Я - Джеки Чан - Джеки Чан

Перемены - единственная постоянная штука в этой жизни. Итак, мне, скорее всего, следовало ожидать, что все вновь перевернется с ног на голову, как только я вернусь к прежней жизни и опять почувствую уверенность в себе.

- Что ты имеешь в виду: "нет работы"? - переспросил я, и Само передернуло. Такая реакция была для него редкостью, и я понял, что он не просто раздувает из мухи слона. - Дела на студии идут не очень хорошо, признался он. - С тех пор, как умер Брюс... Это подкосило "Золотой урожай". Знаешь, они просто прервали несколько проектов. Сейчас они почти не снимают фильмов с боевыми искусствами - пошли одни комедии...

Я застонал. Он был прав. В последнее время список снимаемых фильмов стал намного короче, и все больше картин "Золотого урожая" приходили извне и представляли собой дешевые поделки независимых компаний. Хотя я получал работу достаточно регулярно - помогал Само - и исполнял опасные трюки, новых возможностей выдавалось все меньше и меньше. Мне уже было довольно трудно держаться на плаву. Моя уверенность в себе пошатнулась еще во времена съемок "Маленького Тигра" и опустилась еще ниже, когда была распущена компания "Да Ди". Я всегда считал себя счастливчиком, но, возможно, истина заключалась совсем в противоположном - в том, что я приносил неудачи всем окружающим.

- Так что ты хочешь этим сказать, Само? - спросил я в надежде, что он не произнесет того, что, как я уже понимал, ему придется сказать.

- Я хочу сказать, что у нас проблемы, - ответил он. - Слушай, можешь мне поверить: я даю тебе всю работу, какую только могу найти. Я понимаю, что этого недостаточно, но не могу сделать большего. Честно говоря, сейчас я беспокоюсь даже о своей работе...

Я откинулся на спинку кресла. Мы сидели в конторе "Золотого урожая", стены которой были украшены картинами и памятными сувенирами из прошлых фильмов. Слава минувших дней. - Что же мне делать? - промолвил я.

- Что всем нам делать? - поправил он. - Если дела и дальше так пойдут, все мы будем ночевать в сточной канаве. Черт возьми, здесь опять становится так людно, словно мы не прогнали добрую половину каскадеров, которые тут болтались. Послушай-ка, Младший Братец...

Он взглянул на меня, и его лицо стало очень серьезным. Это были уже не привычные отношения соперничества и потасовок между Само и Ло, а разговор между Старшим и Младшим Братом - это был хэн дай.

- Хочешь один совет? Я думаю, тебе стоит вернуться к родителям. У тебя есть чудесный австралийский паспорт, ты можешь уехать в любой момент. Поезжай сейчас - и ты избавишь себя от серьезной душевной боли, Ни у кого другого нет такой возможности. Если развалится весь кинобизнес, мы пойдем ко дну вместе с ним.

Я еще глубже вжался в кресло. Он поднялся, похлопал меня по плечу, и это было, пожалуй, самым бурным проявлением привязанности, какое он когда-либо позволял себе по отношению ко мне.

- Когда-нибудь все непременно опять наладится, - добавил он. - И ты всегда сможешь вернуться, когда это случится. Если повезет, я все еще буду здесь. И я навсегда останусь твоим старшим братом.

Затем он развернулся и вышел из комнаты. Мне показалось, что вслед за ним двигалось мрачное облако. Само дал мне хороший совет, но с этим было слишком тяжело смириться. Я сказал отцу, что подписал контракт, но не пробыл в Гонконге еще и года, и потому не мог сообщить ему, что срок контракта уже истек. К тому же я просто не мог явиться к нему с признанием в полном провале. После всего того, через что мне довелось пройти, я скорее пойду убирать мусор, чем вернусь в Австралию с поникшей головой.

С другой стороны, делать мне было нечего, а на оставшиеся у меня деньги я мог продержаться всего неделю. Теперь я вообще жалел, что вернулся, оставшись в Австралии, я, быть может, умирал бы от скуки, но, по крайней мере, не от стыда. И не от голода.

Возвращение в свою квартиру превратилось для меня в настоящую пытку: казалось, весь город насмехается надо мной своей бурной жизнью и суетой, переходящими из рук в руки деньгами и деловыми заведениями, расцветающими прямо на глазах. В те дни Гонконг стремительно развивался и превращался в одну из финансовых столиц мира. Такая ирония судьбы вызывала у меня во рту горький привкус.

Вернувшись домой, я рухнул на матрац. Отчаяние лишило мой организм последних сил, и я даже не пошевелился, услыхав легкое постукивание.

Кто-то стучал в дверь...

Я уже не мог припомнить, когда принимал гостей в последний раз. Домовладелец и его внучка стучали совсем иначе, и это не мог быть никто из моих приятелей-каскадеров. Я подумал, что это может быть кто-то из тех, кому я должен деньги, но потом решил открыть двери, невзирая ни на что.

