Могучая крепость - Дэвид Вебер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Здесь на самом деле было уже не совсем правильным термином», — подумала про себя Шарлиен. «Рассветный ветер» вышел из Эрейсторской Бухты во время послеполуденного прилива. В данный момент он прокладывал свой курс — медленно, особенно для кого-то, кто имел опыт полёта на разведывательным скиммере Мерлина — в западную половину Дельфиньего Плёса, и он не был виверной, способной игнорировать рифы, отмели, острова, течения и неблагоприятные ветры. Если им повезёт, и, если «Рассветный ветер» сумеет — о, маловероятное событие! — избежать каких-либо серьёзных штормов и совершит относительно быстрый для этого времени года переход, он сможет преодолеть семьдесят триста морских миль до Черайаса «всего» примерно за десять пятидневок.
Шарлиен ненавидела — откровенно ненавидела — то, что Стейнейр так долго застрял на борту корабля, и всё же она была вынуждена согласиться с ним в том, что на самом деле у них не было большого выбора. Для рукоположенного главы Церкви Черис было важно посетить все земли новой империи, и, в отличие от Церкви Господа Ожидающего, Церковь Черис с самого начала постановила, что её епископы и архиепископы должны быть постоянными жителями своих епархий. Вместо кратких ежегодных визитов к душам, вверенным их попечению, они должны были каждый год совершать один — единственный — визит на ежегодное собрание Церкви Черис. Остальное время они должны были проводить дома, заботясь о духовных потребностях своих собственных и своей паствы, сохраняя сосредоточенность на том, что действительно важно. А ежегодное собрание Церкви должно было каждый год проводиться в другом городе, и было запрещено проводить его постоянно в одном месте, которое неизбежно постепенно стало бы имперским городом[3] — черисийским эквивалентом города Зиона.
Это означало, что Архиепископ Черисийский должен был путешествовать большую часть года так же, как и любой из подчинённых ему прелатов. Для любого Великого Викария было бы немыслимо совершить такое же путешествие и подвергнуть себя всем изнурительным усилиям, связанным с ним — или, если уж на то пошло, неизбежным опасностям, исходящим от ветра и погоды, и присущим таким длительным путешествиям — но Мейкела Стейнейра это устраивало. Чем больше и многочисленнее были различия между Церковью Черис и Церковью Господа Ожидающего, тем лучше, по многим причинам, которые его интересовали, и он был полон решимости твёрдо выстроить эту модель. Достаточно твёрдо, чтобы ни один его преемник, строящий империю, не счёл бы, что эту традицию легко разрушить.
Его нынешнее турне было частью создания этой традиции. И всё же оно было чем-то большим, потому что он был полон решимости лично посетить каждую столицу каждой политической единицы Черисийской Империи — и настолько много крупных городов, насколько он мог справится. Как ворчливо заметил Волна Грома перед его отъездом в Изумруд, во многих отношениях это был кошмар со стороны безопасности. Одному Богу известно, сколько Храмовых Лоялистов с удовольствием воткнули бы что-нибудь острое и остроконечное между рёбер «Архи-Еретика Стейнейра», как окрестили его сторонники Лоялистов, но их число должно было быть огромным. Однажды такая попытка уже имела место быть, прямо в его собственном соборе. Кто знал, какие возможности могут возникнуть — или могут быть созданы — в каком-то другом соборе? С другой стороны, он был прав. Он должен был установить такого рода личный контакт с как можно большим количеством духовенства новой Церкви, если ожидал, что это духовенство согласится с тем, что он действительно заботится о его проблемах, его заботах, его мучительных кризисах совести, так как это удовлетворяло духовным требованиями раскола.
«И ему действительно не всё равно, — подумала Шарлиен. — Он действительно так думает. Он понимает, о чём он их просит. Я не верю, что кто-то, не полностью ослеплённый нетерпимостью и ненавистью, мог бы не понять этого через пять минут в его присутствии, и именно по этой причине он должен это делать, однако я действительно хочу запереть его в целости и сохранности в Теллесбергском Соборе и Архиепископском Дворце».
— Значит, ты, по крайней мере, доволен Изумрудом. Когда речь идёт о Церкви, я имею в виду — сказал Кайлеб, и Стейнейр кивнул.
— Я не думаю, что у изумрудцев князя Нармана столько же… огня в груди, так скажем, как у нас дома, в Теллесберге, — сказал он. — С другой стороны, это и не они были теми людьми, которых «Группа Четырёх» намеревалась изнасиловать и убить. В то же время, однако, в первую очередь, я был глубоко удовлетворён тем, насколько ясно люди в Изумруде уже осознали фундаментальное разложение, которое позволило «Группе Четырёх» прийти к власти. Во всяком случае, для меня становится всё более очевидным, что многие — на самом деле, я испытываю искушение сказать большинство, если это не тот случай, когда я позволяю своему собственному оптимизму ускользнуть от меня — Изумрудские церковники увидели разложение Храма задолго до того, как Нарман решил присягнуть на верность вам двоим. И, поверьте мне, те, кто поняли это, знают, что они могли бы стать следующей мишенью Клинтана, даже если бы они не были ею в первый раз. На самом деле, я прихожу к выводу, что в большинстве мест мы можем обнаружить более масштабную приверженность движению Реформистов, чем мы первоначально предполагали.
— Приверженность Реформистам, — повторил Кайлеб, и Стейнейр снова кивнул, гораздо более спокойно, чем, как подумала Шарлиен, она сама смогла бы ответить на тот же вопрос.
— Шаг за шагом, Кайлеб, — спокойно сказал архиепископ. — Шаг за шагом. Мерлин был прав, когда сказал, что Бог может проникнуть сквозь щели, когда захочет, но я думаю, нам придётся позволить Ему сделать это, когда Он сам решит. Во-первых, давайте исправим грубые, очевидные злоупотребления. Как только у нас появится привычка по-настоящему задумываться о вопросах доктрины и церковной политики, настанет время начать предлагать… более существенные изменения.
— Он прав, Кайлеб, — тихо сказала Шарлиен. Кайлеб посмотрел на неё, и она, протянув руку, коснулась его лица. Это был разговор, который они вели достаточно часто, и она знала, как горько задевало его чувство ответственности то, что он буквально не осмеливался сорвать маску, обнажить всю отвратительную степень лжи и извращённой веры, которые были всем основанием Церкви Господа Ожидающего. Не делать этого должно было стать по-настоящему высшим испытанием в его
