Я - Джеки Чан - Джеки Чан

Итак, каскадеру предстояло оттолкнуться ногами в самый момент удара, а затем пролететь в воздухе от рывка натянутого троса. После этого он ударится оземь, ощутив всю силу падения после двадцатифутового полета.

Такого трюка еще никто не выполнял, а бетон, на который предстояло приземлиться каскадеру, отнюдь не выглядел мягким.

- Ладно, кто за это возьмется? - подбоченившись, спросил Ли.

На площадке воцарилось молчание: все прикидывали вероятность того, что они останутся после такого трюка целыми и сравнительно невредимыми. Я оказался менее терпеливым - и, быть может, более отчаянным, - чем остальные каскадеры. Сделав шаг вперед, я кивнул Брюсу, дав ему понять, что исполню это падение, лишь бы камеры вновь заработали. Стоять без дела было слишком тоскливо.

Надев крепления, я оценил возможные варианты. Этот трюк ничуть не походил на тот прыжок назад, который я когда-то выполнил. Трос дернет меня очень резко, и я никак не смогу предугадать, насколько быстро и в каком направлении меня понесет. В свободном падении мне не удастся изменить положение тела, и, кроме того, сама идея заключалась не в том, чтобы безопасно приземлиться, а в том, чтобы жестко рухнуть на землю. Желательно так, чтобы не убиться.

Мы заняли свои места, и оператор дал сигнал о том, что мы готовы к съемке. Брюс убедился, что мои крепления не видны в кадре, и воспользовался этой возможностью, чтобы шепнуть мне на ухо:

- Удачи, парень.

Затем он крикнул: "Мотор!" Вообще говоря, эту команду должен был подавать режиссер, но в это время Ло слушал свое радио и полностью удовлетворялся положением постороннего наблюдателя. Когда тяжелая нога Брюса коснулась моей почти не защищенной груди, я напрягся, а стоявшие позади нас каскадеры изо всех сил дернули за трос. Крепления стиснули мою грудную клетку так сильно, что из легких тут же вылетел весь воздух, и я полетел назад. Когда я врезался в двери, раздался треск рвущейся бумаги и деревянных планок. А потом... Падаю, падаю, падаю...

Нечто вроде внутреннего радара подсказало мне, что я вот-вот ударюсь о землю. Я расслабил все мышцы, слегка свернулся, чтобы не приземлиться на позвоночник, шею или одну из конечностей.

Ощущение было таким, словно меня сбила машина! Все тело пронзила боль, и я едва не закричал. Однако крик означал бы, что все придется повторять снова, а я совсем не собирался это делать. Я стиснул челюсти и постарался не обращать внимания на красноватую дымку, которой наполнилась голова

Думаю, я потерял сознание - совсем ненадолго, так как, когда я снова открыл глаза, под мою голову уже подложили свернутое одеяло, а рядом с озабоченными лицами стояли Брюс, Само и Ло Вэй.

- Очень хорошо, - сказал Брюс, позволив себе одну из редких улыбок. Снято!

Само просто фыркнул, но я понимал, что произвел на него впечатление.

Ло, которому пришлось покинуть свое привычное место, вновь забрался в режиссерское кресло после того, как помог мне приподняться и сесть.

- Неплохо, малыш, - сказал он. - Очень неплохо.

Было чрезвычайно приятно выслушивать похвалы от тех трех людей, которые так много значили для меня в тот период жизни, - от Самого Старшего Брата, "режиссера-миллионера" и величайшей в мире китайской кинозвезды.

Но тогда я еще не подозревал, что за мной наблюдает и кое-кто еще - он стоял в сторонке и не торопился представиться мне. Это был администратор "Организации Китая" - еще одного гиганта кинопромышленности эпохи Братьев Шоу. После подъема "Золотого урожая" и других "независимых" компаний "Китай" предпочел свернуть съемки фильмов и сосредоточиться на перепродаже. В результате чиновники "Китая" часто появлялись на площадках "Золотого урожая" в поисках выгодных сделок.

Этот администратор был хорошо известен как искусный кинооператор и очень добросердечный человек Уроженец Малайзии, он перебрался в Гонконг в поисках удачи и нашел ее в кино, быстро переместившись из обычной массовки в число сливок кинематографического сообщества.

У него было особое чутье на фильмы и восходящие таланты, и я думаю, что нечто во мне - некрасивом пареньке с большим носом и безрассудным пренебрежением к собственной жизни - его заинтриговало. Позже он вспомнит обо мне в самый подходящий момент, и наша дружба сотрясет кинопромышленность Гонконга до самого основания - а также в корне изменит жизнь обоих.