Я никогда не догадался бы, что увижу. Вернее, кого.

- О Чан... - приглушенно выдавил я.

Она стала старше, чуть выше и еще прекраснее, если только это было возможно. Модная одежда, прическа и косметика - она была уже не девочкой, а молодой женщиной.

- Юань Ло, - откликнулась она.

Мне хотелось сказать, что я скучал без нее и не надеялся, что мы когда-нибудь увидимся. Мне хотелось сказать, что я по-прежнему готов отдать все ради того, чтобы быть с ней.

Но я просто сделал шаг в сторону, пропуская ее в комнату.

- У тебя очень мило, - сказала она.

Я посмотрел на грубую самодельную мебель, на потрескавшуюся оконную раму и старый матрац на полу.

- Не очень-то, - возразил я.

- Но это твой дом. И здесь действительно мило, - сказала она.

Придвинув стул, я жестом предложил ей сесть. Все, что мне хотелось сказать, уже вылетело из головы. Мне удалось выдавить только одно слово:

- Как?..

Она поняла, что я имею в виду:

- Я... я искала тебя на студии, встретила там одного из твоих приятелей... Он сказал, что ты пошел домой.

Я опустился на постель со скрещенными ногами.

- Да, сегодня я ушел рано, - пробормотал я.

Она поднялась, медленно подошла ко мне и присела рядом. Так близко, что я почувствовал тепло ее тела.

- Юань Ло, он рассказал мне... о твоих проблемах, - нежно сказала она. - Я понимаю, как тебе сейчас тяжело. И я хочу, чтобы ты знал, что... что я верю в тебя. - Она положила ладонь на мою руку.

Я ощутил в ее голосе сочувствие - нет, не жалость, а сопереживание, - и не мог этого выдержать. Я отнял свою руку.

- Веришь в меня? - выкрикнул я. - Веришь в ничтожество? Все, что сказал твой отец, - чистая правда! Я просто нищий каскадер, у которого нет ни будущего, ни работы, ни права быть рядом с такой, как ты.

Казалось, она была потрясена. Затем она погрустнела.

- Юань Ло, не говори так! Ты замечательный и талантливый, очень талантливый. Когда-нибудь ты добьешься успеха, просто... просто твое время еще не пришло...

- И когда же оно придет? - спросил я. - О Чан, что ты делаешь здесь? Твое место - на сцене, в свете огней, или на прогулке с кем-то красивым и богатым, или в твоем большом доме, рядом с родителями. Так или иначе, я все равно уезжаю с этого острова. И мне не нужна твоя жалость. Не нужна твоя доброта. Мне вообще ничего не нужно.

Она смотрела на меня своими восхитительными глазами, которые сейчас затуманились слезами:

- Ты уверен, что тебе вообще ничего не нужно?

Она вынула кошелек, достала из него что-то обернутое в тонкую бумагу и положила рядом со мной.

Некоторое время мы оба молча смотрели на сверток. Мелко дрожа, я протянул к нему руку и развернул пакет. Там была пачка новеньких, хрустящих бумажек - двадцать тысяч гонконгских долларов. Почти треть стоимости моей квартиры.

Я аккуратно свернул деньги и протянул ей.

- Я не могу это взять, - сказал я.

В ее глазах внезапно вспыхнул огонь, и она заговорила с такой страстностью, какой я никогда прежде в ней не замечал. - Юань Ло, я знаю, что у тебя нет денег. Если ты хочешь вернуться к родителям, тебе нужен билет! Неужели ты станешь просить их оплатить его? Ты этого хочешь? По моим щекам вдруг покатились слезы. Мои родители, которые всю свою жизнь тяжко трудились и по-прежнему работали, несмотря на преклонный возраст, - я не мог пойти на унижение и клянчить у них деньги, я вообще не мог вернуться к ним с печатью неудачника на лице! Я не вымолвил ни слова, но О Чан поняла, что происходит в моей душе. В тот миг я осознал, что нам никогда не быть вместе, и все же наши отношения всегда будут оставаться особыми. Я потянулся к ней, мы крепко обнялись и поцеловали друг друга - но этот поцелуй длился всего мгновение.

Это мгновение пролетело, и она вновь сунула мне в руку сверток, легонько прижав его к ладони.

- Вернешь, когда станешь богатым и знаменитым, - сказала она. - Я знаю, что это обязательно случится. Думаю, это неплохое капиталовложение. - Она улыбнулась, и в комнате посветлело.

Охваченный чувствами, я приподнял постель и вынул из-под нее свой паспорт.

- О Чан, - сказал я. - Вернись домой и собери вещи. Поедем со мной в Австралию. Мои родители полюбят тебя, а я... - я...