь? – насторожилась Настя. - Предупреждаю – садиться за стол я не дам. Слышал, что врач сказал?
- А я и не собирался садиться, - примирительно ответил Василий Иванович. - Я – лежа! Подушку повыше, машинку на живот. Отпечатаю то, что тебе надиктовал. И дальше пойду уже начисто.
- Ладно, - понимая, что другого им все равно ничего не остается, вздохнула Настя и, решив, чтобы хоть что-то было так, как она хочет, решительно заявила: - Но сначала я принесу тебе в постель чай с бутербродами!
Позавтракав, Василий Иванович, с помощью жены, устроился поудобнее, вложил в машинку два экземпляра и невольно усмехнулся:
«Надо же! Вымолил-таки время для повести! Причем, просил три-четыре дня, а получил целых шесть, включая сегодняшний!»
Но не прошло и минуты, как от шести дней осталось пять.
Виной тому был директор школы, который, позвонив, сначала осведомился, что случилось с его лучшим учителем, а потом сказал, что в пятницу приезжает комиссия во главе с замом министра.
- Скажи, что ты на больничном! – догадавшись, о чем идет речь, замахала руками Настя. И Василий Иванович послушным эхом ответил:
- Простите… Но я - на больничном…
- Ничего страшного! Я подменю вас, - обычно и слушать не желавший о внеурочных отпусках и отгулах, не стал возражать директор. – Но в пятницу, будьте добры, придите, пожалуйста, в школу хотя бы на один показательный урок и повторите свой прекрасный рассказ о Максимиане Фракийце!
- Максимине! – поправил Василий Иванович и с недовольством уточнил: – Но почему это о нем? У меня и без него есть о чем рассказать детям!
- Дело в том, что, на мой взгляд, это ваш самый удачный рассказ, и я не смог удержаться, чтобы не сказать заместителю министра, что вы прочитаете именно его! Ведь это – такая палитра красок! – восторженно объяснил директор, подменявший, очевидно, в этот день учителя рисования.
- Со мной бы хоть посоветовались! – проворчал Василий Иванович. - А впрочем… - он неожиданно улыбнулся и подмигнул жене. – Будет вам рассказ о Максимине Фракийце! И еще кое-что, о чем вы даже не подозреваете!
После разговора с директором Василий Иванович выдернул из машинки два экземпляра и добавил к ним третий.
- Что ты задумал? - заметив это, с тревогой спросила Настя. – И зачем тебе три экземпляра?
- Да так, - уклончиво от ответа на первый вопрос Василий Иванович, а на второй прямо сказал: - Чтобы читать эту повесть детям!
Настя с ужасом посмотрела на него:
- Ты с ума сошел! Да с тобой после этого, знаешь, что могут сделать? Ты что – хочешь, чтобы я передачи в тюрьму носила? Или чтобы тебе кололи галоперидол ежедневно?