Его звали Вилли Чан. И если сегодня я действительно стал суперзвездой, то за это нужно благодарить именно его.

Мне кажется, я должен рассказать еще кое-что о Брюсе Ли как человеке. Я не могу сказать, что мы были близки; у него вообще было не так много близких людей, так как он был крупной звездой, а мы - практически никем. Однако у него было одно замечательное качество: хотя мы почти не знали его, он был очень добр к нам, маленьким людям. Его не волновало то, какое впечатление он производит на больших боссов, но о нас он заботился.

Мне вспоминается один случай, который произошел несколько лет спустя, когда я работал каскадером на съемках фильма "Появляется Дракон" - той киноленты, с которой Брюс Ли во всем своем величии вернулся в Соединенные Штаты (кто-то уверял меня, что Брюс лично попросил, чтобы меня пригласили на съемки, но, думаю, теперь мне уже никогда не узнать, правда ли это).

Итак, в конце этого фильма есть сцена, в которой Ли проникает в подземное убежище господина Ханя, неблагодарного, Вероломного и злобного сына Храма Шаолинь. Лагерь представляет собой настоящий лабиринт темных коридоров, битком набитый приспешниками Ханя, и Брюсу приходится прокладывать себе долгий путь к логову самого Ханя.

Эту сцену наверняка запомнил каждый, кто смотрел этот фильм: Брюс в окружении двух десятков противников вынимает свои нунчаки - смертельно опасное оружие, представляющее собой вращающиеся палки, соединенные цепью, которые он прославил на весь мир.

Головорезы пытаются сбить Брюса с ног, но все они, один за другим, терпят неудачу. Брюс вновь одерживает победы вопреки невероятному перевесу противника в силе. Самым последним свою порцию получаю я. На репетиции мне сказали, что он легонько ударит меня, я свалюсь так, словно потерял сознание, а затем он немного попозирует перед камерой и вновь бросится вперед.

Что ж, все это были лишь предположения!

Как только заработал мотор, у нас обоих, похоже, произошел всплеск адреналина: я помчался на него, он завертелся на месте, и - бах! БAX! - его палка врезалась мне прямо в лицо.

Пока он позировал перед камерой, я лежал на полу, пытаясь не издать ни звука и не позволить рукам обхватить раскалывающуюся голову. Вы не поверите, как мне было больно! Вспоминая этот случай, я ощущаю ту боль даже сейчас, десятилетия спустя.

Но Брюс прекрасно понимал, какую ошибку он сделал. Как только камеры были выключены, он отбросил оружие, подбежал ко мне, поднял с земли и сказал: - Прошу прощения, прошу прощения!

До самого конца дня он то и дело посматривал на меня и повторял: "Прошу прощения", так как мое лицо распухло, как морда бурундука...

Из всего, что он сделал, из всех совершенных им чудес я больше всего восхищаюсь той добротой, какую он проявил в тот день.

"Но что же фильмы Брюса? - спросите вы. - Как же его наследие?"

Да, сегодня, просматривая те фильмы, я говорю самому себе, что это настоящие шедевры. Они стали образцом для всех последующих произведений этого жанра. И к тому же они являют собой свидетельства того, что Брюс смог бы сделать в будущем, если бы не ушел таким молодым.

Его талант и сила личности позволили бы ему снять такие фильмы, которые стали бы классикой всех времен.

Но его жизнь прервалась, прежде чем такая возможность появилась.

Я смотрю фильмы Бастера Китона и Гарольда Ллойда, Чарли Чаплина, Джин Келли, Фреда Астера - и я говорю: "Вот это да!" Это классика, и они остаются великими даже в наши дни. Однако фильмы Брюса похожи на семена, которые не успели пустить ростки.

Я прошел долгий путь и снял фильмы, которыми, как мне кажется, можно по-настоящему гордиться. Я не знаю, станут ли они классикой после моей смерти - думаю, на этот вопрос может ответить только время.

Но даже сегодня люди пытаются сравнивать нас, меня и Брюса, и в результате мы оказываемся соперниками.

Трудно придумать нечто более нелепое. Есть вещи, на которые он был способен, а я нет; есть и другие, которые могу сделать я, но не мог он.

Но, знаете, мне никогда не хотелось быть новым Брюсом Ли.

Я просто хотел стать первым Джеки Чаном.

После съемок "Яростного кулака" я отчетливо осознал одно: меня тошнит от необходимости лизать кому-то зад. Простите меня за резкость, но это правда. Даже будучи высококлассным каскадером, я полагался на милость многих других режиссера, продюсера и, в особенности, постановщика трюков.