Блеск жемчуга - Кэтрин Стоун

Майлс Бартон улыбнулся; казалось, в его глазах появился интерес, и сердце Джулианы, и так сильно бившееся из за голода, застучало еще сильнее от надежды. Наверное, он считает ее предложение глупым, но он же собирался помочь.

- Я боюсь, вы неправильно поняли мое предложение. Меня вовсе не интересует бизнес, Джулиана. Мне нужна любовница.

В Гонконге в 1966 году такое предложение не считалось неприличным. У богатых англичан часто бывали китайские содержанки. Это было вполне приемлемо для общества и вполне справедливо, так как все были довольны - мужчина, любовница и даже жена мужчины - аристократка, вышедшая за него исключительно по соображениям выгоды.

- Только на девять месяцев, - пояснил адвокат. - Потом я навсегда возвращаюсь в Англию. Однако до тех пор, а также еще четыре месяца после моего отъезда я обеспечиваю вам комфортабельную двухкомнатную квартиру, еду и одежду. И, в той мере, насколько это не будет мешать выполнению ваших обязанностей по отношению ко мне - при разумных запросах, - я помогу вам с вашим бизнесом.

Сердце Джулианы на секунду остановилось, сейчас ее голодный мозг произнесет свое упрямое заклинание, а в следующую секунду она умрет. Но ей нельзя было умирать - она должна была выжить ради Мейлин.

Джулиана Гуань снова оказалась в чужой стране, но она отлично понимала язык Майлса Бартона: он желал купить ее душу.

- Приемлемы ли эти условия для вас, Джулиана?

«Нет! нет!» - мысленно кричала она. «Да, - ответило ее сердце, снова забившись ровно и спокойно, подчиняясь своей судьбе. - Да, ради моей дочери я продам душу».

И когда через секунду Джулиана ответила на его вопрос, ее голос звучал спокойно и холодно:

- Не совсем.

- О? - ответ слегка удивил Майлса. Но это было естественно: содержанки всегда выдвигали свои требования - бриллианты, украшения, платья, еженедельные светские выходы. - Что же еще?

- Британское гражданство для моей дочери.

- Только для нее? А для вас?

- Нет, только для нее. - Уже тогда Джулиана знала, что никогда не покинет Гонконг. Это был ее дом, здесь она впервые испытала любовь…

О Гарретте она не думала. Узнай он о ее положении, он в ту же секунду мог послать ей целое состояние. Ей достаточно было позвонить.

Но она никогда не станет звонить, ибо каково будет наказание на этот раз? Жизнь Мейлин? Или Алисон?

Двухкомнатная квартира оказалась просто роскошной, и Джулиана с Мейлин были в полной безопасности и тепле. Джулиана решила, что пока все кончилось достаточно хорошо: Майлс Бартон не обижал ее, его сексуальные наклонности были вполне обычными. Он даже установил такое расписание их встреч, чтобы Мейлин в это время спала.

Он был чрезвычайно культурен.

Но… ее тело было любовным даром Гарретту, и только ему, а теперь оно принадлежало только их драгоценной дочери. Никто другой не должен был узнать его тайны и прелести.

Джулиана пыталась убедить себя, что она продавала тело самому блестящему адвокату Гонконга так же, как продавала платья гонконгским модницам. Все это были только сделки, и ничего больше. И все таки каждый раз, ложась с ним в постель, она что то теряла - надежду, душу, сердце.

Она не ненавидела его. А за что? Ведь он спас жизнь ее дочери. Она заплатила очень большую цену… и все таки незначительную в сравнении с ценностью Мейлин.

Наконец прошли девять месяцев, показавшиеся Джулиане вечностью. Накануне своего отбытия в Англию Майлс Бартон вручил ей обещанный британский паспорт для Мейлин и напомнил о другой части сделки: квартира оставалась за ней еще четыре месяца.

Однако Джулиана отказалась: ее бизнес шел достаточно хорошо, чтобы она смогла выжить самостоятельно. Хотя этот отказ означал лишние расходы на жилье, Джулиане больше всего на свете хотелось переехать в квартиру, пусть скромную, но свою, не напоминавшую о той цене, которую ей пришлось заплатить за спасение жизни Мейлин.

Задолго до того, как она была в состоянии понимать, Мейлин уже знала о матери все - это было чувственное знание, прекрасное полотно, сотканное из звуков и цветов, вкуса и запаха, осязания и мягкого, колдовского ощущения любви.

- Я люблю тебя, Мэймэй. - Таков был постоянный рефрен. А когда Мейлин оказалась достаточно взрослой, чтобы спросить об отце, первыми словами, слетевшими с губ Джулианы, были: - Он тоже любит тебя.

- Но где же он?

- На Небесах. Мы не можем его видеть, любовь моя, но он с нами, всегда с нами, он любит нас и защищает, он улыбается, глядя на нас.

Мейлин хотела узнать все подробности об отце, любила слушать рассказы о нем; при этом ее лицо преображалось, озаряясь лучами счастья.

Джулиана говорила Мейлин всю правду: как и где они встретились, как любили друг друга и как сильно он любил бы свою маленькую девочку. А чтобы он был для Мейлин как можно более реален, Джулиана сказала, как его зовут, - Гарретт Уитакер.

Остальное было ложью. Она сделала Гарретта англичанином, который вскоре после их встречи должен был вернуться в Англию, а потом, уже на пути в Гонконг, внезапно умер.

Мейлин знала все памятные места своих родителей. И когда они поднимались на Пик Виктории, пересекали залив на пароме в Цзюлун, Мейлин чувствовала его присутствие, верила, что за вторую руку ее держит отец.

Когда Мейлин подросла, она еще сильнее ощутила невидимое присутствие отца в своей жизни: она была живым свидетельством его любви, но чудесные качества, доставшиеся ей от него, стали предметом насмешек одноклассников. У нее были темно зеленые глаза, она была высокой и у нее была белоснежная, а не золотистая кожа. Кроме того, ее черные волосы слегка вились, а черты лица были хоть и красивыми, но чужими, неправильными, нечистыми. Ее одноклассники не сомневались: мать Мейлин была шлюхой, а отец - матросом, искавшим развлечений в Гонконге.

Эти насмешки глубоко ранили юное сердце Мейлин, но она переживала не столько за себя, сколько за своих родителей, чья любовь так несправедливо оплевывалась ее сверстниками. Сначала она храбро пыталась возражать: «Он был англичанином и любил нас!» Но это привело только к тому, что вместо шлюхи ее мать стали называть любовницей англичанина. Кроме того, Мейлин поняла, что все это не меняло отношение к ней; у нее действительно была смешанная кровь, и казалось, одно это давало право любому встречному стыдить ее, издеваться и оскорблять.

У Мейлин не было друзей, но это не волновало ее; ведь у нее была мать, и она знала правду: Мейлин была Дочерью Великой Любви.

Девочка научилась лицедействовать, скрывать ото всех свои чувства. Особенно от матери, которую так любила.

- Ты лгала мне! - Номер «Форчун» дрожал в руке Мейлин. - Это ведь он, разве не так? Это мой отец!